на то, что мы могли встречаться с Маргаритой чуть меньше суток в месяц. У меня было много времени на то, чтобы пережить каждое свидание и подготовиться к следующему. Не знаю, считаются ли такие встречи отношениями на расстоянии, учитывая, что, в общем-то, географически мы рядом. Обычно к таким связям относятся скептически (насколько я могу судить по прошлой жизни и молодёжным журналам), но мне всё нравилось. Пожалуй, хорошо, что я жил позже Риты, у меня не возникало соблазна нарушить запрет и увидеть её до превращения. Сама же Маргарита на такое вряд ли была способна, слишком она была привержена правилам, которые искала и находила всюду.
Всё, что ей говорили наши «старички», она принимала за чистую монету. После казанской свадьбы она стала часто ездить к Неле. Кажется, Нелька заняла место кого-то вроде старшей сестры. Не знаю, что они говорили обо мне, но Дима как-то в телефонном разговоре обмолвился:
– Приятель, ты там понежнее с Риткой, а то меня жена изводит.
– Чего? Да я с неё чуть ли не пылинки сдуваю.
– Не в обиду, Алекс. Нелька беспокоится, что ты давишь на Риту своим авторитетом. Она же совсем недавно стала нашей.
– Передай жене, что у меня всё под контролем. И ещё, что я могу обидеться.
– Ладно-ладно.
Что именно имела в виду Нелька, для меня осталось загадкой. Никаким давлением я не занимался. Мы встречались, гуляли, целовались. Дядя Кеша ещё после Казани прямо спросил, переспали мы или нет. А когда услышал отрицательный ответ, настойчиво советовал «не мямлить».
– Дядя Кеша, – говорил я. – У нас развиваются отношения, я не хочу её спугнуть. И вообще, если по дням посчитать, то мы встречаемся-то…
– Ты о чём, бухгалтер? – перебил он меня. – Ты мужик или кто? Вы сейчас как Адам и Ева, рядом никого.
– Яблочком угостить хочешь? – обиженно огрызался я.
В общем, если и было давление, то это было разнообразное давление общественности. Между собой мы с Ритой ничего подобного не обсуждали. Как-то было неважно, нам хватало и других тем.
Однажды вечером мы задержались у Риты дома. У нас часто случалось так, что время летело совершенно незаметно. Вот и в этот раз, когда мы опомнились, до прихода Риткиной мамы оставалось минут двадцать (она приходила без пяти одиннадцать). С Галиной Львовной я пару раз уже знакомился и повторять этот опыт ближе к ночи мне совершенно не хотелось. Вообще, это странно и напряжённо всякий раз как в первый, знакомиться с мамой любимой девушки. В обычном линейном времени подобное могло случиться только, если Галина Львовна была бы в глубоком маразме.
Судорожно собираться и уходить не хотелось, а расставаться и терять полтора-два часа было слишком расточительно.
В общем, пришлось тщательно прибрать все мои вещи за пределами Риткиной спальни.
Мы молча лежали, держась за руки. Перед нами в таинственном лунном свете жила своей жизнью стена с фотографиями и гербарием.
За дверью ещё было тихо, но я сказал на всякий случай шёпотом:
– Я понял, на кого у тебя папа похож.
– На кого? – спросила она после паузы.
– На этого советского барда. Который в Штирлице играл.
– Визбор?
– Кажется, да.
Мы лежали под одеялом, выставив наружу только головы. Было удивительно хорошо.
– Я буду думать, как нам провести следующий день.
– Он будет через месяц, – напомнила Рита.
Вот всегда она так. Никак мне не получается разбудить в ней оптимизм.
– У меня есть месяц на подготовку!
Мы помолчали.
– Лежим и ждём твою маму, – хмыкнул я. – Забавно.
– Она, если видит, что у меня темно, старается побыстрей уйти к себе. Дверь помнишь, как открывается?
– Ты меня уже выгоняешь?
– Тебе же одному придётся уходить.
– Да я понял, шучу же. Справлюсь с дверью, не переживай. Главное, чтобы Галина Львовна меня не застукала.
Снова возникла пауза. Я постарался угадать, о чём думает Рита, но не преуспел. Думала она, оказывается, совершенно о постороннем:
– Ты прав насчёт родителей. Почти не чувствую никакой связи, будто она и не живой человек уже, а тень. Или это я тень, не знаю.
– Лучше сосредоточиться на том, что я прав.
Ритка тихонько хихикнула.
– Смешно. Давай ещё поговорим?
– Давай, –согласился я.
– Тебе нравится осень?
– Больше весна.
– Обидно, наверное, что ты застрял в осени?
– Я в любой момент могу слетать туда, где весна.
– Это да, но как будто искусственно получается? Неестественно.
– Перемены зависят от нас.
– Вот именно, Алекс. Всегда от нас.
– Тебе так не нравится?
– Мне хочется знать, что есть некто больше меня, который направляет, устраивает мою жизнь.
– Как Бог?
– Да, наверное.
Я перевернулся на живот.
– А какое время года нравится тебе?
– Осень, – поколебавшись ответила Рита. – Начало осени.
– Правда? – развеселился я. – И ты живёшь в сентябре? Лучшее время!
– Да. Но это один и тот же сентябрь.
– Ооо, – закатил я глаза. – Сколько можно повторять, ты же всякий раз другая! Твоя жизнь меняется! Моя жизнь меняется! Ты у меня появилась! А я – у тебя!
Её зелёные глаза замерцали.
– Поцелуй меня, – сказала она грудным голосом.
Уговаривать меня не пришлось.
Если пришедшая Галина Львовна и слышала странные звуки, то проверять не решилась.
***
Наверное, Коршунов был бы мной доволен. Но я за четыре цикла так и не удосужился к нему зайти. У меня был медовый месяц. Интересно, можно ли считать месяц медовым без официальной свадьбы? И как считать? Если по линейному времени, то он растянулся уже на четыре, а если по-нашему, общему дню, то прошло всего-навсего четыре дня. Хитрая хомоновусовская математика. Надо будет поинтересоваться мнением Димы с Нелькой как экспертов. Попозже.
Но сказки в нашей жизни обычно короткие и слишком часто обрываются злосчастным «внезапно». В этот день у меня был задуман загородный вояж в Середниково. В последний раз Рита пару раз упоминала Лермонтова, и я решил блеснуть. Но утром я нашёл в телефоне короткое сообщение: «Извини, Алекс. Сегодня никак не получиться. Встретимся в следующий раз».
– Она что, серьёзно? – спросил я вслух африканку. Как обычно, рисованная подруга предпочла промолчать, бросая укоризненный взгляд.
«Почему? Что случилось?» – написал я.
Ответа не было.
Я подождал ещё немного и
