Время едва перевалило за полдень, и на лужайку падали косые тени деревьев.
На миссис Кеннон были темная плиссированная юбка и белая шелковая блузка с длинными рукавами и широкими манжетами. Она великолепно подчеркивала нежную кожу ее незабываемого лица. На ногах – нейлоновые чулки и туфли на высоких каблуках. Этот холостяцкий домик рыбака, честное слово, ничего подобного никогда не видел!
– Вы выглядите богиней.
Она ничего не ответила.
– Не обращайте внимания на мои слова, – продолжал я. – И не обижайтесь. Спросонок я могу сказать еще и не такое.
«Интересно, что означает этот внезапный визит? Так сказать, дань вежливости, ответное посещение», – усмехнулся я про себя.
Поскольку в женской одежде почти никогда не бывает карманов, сигареты и спички она держала в руке. Мы оба закурили.
– Спасибо, – сказал я.
– Вы очень своеобразны, – усмехнулась она. – И у вас на уме только одно.
Я оперся на локоть:
– А разве это плохо? Она молча пожала плечами.
– Очень бы хотелось знать, о чем вы думаете? – спросил я через некоторое время.
– Ни о чем.
– Как насчет денег?
– Я позвонила маклеру в Хьюстон и сказала, какие акции надо продать. Сумма, вырученная от продажи, будет положена в банк на мой счет во вторник.
– Приятно слышать, – ответил я. – Значит, мы встречаемся в четверг утром? Договорились?
Она кивнула:
– Я буду в отеле «Рид».
Я уточнил:
– Одна?
– А разве вас это касается?
– Еще бы! Мне вовсе не хочется встречаться с Таллантом. Я должен возвратить вам ленту, но не могу забыть, какая судьба постигла беднягу Пурвиса.
– Вы обо всем тщательно подумали, не так ли?
– Я отлично понимаю, в какой нахожусь ситуации, так что давайте не будем больше об этом. Таллант должен остаться в своем магазине. Перед тем как приехать к вам, я позвоню ему по телефону, и если не услышу его голоса, то не покажусь.
– Против этого мне трудно что-нибудь возразить. Магнитофон будет с вами? Ведь мне тоже надо будет прослушать пленку.
– Конечно! Вы отдадите мне деньги, только когда убедитесь, что это та самая пленка. Речь идет о коммерческой сделке, а я – честный человек.
– Договорились… – Несколько секунд она задумчиво смотрела на меня. – Вы жестокий человек, Харлан.
– Жизнь заставляет.
Она что, явилась наставить меня на путь истинный?
– И далеко пойдете… Это ваш дебют? Я имею в виду шантаж…
– Это просто борьба за существование. Не более того. Понимаете?
– Должна признать, что боретесь вы мастерски.
– Спасибо за комплимент… Я все-таки профессиональный спортсмен, хоть и бывший. А вы знаете, что у вас очень красивые ноги?
– А вам не кажется, что вы немного бесстыдно себя ведете?
– Разве? Я всего лишь бесстыдный шантажист. Зато в газетах до сих пор нет ваших фотографий. Между прочим, во многом благодаря именно тому, что шантажист – я.
Она посмотрела на меня своими черными глазами – долго и внимательно:
– Не пытайтесь острить. Вы ведь и в самом деле не чувствуете себя смущенным.
– Я же говорил вам, что я законченный подлец.
– Что ж, по крайней мере, честно.
– Мир – это джунгли. Вас вышвыривают в него совершенно голым, а лет этак через шестьдесят кладут в ящик. Поэтому каждый должен устраиваться, как может. Или вы считаете, что я не прав?
Она улыбнулась немного насмешливо:
– Смотрите-ка, а вы еще и философ. Или, точнее говоря, эмбрион философа. Вы что, нигилист?
– Сейчас это не модно. В нашу эпоху нигилистов больше нет.
– В самом деле? Вы меня удивляете. Никогда бы не подумала, что вам знакомо это слово.
– Встретил как-то в одном журнале.
– Впрочем, это не имеет значения, – сказала она. – За интеллектуала вам все равно себя не выдать, слишком мало данных для этого.
Я взглянул на Джулию, но лицо ее оставалось по-прежнему непроницаемым. По нему нельзя было понять, что на уме у этой красотки, которая умела держать себя в руках, похоже, в любой ситуации. Невероятное самообладание! Дэн Таллант просто щенок рядом с ней.
– Стаканчик пива, может быть? – предложил я. – Прямо со льда.
– С удовольствием… Вы не поможете мне подняться? На этих высоких каблуках…
Я встал и протянул Джулии руку. Она подхватила ее и встала.
– Благодарю вас, – сказала она, отпуская мою руку, и в голосе ее послышались незнакомые доселе нотки.
