это новый кабриолет Абрамовича.
Журнал «Космополитен» решил создать портрет идеальной
женщины, для этого взяли глаза Элизабет Тейлор, нос Клаудио Шифер,
волосы Кристины Агелеры…..и губы Анжелины Джоли, в результате
компьютер выдал фотографию… Сергея Зверева!
Начало 90-х. Точнее, чем цифрами, эти годы определить невозможно.
Поскольку перестройка закончилась, Советский Союз распался, а что началось,
никто не понимал. И названия этому не было.
Роксана Бабаян, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Михаил
Жванецкий и я летали к нашим общим друзьями, бывшим москвичам, в Кельн на
свадьбу их сына. Каждая поездка, да еще в капиталистическую страну, в то время
была даже для нас, известных артистов, как глоток воздуха для рабочего цементного
завода. Тем более, не за свои деньги. Друг наш не был бедным человеком, и,
понимая, что мы, известнейшие артисты Советского Союза, по западным меркам
нечто среднее между бомжами и разнорабочими, оплачивал нам и дорогу и
гостиницу. И хотя, первые обменные пункты в России уже появились, но после
всяких девальваций, дефолтов, финансовых встрясок валюты у каждого из нас было
слишком мало, чтобы летать за границу не на халяву. Достаточно привести для
убедительности такой пример: в 91-м году в Берлине я положил на счет в банке
триста марок на проценты! На два года! И всерьез расстроился, когда через год
узнал, что марка по отношению к доллару подешевела, и я, несмотря на набежавшие
проценты, потерял десять марок. Я думаю, что у всех, кто был в той поездке,
валютное состояние было не намного лучше моего. А если у кого-то и был некий
валютный минимум, тому уже в самолете начинали сниться вещие сны. Вещими
снами мы тогда называли сны, в которых снились купленные за границей вещи.
После трех дней, проведенных на свежем кельнском воздухе свободы, мы
возвращались все вместе одним самолетом в Москву. Эконом-классом. Тогда никто
из нас и мечтать не мог о бизнес-классе, не говоря уже о первом. Каждый раз,
проходя мимо отсеков для избранных, очень противных, зажиточных капиталистов,
с завистью смотрели на тех, кому было куда свободно вытянуть ноги и кого в
течение полета должны были поить бесплатно и… безлимитно! Слово не русское, но
очень точно отражающее процесс. От таких мыслей зажиточные капиталисты
казались нам еще противнее, нежели их описывали в советских учебниках для
средней школы. И даже противнее, чем рисовали в журнале «Крокодил».
В эконом-классе сидели все рядом, кучкой. Для начала выпили за удачную
поездку. Стали хвастаться друг другу, кто что купил: кто магнитофон, кто костюм,
кто галстук, кто туфли, кто машинку для выбривания волос из ноздрей, кто косточку
для любимой собаки… Выпили по второй! Угощали друг друга по очереди. У
каждого оказалось в сумке по бутылке водки, заначенной еще с позавчерашней
свадьбы. И вдруг Ширвиндт, который все это время больше молчал, вернее,
умалчивал о том, что они с женой купили в Кельне, не выдержал и сказал:
– Должен сознаться, господа, что мы с Наташей купили в Кельне землю!
Все разговоры о купленных галстуках, костюмах, собачьих косточках и
волосовыдералках тут же поблекли:
- Как землю?
- Где?
- В каком районе?
- В самом центре Кельна! – не без гордости признался Ширвиндт.
В голове у каждого пронеслись различные мысли. Неужели Ширвиндт еще
занимается бизнесом? Торгует нефтью, бензином, сжиженным газом? А, может,
получил наследство? Первым решился на уточняющий вопрос Жванецкий:
– И сколько же соток?
Мы все замерли в ожидании смертельного приговора нашим «блошиным»
покупкам.
– Да немного… – довольно равнодушно, этак по-ширвиндтовски, ответил
Ширвиндт. – Наташа, покажи?
Его супруга вытащила из шуршащего пластикового пакета глиняный горшок
с удивительно красивым и необычным домашним цветком.
– Вот, видите! – показал на горшок с цветком, в котором, естественно, была
земля – земля, купленная в Кельне!
Недавно в Кремле президент России
в очередной раз принял деятелей культуры
за ПОРЯДОЧНЫХ людей.
СОШЛОСЬ!
