Встали мы на колени, молимся, а у меня по щекам слезы текут. Думаю: «Надо же… Я – грешный человек, а такого святого мощи обрести хочу попытаться… Что же Владыка своим умом думает? Неужто другого никого для такого дела не нашлось?»
Но обошлось все, слава Богу.
И мощи, как выяснилось, целы были. И договориться удалось, что посреди Казанского собора их выставят, когда Владыка прибудет…
На Великом посту, в среду, Владыка в Казанский собор приехал.
Молебен отслужили… Тропарь спели…
Потом митрополит раку открыл.
Выложил из нее мощи святые на стол. Осмотрели их. Потом назад собрали и запечатали, как положено, раку.
И вот… Митрополит уж отошел, а я смотрю и вижу – на белой скатерти точечка какая-то чернеет…
Я ее пальцем взял, показываю всем и говорю:
– Частичка!
Владыка тогда благословил меня взять ее.
– Это, – говорит, – награда тебе за труды!
Все на меня смотрят, а я стою, частичку святых мощей держу в пальцах и не знаю, что делать теперь. Сунул руку в карман, а там – чистый конверт оказался. Жена мне его, когда из дома уходил, зачем-то засунула, как будто знала, что будет…
Я в конверт эту частичку и опустил…
Потом в крест ее вставил…
3
– Да… – улыбаясь, сказал отец Николай. – Там ведь еще историк один был, из Петровской академии… Он рядом со мной стоял… И когда я частичку в конверт вложил, он засуетился… Начал скатерть осматривать. Перевернул даже…
– Как же так? – говорит. – Я ведь рядом стоял… Почему не я частичку увидел?!
И погасла улыбка отца Николая, унося с собою незадачливого историка.
Отец Николай перекрестился и проговорил:
– О, Святой Благоверный великий Княже Александре! От благоговейных сердец приносимую ти, аще и недостойную, хвалебную песнь сию, приими от нас, яко усердную жертву сердец любящих тя и ублажающих святую память твою… Вот такое чудо, милые мои, произошло. Я начал хлопотать о возвращении мощей и мне же, грешному, и досталась частичка их… Один я ее тогда на скатерти и разглядел…
4
Чудо обретения отцом Николаем частички мощей святого благоверного князя, однако, на этом не завершилось.
На следующий день, проходя по храму, он услышал странный разговор.
– Вроде, этот батюшка… – говорила одна женщина, глядя на отца Николая.
– Этот-этот! Я сразу узнала… – отвечала другая.
Разговор отцу Николаю показался странным, потому что женщин он видел впервые.
Женщины эти были незнакомы друг с другом…
В церковь они ходили, хотя и не выбрали еще постоянного храма.
И вот увидели во сне святого благоверного князя Александра Невского. Он и привел их во сне к церкви, где служил отец Николай…
Несколько дней потом искали женщины эту церковь и сегодня нашли.
Одновременно обе нашли…
– Такую вот историю женщины мне поведали… – завершая рассказ, проговорил отец Николай.
– А почему они говорили, что вас узнали? – спросил я.
– Так они во снах своих и батюшку видели в церкви. Вот и показалось им, что на меня похож… А может, и не показалось. Я, когда сны им эти снились, как раз и надел на себя крест с частичкой мощей святого благоверного князя…
5
Записывая рассказ протоиерея Николая Головкина, я и предположить не мог, что с продолжением этого рассказа мне доведется встретиться уже в реальной жизни.
В тот день мы ездили в Колпино…
Мы – это члены Союза писателей России. Представители, так сказать, патриотического направления…
Принимали нас неплохо. Послушали наши речи во Дворце культуры, показали заводской музей, потом повели на застолье…
И все шло хорошо, пока не заговорили наши хозяева о славной истории Колпино, вернее, пока не начал рассказывать тамада о встрече мощей святого благоверного князя Александра Невского…
– Да-да! – отвечая на заданный ему вопрос, подтвердил он. – Здесь, в Колпино, и встречал Петр I раку с мощами, когда ее привезли в Петербург! Так вот… – тамада поднял руку, призывая всех к вниманию. – Вот… Когда раку вынесли на берег, Петр приказал вскрыть ее…
Здесь рассказчик сделал многозначительную паузу, стремясь усилить интригу повествования, и только затем продолжил речь.
– Представляете?! – сказал он. – Рака оказалась пустой!
– И что же сделали? – спросил кто-то.
– Что? – рассказчик улыбнулся. – Петр I приказал набрать разных костей, что валялись на берегу. Сложил их в раку и, запечатав, повез в Петербург!
