— Честно говоря, звучит не очень убедительно.
— Но все же стоит подумать и об этом. В любом случае это как-то связано с моим прошлым — мне кто-то мстит. А Бомона убили лишь для прикрытия.
— А анонимки? В них было что-нибудь о картине?
— В том-то и дело, что нет, — пожал плечами Шон.
— Покажи их мне, — предложила Лора. — Может, это наведет меня на какую-нибудь мысль.
Шон встал, принес пиджак и достал из кармана несколько сложенных вместе бумажек.
— Вот — они лежат по порядку.
Он зажег лампу, и Лора стала читать вслух, пододвинувшись ближе к огню:
— Первая: «Ты заслуживаешь худшей участи, чем смерть». Вторая: «Сволочь, я тебя уничтожу». Третья: «Готовься к смерти». И последняя: «Твой час настал». А когда эти записки пришли?
— Первая — дня за два до того, как ты сделала мне предложение, — усмехнувшись, сказал Шон. — Вторая — на второй день нашего супружества. Третья — на следующий день. А последняя пришла в гостиницу вместе с посылкой Бомона.
— Почерк не такой, как у моего отчима, — с облегчением заметила Лора. — К тому же до нашей свадьбы у него не было причин тебе угрожать.
— А твой брат? Ты ему не рассказывала о своих намерениях?
— Нет, конечно. Он стал бы меня отговаривать.
— Лора, а ты ведешь дневник?
— Да, но Лэм не стал бы его читать. Не представляешь, как я рада, что мое семейство здесь ни при чем! — Вздохнув, Лора сложила записки. — Но сейчас нам все равно не удастся разгадать эту тайну. Надо отдохнуть.
— Ты совершенно права. Давай отложим эту тему до тех пор, пока не появятся еще какие-нибудь зацепки. Смотри-ка, солнце уже взошло.
— Да, оставим на другой раз, — согласилась она и пошла за ширму переодеваться.
Лора пыталась говорить бодрым голосом, несмотря на усталость, а Шон не мог оторвать глаз от одежды, которую она развешивала на ширме.
— Ты будешь сегодня рисовать? — спросила Лора.
— Да, я собирался устроиться у фонтана и заработать несколько франков, рисуя туристов. А ты оставайся здесь.
— Как же я пропущу твой первый рабочий день? Нет уж, я буду стоять рядом и брать с них деньги, а на обед куплю тебе что-нибудь в кондитерской.
— А потом я займусь румяной, пухленькой натурщицей, которой гордился бы сам Рубенс. И с огромным удовольствием буду вырисовывать ямочки на твоих щеках.
Шон хотел ее рассмешить, и это ему удалось — Лора засмеялась и легла в постель рядом с ним. Он немного подвинулся, чтобы ей было удобней, и обнял ее. Слова любви уже готовы были сорваться с его губ, но он вовремя спохватился и только поцеловал ее в волосы, сказав:
— Ты завтра будешь позировать мне здесь? Я и вправду хочу сделать твой портрет.
— Конечно. Мне льстит твоя убежденность, что в нарисованном виде меня можно продать.
— Я скорее продам свою душу, чем расстанусь с твоим портретом.
Глядя на нее, Шон понял, что не может больше сдерживать себя. Он схватил ее за подбородок и поцеловал, пробуя на вкус розовую сладость ее губ. Она с готовностью отвечала на поцелуи, и это доставляло ему несказанное удовольствие. На какой-то чудесный промежуток времени он позабыл обо всем — осталось только желание овладеть ею. Но вдруг Лора начала сопротивляться, и ее протестующие возгласы прорвались сквозь пелену страсти. Шону пришлось отпустить ее — она колотила его в грудь. Почему она его остановила? В глубине души Шон знал ответ на этот вопрос. Она заботилась о нем — не о себе.
— Хорошо, — прошептал он. — Больше не буду.
У нее сразу поникли плечи, но Шон не понял, что она испытывает — облегчение или разочарование. Должно быть, и то и другое. Но так ли это важно? Он встал и уселся в кресле у окна.
— Спи, Лора. Я не буду тебе мешать.
Не сказав ни слова, она свернулась калачиком и закуталась в одеяло. Но ее слезы все еще жгли его душу огнем.
Глава девятая
Прошло шесть недель. Каждое утро они с Шоном вставали на заре и шли в небольшое кафе «Дю Тартр», находившееся на той же улице, они встречались с друзьями и пили на завтрак кофе с круассанами. Потом возвращались в свою студию, и Шон занимался живописью. Анонимки больше не приходили, слежки, казалось, не было, и он радовался, что может хоть какое-то время не думать об угрозах и об убийстве Бомона.
Валентин, Лулу и Доминик заходили к ним, даже не стучась, а иногда приводили с собой знакомых — уважение к частной жизни было нетипичным для этих мест, и это еще больше укрепило Лору в решении избегать близости с мужем. Когда наступали сумерки, Шон убирал краски, приносил снизу воду, и они по очереди мылись за ширмой. Потом облачались в одежду, которая на Монмартре сходила за вечерний наряд, и шли в кабаре «Л'Элизе». И все было бы просто чудесно, если бы они не любили друг друга.
— Нам ведь сегодня никуда не хочется идти, правда же? — спросил Шон.
Лора не знала, что ответить. Она боялась оставаться с Шоном наедине — вдруг снова повторится тот же спор, что и две недели назад? Лора знала, о чем он думает, — желание в его глазах говорило само за себя, и она со страхом ощущала, что ее собственная воля постепенно слабеет. Тут Шон приблизился к ней, но не обнял, а с улыбкой прошел мимо и сел в кресло у окна.
— Кажется, Лулу права. Я старею.
— Устал? — Не в силах противостоять искушению, Лора подошла поближе и провела рукой по его влажным волосам. Он кивнул, и некоторое время оба молчали, глядя на опускавшиеся за окном сумерки.
Наконец Шон взял ее руку и положил к себе на колени. С той ночи, когда они поспорили, он почти не прикасался к ней.
— Скажи, Лора, ты правда хорошо себя чувствуешь? Выглядишь ты чудесно — на щеках румянец, глаза сияют. — Он провел рукой по ее талии, а его взгляд упал на глубокий вырез ее платья. — Оладьи и шоколад идут тебе на пользу.
Она со смехом шлепнула его по руке.
— Да и твое мороженое наверняка уже отложилось в складках на животе. Вот жизнь, правда? Всегда бы только есть, спать и развлекаться. Раньше я ничего подобного не испытывала.
— Правда? — В его зеленых глазах зажглись искорки. Лора хотела убрать руку, но он сжал ее еще крепче и нежно спросил: — Лора, а может, ты выздоравливаешь? Я никогда не видел таких цветущих женщин, как ты. Знаешь, я ведь молился об этом. — Он опустил свои темные ресницы, и она больше не видела его глаз. — А я не часто это делаю. — Шон вдруг обнял ее, понизив голос до шепота: — Я так хочу, чтобы ты поправилась!
Лора прислонила голову к его груди.
— В основном я хорошо себя чувствую, — сказала она, и это было почти правдой. Остальное ему знать пока не следовало. Приступы дурноты в последнее время участились, хотя не были такими сильными, как во время путешествия на корабле. Но лучше не выказывать своего страха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
