Если он не поднимет свою задницу и не начнет двигаться, то умрет здесь. Лиам не боялся собственной смерти. Он никогда не боялся смерти. Он боялся того, что оставит после себя.
Ханна и Шарлотта останутся одни. И это неприемлемо.
«Ты должен идти. Ты должен идти к Ханне».
Он заставил себя сесть ровнее. Его спина ударилась о ствол дерева. С головы и плеч посыпались снежинки.
«Я уже готова уйти, — сказала Джесса. — Ты еще нет».
«Не покидай меня, — подумал он. — Ты мне нужна».
«Нет, — ответила Джесса, ее голос постепенно тускнел и отдалялся. — Больше нет».
Лиам знал, что никогда снова не услышит ее голос в своей голове. Точно так же как понимал, что она права.
Только Ханна нуждалась в нем сейчас. Ханна, к которой ему нужно добраться.
Это уже не просто миссия. И давно перестала быть таковой. Его замороженное сердце оттаивало болезненно, мучительно медленно, но все же оттаивало.
Он заботился о ней. Он заботился о Шарлотте. Он должен вернуться к ним. Он хотел вернуться к ним с каждым ударом своего сердца.
Он доползет до нее, если придется.
С болезненным стоном Лиам заставил себя двигаться. Неловко прижав AR-15 к спине, он опустился на бок и перекатился на живот. И пополз вверх по крутому склону.
Это походило на попытку вскарабкаться на гребень застывшей волны. Опираясь на предплечья, он подтягивался, опираясь на руки. Снег залеплял лицо, рот, руки хватались за следующую ветку, следующий тонкий ствол, торчащий из снега, следующий клубок корней, утопающих в пороше.
Лиам тащил себя вверх, дюйм за дюймом, шаг за шагом.
Его волосы замерзли, превратившись в ломкие нити. Руки горели от снега, щеки обжигало. Ноги и руки казались неподъемными — кровь в венах замерзла до состояния ила. Пальцы на ногах жгло.
Пальцы ног. Жгло. Болезненно.
Он попытался пошевелить ими. Они онемели. Обе ноги онемели. Одновременно они горели, словно он прижимал их к горячей плите.
Если бы его действительно парализовало, он бы ничего не чувствовал. Вообще ничего.
Лиам подавился вдохом, который рассек его легкие.
Воспоминание пришло к нему разрозненными фрагментами. Такое уже случалось раньше, много лет назад в Афганистане после выполнения задания. Его раздробленные диски сместились, скрежеща, защемляя важный нерв, который на несколько часов лишил его чувств в нижней части тела.
Его ноги болезненно покалывало, словно их пронзали иголками. Это было чертовски больно. Ощущение медленно распространялось вверх по ногам, а вместе с ним и боль. Электрические разряды пронзили его позвоночник, обжигая нервы.
Но он мог чувствовать. Он мог пошевелить ногами.
Лиама охватило облегчение, которое так же быстро сменилось нервным страхом.
Ханна. Он должен идти к Ханне.
Он посмотрел вверх. Прямо над его головой из ствола дерева торчала толстая ветка. Он потянулся и ухватился за нее. Окоченевшие руки несколько раз соскальзывали, но в конце концов Лиам крепко ухватился и поднялся на ноги.
Он передвинул ногу вперед, напрягаясь, чтобы опустить пятку, затем носок, каждый шаг давался медленно, жестоко, с усилием. Лиам уперся в склон, ноги болели, мышцы горели, боль засела глубоко.
Бело-горячая электрическая боль пронзила его позвоночник. Он вскрикнул. Вдохнул резкий воздух, который разорвал его горло и легкие.
Ему нужно справиться с болью, иначе она захлестнет его, повергнет в шок.
Он уже сталкивался с подобной болью. И знал, что делать.
Лиам мысленно представил себе боль, как белый огненный шар у основания позвоночника. Он пропустил ее через свое тело — огненный след нервов, мышц, костей и сухожилий.
Создал четкий образ боли во всей ее полноте. Затем заключил его в ментальную коробку и запечатал. Он запер свою боль.
Это частично сработало. Его мысли оставались слишком медленными и неровными. Холод блокировал его разум, рефлексы, все.
