На второй стадии, в которой они сейчас и пребывали, доминировали раздражительность и отчаяние. А если следовать этой теории до конца, то третьей — и последней! — стадией станет апатия. Они смирятся с неизбежностью и впадут в прострацию, дожидаясь неотвратимого финала с покорностью приговоренных к казни или неизлечимо больных людей…
Хотя до полного отчаяния и апатии они пока не дошли, но уже почти растеряли надежду.
Криса злили увещевания Дениз, которые он назвал «попыткой уйти от действительности», Дениз сходила с ума от его обвинений и внезапных вспышек раздражения. Иногда ей казалось, что Крис перестает контролировать себя и вот-вот от отчаяния и злости замечется по их крохотной темнице. А скоро ситуация ухудшится. Это произойдет, когда закончится анальгетик и она не сможет сделать Крису обезболивающий укол. Что она тогда будет делать? Господи, как ей пережить это и не сломаться?! Еще немного, и она тоже начнет тихо сходить с ума.
И тогда никакая боль на свете не сможет спасти ее рассудок.
— Дениз, ты меня слышишь? Не сиди истуканом!
— Я не желаю участвовать в этой перепалке, собрав последние силы, холодно заявила она. — А если тебе невмоготу молчать, можешь ругаться сам с собой сколько захочешь. Только смотри не перестарайся…
После этих слов установилась зловещая тишина.
— Дениз… — заговорил Крис через несколько минут, показавшихся ей бесконечно долгими.
Она ожидала чего угодно — от очередной вспышки раздражения до каменного молчания на все оставшееся у них время. Только этого она не ожидала: его тихого голоса, полного муки и раскаяния.
— Прости, Дениз. Я не хотел этого говорить…
Я чувствую себя просто ужасно из-за того, что обидел тебя. Я хочу сказать, что ты самый лучший врач на планете.
— Грубая лесть, как правило, не достигает цели. Нужно действовать более тонко, — сварливо ответила Дениз, поддерживая его попытку примирения.
— Учту на будущее. Только к моим словам это не относится, они вовсе не являются лестью. Ты замечательно быстро расправилась со мной…
— Справилась, — поправила она.
— Я так и сказал.
— Конечно, — не стала она спорить.
— Я был похож на психа, — в новом приступе самобичевания пробормотал Крис.
— Скорее, на капризного пациента, нуждающегося в небольшом нагоняе. Мужчины вообще гораздо прихотливее женщин и хуже переносят стрессы и боль.
— Это потому, что у женщин болевой порог ниже раз в десять, чем у нас. Поэтому наши страдания от одинаковых травм несоизмеримо сильнее. И психика у нас слабее…
— Хорошее оправдание скверному характеру, ничего не скажешь…
— Ты больше не сердишься?
— Я и не сердилась, Крис, я все понимаю…
— Спасибо…
— Как ты себя чувствуешь? — Дениз на минутку включила фонарь, чтобы осмотреть повязку. — О, батарейки совсем сели…
Свет был тусклым, красноватым и совсем не разгонял мрак вокруг. Но даже это слабое свечение казалось ей таким необходимым и бесценным, что Дениз содрогалась при мысли о том, что скоро они останутся в кромешной тьме.
На повязке проступило огромное бурое пятно. Крис откинулся назад и тут же отпрянул.
— Проклятые камни!.. — Он выругался и тут же извинился:
— Прости… Не выключай фонарь, Дениз… Эта пещера такая маленькая…
Дениз крепко сжала губы, чувствуя, как сердце сжимается от нового приступа безысходности.
— Все будет хорошо, Дениз, мы обязательно выберемся, даю тебе слово…
Крис смотрел на нее, и его глаза казались совсем черными. От его взгляда у нее мурашки бежали по спине.
— Хорошо, — дрожащими губами пробормотала она.
— Иди сюда, — глухо сказал Крис.
Он потянул ее к себе, и Дениз послушно передвинулась, прислоняясь к его боку.
— Теперь можешь выключить фонарь…
Она выключила.
Крис держал ее ладонь, крепко сжимая пальцы. Дениз передвинулась еще и положила голову на плечо Криса. Их вздохи синхронно прозвучали в темноте пещеры.
— Как ты думаешь, сколько мы уже здесь находимся?
— Не знаю. У меня даже нет никаких версий…
— Мне кажется, что мы сидим здесь целую вечность… — пробормотала она.
Напряжение стало уходить, и глаза Дениз слипались от подступившей усталости и сонливости.
— Поспи немного, — глухо предложил он.
— А ты?
— Я тоже постараюсь заснуть…
— Хорошо… — пробормотала она и тут же провалилась в глухую черную яму тяжелого сна.
