беседа с ним завершена. И не ошибся.
Правитель приглашал Иеремию следовать за ним. Иеремия поклонился Фёдору, как путник хозяину дома, давшему приют на время, и ушёл следом за Борисом, в его рабочие палаты, где тот принимал бояр, думных дьяков, окольничьих, воевод и всех, кто шёл к нему по государственным делам.
Беседа Иеремии с Борисом была долгой. Разговаривали через толмача Посольского приказа. Вначале Борис попросил Иеремию поделиться своими горестями.
— Мы слышали, святейший, что ты прошёл тяжкий путь невзгод. Так ли сие?
Иеремия с первых дней пребывания в Москве настроился на признание во всём, что с ним в последнее время произошло. Он считал, что перед Христовой паствой должен быть во всём откровенен и правдив. Как бы ни повернулись события, он верил, что русские не оставят в беде, коль скоро он попросит у них помощи.
— Да простит мне Всевышний отец за душевные излияния, — начал Иеремия. — Тяжко носить крест прегрешений, сын мой, душа жаждет очищения...
Десять лет Всевышний позволил мне мирно и тихо управлять вселенской православной паствой на радость христианству. Но пришла беда. Некий алчный и злой грек-клеветник обнёс меня перед султаном. И султан Амурат, вопреки торжественной клятве Магомету, сослал меня своею властью в Родос. Он вмешался в дела христианской духовной власти и беззаконно отдал патриаршество недостойному Феолинту. Пять лет я провёл в Родосе, замаливая грехи и укрепляя дух в молитвах.
По истечении пяти лет архангелы Христовы дали мне знать о грядущих переменах. И они пришли. Мне возвратили сан патриарха. Но горе моё от этой милости не убавилось, а возросло. Слышал я, как на Руси оберегаются храмы от бесчестия. Пред лицом опасности верующие защищают их всем миром. Ежели враги одолевают, русичи закрываются в храме и сжигают себя вместе со святой обителью, но не отдают храмы на поругание.
Мой храм Айя-Софию некому было защищать от поругания. Когда я вернулся с Родоса, то увидел, что по воле злого Амурата в храме Византийских первосвятителей славили Магомета. Мой храм Святая Айя-София происками злых духов стал мечетью.
Борис слушал внимательно. Он видел на измождённом лице старца неутешное горе и слёзы. Чтобы как-то утешить его, Борис горячо сказал:
— Первосвятитель Иеремия, наша держава сделает всё, чтобы вернуть былую славу Византийской церкви. Мы знаем теперь, в каком упадке ваши дела, мы поможем так же искренне, как вы нам.
— Спасибо, сын мой, спасибо. У меня нет достойных слов, дабы отблагодарить тебя за сочувствие.
Борис, однако, ждал от Иеремии не только слов благодарности за участие в его беде. Что с просьбой России? Двинулось ли дело в Царьграде? Но Иеремия пока забыл, чего ждут от него русские, ждёт с нетерпением сидящий перед ним молодой и нетерпеливый скимен. Он говорил о своём.
— Я вымолил у жестокого Амурата дозволение ехать в земли христианские для собирания милостыни, дабы посвятить новый храм истинному Богу в древней столице Православия. И где, кроме России, я мог найти усердие, жалость и щедрость? — закончил свою исповедь Иеремия, утирая слёзы.
— Надейтесь и веруйте, первосвятитель. Русские никогда не оставляли друзей в беде. Мы поможем тебе возвести храм. Но скажи, святейший, — начал разговор о главном Борис, потеряв терпение, — ведомо ли тебе, что два лета назад на Руси был Антиохийский патриарх Иоаким?
— Известно, сын мой. Мы встречались с Иоакимом. Но дела до конца не довели. Иоаким занемог. У него было подавленное состояние духа. Он каялся, что взял на душу грех в России, какой — мне неведомо. То, что нам с Божьей помощью удалось исполнить, мы сообщали вам с греком Николаем.
— Он был у нас прошлым летом. Я вёл с ним беседу. Потом вскоре мы отправили его обратно с дарами, дали провожатого. Вы что-нибудь знаете о них?
— Николая я больше не видел. Но твой гонец пришёл ко мне. Он сказал, чтобы я шёл на Русь за дарами от бедности нашей. Но он побудил меня и к действию силой, неведомой мне. Я оставил его в своём доме, а сам делал то, что вам нужно. Потом мы вместе отправились в путь...
— Где он теперь? Вернулся ли с вами? — спросил Борис, чувствуя волнение. Он встал, быстро заходил по палате.
— До Смоленска он шёл с нами, а там пропал. Мои люди искали его и не нашли.
— Вижу злой умысел! Вижу! — воскликнул негодуя Борис.
— Он есть, — согласился Иеремия. — Но ты, сын мой, не принимай всё близко к сердцу. Твой Сильвестр из воды сухим выйдет, в огне не сгорит. А теперь порадуйся тому, что скажу. Я испытал твоё терпение достаточно.
Борис посмотрел в лицо Иеремии и увидел ясные и обещающие глаза.
— Садись, сын мой.
— Святейший, молю Бога, не тяните! — Борис послушно сел и не спускал глаз с патриарха.
— Мысль государя Фёдора об утверждении патриаршего стола на Руси мы похвалили в Константинополе, в Антиохии, и был после Рождества Христова Вселенский Собор. Он утвердил нашу похвалу и вашу просьбу. С божьей помощью избирайте на Российский престол православия патриарха. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь!
— Благодарение Богу! — воскликнул Борис. — Но где же грамота, святейший?
— Терпение, мой сын. Мы благословим избранного вами на патриаршество, и только после того, как назовёте имя, Вселенский Собор пришлёт хартию, утверждающую Российское патриаршество.
— Наши молитвы дошли до Бога! Благодарю тебя, святейший, за заботу о русской церкви. И позволь нам, отче владыко, держать свой совет, дабы в согласии, полюбовно и во благо веры принять угодное Богу решение, — встав и низко поклонившись патриарху, закончил беседу Борис.
Патриарх и правитель расстались.
Борису предстояли трудные дни. Решался большой важности вопрос не только для православной церкви, но и в пользу государства. Об этом в первую очередь и пёкся Борис. Прибытие Иеремии в Россию всколыхнуло московскую знать. Где-то в боярских палатах уже судили-рядили о приезде Иеремии, высвечивали подспудное бесед патриарха с царём, с Борисом, вынашивали свои думы-планы, корыстью пропитанные. Интересы-то России они потом пристегнут. Знал Борис сию моду боярскую. Сколько раз в Думе, спрятав злые глаза под мохнатые брови, под горлатные шапки, бояре перечили Борисовым речам.
Одна надежда — государь. Он хотя и мягок душой, а ежели скажет: быть патриархом Руси только достойному пастырю церкви, так оно и свершится. Кого он назовёт: митрополита Московского