За два дня до моего отлета в Америку мне позвонил из Нью-Йорка друг
юности, о котором я писал в своих очерках и не раз рассказывал со сцены, - Юрий
Радзиевский. В отличие от многих наших эмигрантов за долгие годы эмиграции
Юра заамериканился настолько, что даже опытные западные бизнесмены уже не
угадывали в нем бывшего русского.
Юра живет не просто западной - я бы сказал: утонченно-западной жизнью.
Поэтому ему порой не хватает простейших земных удовольствий и чувств,
которыми он был ранен в нашем общем детстве.
- Привези пару веничков для бани, - попросил он.
- Что-что?
- Два-три веничка, свежих. Для русской бани.
- Ты шутишь? Пойди и нарви березовых веток в Центральном парке рядом с
твоим домом.
- Нет. Хочется настоящих. С родины. К. тому же здесь нарвешь - в тюрьму
попадешь.
Юра построил в загородном доме именно русскую баню. Потому что после
финской бани, к коим привыкли все западники, лучше чувствовало себя тело, а
после русской - душа. Как будто попарили и ее.
Американцам-аборигенам очень понравилась Юрина баня. Несмотря на
разный уровень получаемой в месяц прибыли, под веником они становились
равными.
Проблема же оставалась в вениках. Вообще патриоты американского образа
жизни уверяют, что в Америке можно купить все. Неправда. Я спрашивал в
супермаркетах граненый стакан. Не было. Даже не слышали.
Я по-дружески проникся просьбой, положил в «дипломат» два веника,
купленные у «Сандунов», и, не предполагая еще, что ждет меня впереди, поехал в
Шереметьево.
Таможенник не узнал меня. Такое, кстати, бывает довольно часто. Начал
пытать заученными вопросами:
- Наркотики есть? Драгоценности? Антиквариат? Что везете запрещенного?
От последнего вопроса я даже улыбнулся. Я имел право себе это позволить,
потому что, во-первых, не вез ничего запретного. Во-вторых, даже если бы я вез,
неужели я ему в этом признался бы добровольно?
- Скажите, а кто-нибудь вам отвечает, что он везет что-то запретное? -
спросил я у таможенника не без лукавства.
Такой вопрос показался ему большой дерзостью. Он внимательно
посмотрел на меня глазами-рентгенами. Похоже, мое лицо показалось ему
подозрительно знакомым. Прищурился.
- Вы не шутите на границе, а лучше откройте «дипломат».
Я открыл. Такого поворота событий он явно не ожидал. Правда, и я до этого
момента не подумал о том, какой эффект могут произвести два веника в «диплома-
те». Судя по всему, таможенник много повидал на своей службе. Но чтобы человек
летел в Америку с вениками для бани?!.
Он долго смотрел на них, словно прокручивал в голове варианты: что бы это
могло означать? что кроется в самих вениках? Потом задал самый глупый вопрос,
какой я слышал в своей жизни:
- Что это такое? На что получил не менее глупый ответ:
- Это веники.
Таможенник не поверил, позвал старшего офицера, чтобы тот ему
посоветовал: отрывать листочки или нет? А вдруг в них наркотики? Офицер тут же
признал меня, очень обрадовался. Сказал:
- Я все понял. Это вы везете для юмора, да? Проходите, проходите. - И на
прощание, с нехорошей, как мне показалось, улыбкой добавил: - Желаю счастья на
американской границе.
Его насмешку я вспомнил, только прилетев в Америку. Это было как раз то
время, когда любовь к русским за победу над коммунизмом и за разрешение снести
Берлинскую стену сменилась в мире настороженностью. В каждом прилетевшем
мужчине теперь виделся мафиози, а в женщине от 12 до 70 - проститутка, пося-
гающая на хлеб местных профессионалок, защищенных государственным
профсоюзом.
Когда я увидел, как трясут всех русских, заставляют открывать портфели,
чемоданы, я понял, что сейчас у меня возникнут серьезные проблемы. Тем более что
на этой границе меня уж точно никто не узнает.
Подходя к контролю, попытался придать своему лицу как можно более
честное выражение. Но западные офицеры не реагируют ни на что, кроме
спущенных по чиновничьей лестнице инструкций.
- Это ваш «дипломат»?
-Да.
- А что в нем?
- Ничего.
- Как ничего?
- Так, ерунда всякая.
- Откройте. Я открыл. Он смотрел на мою «ерунду» еще дольше, чем наш