Дениз ничего не снилось. Она просто впала в тяжелое и беспросветное состояние, которое с трудом можно было назвать сном — скорее забытьем! — а потом медленно и неохотно из него выплыла. Вокруг была кромешная темнота, и Дениз несколько секунд пыталась сообразить, где находится. Почему кругом так темно и чьи руки сжимают ее в объятии?
Память вернулась скачком, и Дениз резко качнулась, пытаясь сесть, и эти руки тут же разжались и поддержали ее. Дениз потерла лоб, потом глаза и шумно выдохнула:
— Ох, Крис!..
— Как спалось?.. — раздалось прямо над ухом.
— Хорошо… — смущенно пробормотала она.
Дениз расправила плечи, чувствуя ноющую боль во всем теле, и подумала о том, что Крису пришлось держать ее, пока она спала. — А тебе удалось поспать?
— Немного.
— Думаю, ты говоришь не правду… Ты долго держал меня?
— Это единственное, чем я мог тебе помочь.
Ты так горестно вздыхала во сне, даже всхлипывала, пришлось покачать тебя немного…
Дениз почувствовала, как загорелись щеки.
— Спасибо… Как нога?
— Болит, — коротко отозвался он, и Дениз стала ощупью искать свою сумку.
Света фонаря едва хватило на то, чтобы осветить место укола. Осталось всего две ампулы, на одну инъекцию… По облегченному вздоху Криса Дениз поняла, что анальгетик подействовал.
— Теперь твоя очередь спать, — сообщила она ему.
— Хорошо, — покорно отозвался он и добавил:
— Только сидя я спать не смогу. У меня ужасно затекли ноги и спина. Жаль, кровать здесь не предусмотрена…
— И подушки нет… — сварливо добавила Дениз.
Крис завозился, вытягиваясь на полу, и тихо застонал, расправляя спину и плечи, вытягиваясь во всю длину. Дениз почему-то очень хорошо представила его потягивающимся, и эти кряхтящие звуки и шорохи вызвали в ней лавину противоречивых чувств и ощущений. Внутренности завязались тугим узлом, в животе стало холодно, а щекам горячо.
— Положи голову мне на колени, так будет удобнее… — слабым голосом предложила она, ругая себя за свою непроизвольную реакцию.
На несколько секунд все замерло, словно Крис в темноте превратился в камень. Осязаемое всей кожей напряжение повисло в воздухе.
А потом раздался сдержанный выдох и резкий шорох. Его ладонь осторожно нащупала ее колени. Это прикосновение заставило Дениз вздрогнуть, а Крис подтянулся, и на месте его ладони оказалась голова. Он еще немного повозился, пристраивая больную ногу, а потом затих.
— Ты само милосердие, Дениз.
— Это всего лишь ответная любезность. Должна же я как-то отблагодарить тебя…
— Раз уж на то пошло, то не помассируешь ли мне виски? Я слышал, что это избавляет от головной боли, которая уже сводит меня с ума…
— Конечно. Одной любезностью больше, одной меньше…
— Буду твоим должником, Дениз.
— О, не стоит беспокоиться…
Ее ладони легли на лоб Криса, а потом тонкие пальчики стали осторожно массировать виски.
— Мм… как хорошо… — глухо пробормотал он.
— Головная боль уже прошла?
— Нет, только слегка отступила… но уже гораздо лучше… У тебя золотые руки…
Он нащупал ее ладонь, потянул к себе и, прежде чем Дениз поняла, что он хочет сделать, поцеловал центр ее ладони, потом запястье и опять ладонь.
— Что ты делаешь, Крис? — пролепетала Дениз.
— Благодарю тебя за избавление от боли. Мне жаль, что я оказался таким беспомощным.
— Ты не беспомощный! — Ее голос неожиданно зазвенел. — Как только тебе это в голову пришло? Ты же спас меня!
— Не спас, а всего лишь оттолкнул.
— Ты закрыл меня собственным телом, так что не надо преуменьшать значение собственного поступка.
— А ты знаешь, что грубая лесть, как правило, не достигает своей цели? — напомнил он Дениз ее собственное высказывание.
— Это вовсе не лесть, Крис, я говорю совершенно серьезно. Ты сильный и стойкий. И ты настоящий герой…
Ее голос стал мягким и звучал негромко и успокаивающе, а ладонь непроизвольно, независимо от воли Дениз, поглаживала его волосы в такт словам, перебирала густые пряди.
— Спасибо за эти слова, Дениз…
— Судя по твоему тону, тебе очень даже приятно слышать это, — поддразнила она, краешком сознания удивляясь тому, что страх и отчаяние на время куда-то отступили, а она оказалась способной испытывать обычные человеческие чувства.
— Очень, Дениз… — согласился ой. — Как там дела с моей ногой?
— Все хорошо…
— Не надо меня успокаивать, Дениз, просто скажи мне.