6
Рассказчик поднял бокал, намереваясь, по-видимому, произнести теперь тост за находчивость первого русского императора, но тут, при всем почтении к хозяевам встречи, я уже не смог промолчать…
– Скажите… – спросил я. – Вы, наверное, эту историю не у Емельяна Ярославского вычитали?
– Что вы?! – простодушно возразил рассказчик. – Мне ее рассказал один историк. Он, когда в 1990 году вскрывали раку с мощами, сам присутствовал в Казанском соборе. Он говорил, что сам эти бараньи кости видел…
– Я, кажется, догадываюсь, о каком историке вы говорите… – сказал я. – По-моему, это о нем протоиерей Николай Головкин рассказывал. Ваш историк что?.. Раньше научный атеизм преподавал?
– Почему вы так говорите? – обиделся тамада. – Это наш человек. Патриот… И, между прочим, академик! Член Петровской академии наук!..
Что тут было сказать?..
И так уже неприлично долго для дружеского застолья затянулся наш диалог, и так уже возмущенно поглядывали на меня товарищи по патриотическому цеху, которым мешал я сейчас наводить патриотические мосты.
Да ведь и не в доверчивом тамаде было дело!..
Это историк, академик и патриот, действительно, был весьма любопытным типажом. Этакий подпольный характер, рожденный, кажется, прямо под пером Федора Михайловича Достоевского…
Ведь ни в какие бараньи кости наш историк, разумеется, не верил, коли с такой тщательностью, как рассказывал протоиерей Николай Головкин, перетряхивал он скатерть в поисках еще одной прилипшей к скатерти частицы, а с другой стороны – этакая злобная мстительность.
Не мне досталась частичка мощей – так получите же!..
Этаким вот рассказом отомщу недавшимся мне святым мощам!
Но все это – сверху.
Полувера…
Полуатеизм…
А чуть глубже – отсутствие страха Божия, дерзость…
Еще глубже обнаружится теплохладность, равнодушие к вере, к Родине, к истории… Еще дальше – все затянуто клубящимся ядом себялюбия и клокочущей гордыни… А на самом донышке – мертвое равнодушие и к самому себе, и к своей собственной душе.
7
Впрочем, так ли уж далеко мы сами ушли от этих самозванных, полуграмотных академиков?.. Может, грамотешки, конечно, и побольше, а в остальном такая же дерзость, такое же тщеславие, такая же теплохладность…
И только одно и остается…
Возблагодарить Всемилостливого Бога, что он не отвергает еще молитвенного заступничества за нас, недостойных, наших великих святых! И слава Богу, что святой благоверный князь Александр Невский и сейчас не оставляет нас своим заступничеством…
Я помню, как выносили раку с мощами святого князя из Казанского собора, где на долгие семьдесят лет были заточены в музее атеизма его святые мощи.
Поднятая на руки, рака торжественно выплыла из-за колонн Казанского собора… Кругом толпился народ. Мне досталось только краешком увидеть торцевую сторону раки.
«Александре, моли Бога», – было написано там.
Всего три слова из опоясывающей раку молитвы.
Но в них – весь наш 1990 год.
Как всегда в роковую годину явился к нам святой князь Александр Невский, но мы не знали тогда, о чем надобно просить святого.
Лишь немногие в безумной эйфории тех дней прозревали надвигающуюся на Отечество беду. Размеры же грядущей катастрофы не угадывал, наверное, никто…
И все же Александр Невский пришел и тогда, как всегда являлся русским людям, когда нужна была России его помощь и заступничество.
Приходил, чтобы повести к Победе.
Но в 1380 году и даже в 1940 м его ждали, и поэтому он приходил.
А сейчас?.. Разве ждали мы его в наших 1990—1991 годах? Кого сейчас было вести за собой святому князю?..
Думая об этом на колпинском застолье, на том самом месте в устье Ижоры, где и произошла Невская битва, среди шумных речей о русском возрождении, русском языке и русской культуре, как бы со стороны увидел я себя и своих товарищей по патриотическому цеху, уже позабывших, а может, даже и не заметивших, что всего полчаса назад при нашем молчаливом согласии была оплевана национальная святыня, и ответ на вопрос родился сам собою во всей его беспощадной простоте:
– Некого!
Глава седьмая
Но не может завершиться разговор о чудесах, связанных с мощами святого благоверного князя Александра Невского, горечью бессилия или унынием… Если бы и было так, то пришлось бы согласиться с версией нового Емельяна Ярославского из Петровской академии наук и признать за истину его измышления.