«Если ты не можешь думать, ты не сможешь ее заблокировать». Это сказал ему старый приятель, армейский рейнджер.
И все же, этого хватило. Этого должно было хватить. Провал нельзя допускать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Его сердце билось так быстро, что Лиам почувствовал, как пульсируют виски. От невероятного напряжения он вспотел, его тело покрылось липкой испариной под слоями одежды.
Как только он промокнет, ледяной холод заберет его гораздо быстрее.
Если он остановиться, то умрет.
Наконец, он добрался до вершины оврага и рухнул. Ему нужно перевести дух и восстановить силы. Лиам лег на спину, тяжело дыша, уговаривая свое тело двигаться, продолжать путь.
С трудом поднявшись на ноги, он направился к лесу, ища следы, оставленные им и Пайком.
Он не знал, где находится, не мог сориентироваться в условиях белой мглы. Люди могли замерзнуть до смерти в пяти футах от своего дома — в пяти футах от безопасного места, которое не смогли бы увидеть, услышать, почувствовать или ощутить в ослепительной снежной буре.
Лиам продвигался вперед. Он боролся с желанием идти вперед с вытянутыми руками. Абсолютная белизна стала противоположностью абсолютной черноты.
Он спотыкался на снегу, утопая в сугробах, шатаясь от дерева к дереву. Красные капли привлекли его внимание. Он едва не прошел прямо по ним, прежде чем заметил. След из брызг крови рядом с двумя группами следов почти засыпало, сгладило и едва не стерло жестоким ветром.
Почти, но не совсем. Если он прищурится, то сможет их разглядеть.
Лиам пошел по следам, не сворачивая с дороги, — сказывались годы тренировок. Он не знал, как далеко его ноги пройдут, сколько времени продержится, пока температура его тела не упадет до критического уровня.
Если бы речь шла только о его выживании, он остановился бы сейчас и из последних сил создал снежное укрытие, чтобы заблокировать безжалостный ветер и оптимизировать тепло собственного тела.
Это спасло бы его от замерзания до смерти. Он смог бы спокойно переждать снежную бурю.
Но Лиам не имел права больше медлить. Монстр охотился за Ханной. Он должен его остановить. Должен вернуться к ней.
Он выкрикнул имя Ханны так громко, как только мог. Его рот принял форму, чтобы произнести правильные звуки, но он ничего не услышал.
Лиам закричал снова. Ветер так сильно заглушил голос, что он не знал, издал ли он вообще какой-нибудь звук.
Он — солдат. Он обучался этому. Его учили выживать в любых условиях, в любом месте.
Он таким и был. Это вбито в каждую частичку его существа.
Лиам продолжал двигаться. Каждый шаг совершался медленно и неуверенно, требуя огромных усилий и концентрации. Его позвоночник горел, ноги напоминали деревянные бруски, отделенные от его собственного тела.
Он оказался в снежном шаре, который с силой трясла невидимая гигантская рука. Снег был везде, куда бы он ни посмотрел. Во всех направлениях. Пока он не стал сомневаться, что это земля или небо, лево или право.
Тем не менее, Лиам сохранял способность воспринимать окружающую обстановку. Завывающий ветер. Гнущиеся, скрипящие деревья — белая сосна, сахарный клен, красный дуб, болиголов. Непрекращающийся снег.
Через каждые несколько ярдов он останавливался, чтобы прислушаться. Давно выработанная привычка, но он ничего не слышал. Ничего не видел...
Между деревьями промелькнуло какое-то движение.
Он прислонился к тонкому стволу осины и нащупал свое оружие. Руки ощущались как ледяные глыбы. Сколько патронов у него осталось? Пять? Десять? Он не мог вспомнить. У него был «Глок», но Лиам уже сомневался, что сможет нажать на курок.
Он не в том состоянии, чтобы эффективно защищаться. Даже он понимал это.
Фигура снова двинулась. Перебегает от дерева к дереву. Так размыто и нечетко, что ему могло показаться.
Это был не мужчина, не человек. Возможно призрак.
Это Линкольн, вернувшийся отомстить. Его глаза смотрели обвинительно. «Как ты мог оставить меня? Как ты мог позволить ей умереть?»
Лиам моргнул.
Не Линкольн. Его брат-близнец умер и ушел.