Джулия направилась к машине. Я удивленно проводил ее взглядом: уж не думает ли она пить пиво в машине? Она открыла правую дверцу.
– Мне нужно кое-что взять, – сказала она, заметив, что я наблюдаю. – Конец недели я Проведу у друзей в Далласе… Вот и захватила кое-что необходимое.
Настроена она была дружелюбно. Я не узнавал ее.
– В такое время вы там просто изжаритесь на солнце.
– Да, там жарко… Но я ведь ненадолго.
Солнце уже успело скрыться за вершинами деревьев, и лучи его, проникавшие сквозь ветви, освещали Джулию рассеянным светом. Она что-то достала из коробки, но что именно, я не видел. Я только наблюдал, как лучи солнца играли в ее черных волосах. Это было так красиво – золотые искорки на черном фоне…
– Вы, кажется, собирались угостить меня пивом? – сказала она.
Я очнулся:
– Да.
Мы прошли на веранду.
– Устраивайтесь поудобнее, – сказал я. – Сейчас переоденусь и принесу пару бутылок.
Я прошел в спальню и, когда скинул рубашку и шорты, услышал шорох. Она подошла к двери и, облокотившись на косяк, стала с интересом рассматривать убранство – кровать, стол, охотничью одежду на стене, все принадлежности для охоты и рыбной ловли.
– Очень мило, – сказала наконец. – Правда, выглядит немного необычно, зато сразу чувствуется, что живет здесь одинокий мужчина.
Я повернулся и подошел к ней вплотную, но она – даже не шевельнулась. В одной руке у нее была сигарета, другой она держалась за косяк.
Я уставился на нее в упор:
– Вам предстоит долгий путь. До Далласа неблизко.
– Да, конечно, – машинально ответила она, откидывая голову. Потом положила мне ладонь на плечо. – Все так, как и должно быть…
Я промолчал.
– Мышцы тверды, будто камень…
– Правда?
Она задумчиво посмотрела на свою золотую запонку. Рука ее соскользнула с моего плеча. Сигарета из другой руки упала на пол. Но она, казалось, не замечала этого.
– Вы уронили сигарету, – сказал я. Джулия опустила глаза:
– Да, правда…
И она медленно раздавила сигарету носком своей туфли.
– Я уже накурилась, – сказала она. – С меня достаточно.
Глава 12
В комнате темно. Джулия тихонько отодвинулась от меня, села на кровати и стала шарить на ночном столике в поисках сигарет. Пламя спички на миг осветило ее обнаженное тело, но Джулию это совсем не смутило. Когда речь шла о наслаждении, она не останавливалась ни перед чем. Она и теперь все еще тяжело и прерывисто дышала.
Рука со спичкой замерла на некотором удалении от сигареты. Джулия задумчиво смотрела на пламя.
– В чем дело? – поинтересовался я.
– Я хочу забыть о том, что привело меня сюда. – Она передернула голыми плечами.
– Это будет очень печально.
Она слегка повернула голову и улыбнулась мне в свете догорающей спички. Улыбка была насмешливой и лишенной всякой нежности. На какое-то мгновение мне почудилось в ней что-то хищное, от чего мороз пробежал по коже. Но только на миг. Женщины улыбаются так, когда желания их полностью удовлетворены.
– Я вам кое-что привезла… Я удивился:
– Шутите?
– Нет, не шучу. – Она наконец прикурила от спички и погасила ее. – Посмотрите на столе в той комнате.
– Что же там такое?
Я вспомнил, как она что-то вынимала из машины. Что бы это могло быть?
– Деньги.
– Деньги? – Я рывком поднялся. – Не может быть!
– Ну да! Я не так чувствительна в этом отношении, как вы думаете.
– Сколько же там?
Она недобро усмехнулась:
– А вот это на вас похоже. Вам очень трудно не быть самим собой.
Но мне было не до телячьих нежностей и философствований.
– Ай, бросьте! Так сколько же там?
– Восемь тысяч.
– Почему вдруг такая странная сумма?
– Первый взнос в счет тех ста тысяч. Вам что, не нравится? Случилось так, что у меня как раз столько оказалось под рукой. Ведь платить-то все равно придется… Вот я и взяла их с собой. Что тут удивительного?
– Вы очень трезво рассуждаете…
– Трезво? Возможно… Но я уже примирилась с тем, что мне придется выплатить вам сто тысяч. Только не поймите меня неправильно: если бы вы оставили мне хоть малейшую лазейку, то не получили бы ни цента. Я прекрасно знаю, что можно и чего нельзя. Если бы такая лазейка существовала, не видать вам ни меня, ни денег как своих ушей. А теперь я поняла, что дальше бороться нет смысла. Так зачем зря ломаться?
