Гусев обратил на эту странность внимание, но заострять не стал.
— Тогда увидимся в суде.
Алексей широко улыбнулся.
— Сильно сомневаюсь, — сказал он.
Причину Алексеевских сомнений Гусев понял к вечеру. Он успел пообщаться с четырьмя разными адвокатами из трех разных юридических контор, и ни один из них не выказал ни малейшего желания браться за иск к банку.
Бродя по адвокатским конторам, Гусев заметил очередную странность. Среди встреченных им юристов не было женщин. Но и это еще не все. Среди встреченных им юристов не было стариков. Среди них не было ни одного толстяка.
Все адвокаты оказывались людьми в возрасте до сорока лет, все они были стройными и подтянутыми, а у некоторых под дорогими костюмами прятались мышцы. У кого-то горы, у кого-то бугры, но ни задохликов, ни обладателей пивными животиками Гусев так и не увидел. Видимо, фитнес среди юристов был не просто моден, он был необходим, он был одной из главных составляющих имиджа успешного адвоката. Однако, это ни пролило ни лучика света на отсутствие среди них женщин и людей предпенсионного возраста.
Гусев понимал, что этому факту наверняка есть какое-то рациональное и, скорее всего, очень простое объяснение, и причина лежит на поверхности, и ответ не может быть так уж сложен, но задавать вопросы он не решился. В этом мире задавать вопросы надо было очень аккуратно, ведь за каждым неосторожным словом мог последовать вызов на дуэль, а Гусев не горел желанием стрелять в других людей. Снова.
Вечером он поужинал в какой-то кафешке, заказал кофе и проверил свой почтовый ящик.
Обещанные Максом файлы уже бултыхались в аттачменте, и Гусев, прихлебывая горячий напиток, принялся изучать обстоятельства собственной смерти.
Весьма загадочные, надо сказать, обстоятельства.
Гусева застрелили субботним вечером в его собственной квартире. Приблизительно в десять часов. В то же время с его телефона было совершено два анонимных телефонных звонка, голос звонившего, как водится, был изменен. Первый звонок поступил в дежурное отделение клиники «Вторая жизнь», второй — тоже в дежурное отделение, но уже полиции. Интервал между звонками был меньше минуты.
Дверь в его квартиру осталась открытой.
Криомедики приехали первыми и полицию им пришлось ждать. Однако, поскольку причина смерти Гусева была очевидна, они начали обговоренные в клиентском договоре мероприятия, которые хоть и не могли спасти пациенту жизнь, но делали его смерть не окончательной. Полиция, надо полагать, не пришла из-за этого в неописуемый восторг, однако, возбухать не стала. Видимо, ребята из «Второй жизни» дали на лапу кому-то из милицейских чинов.
По этой же причине не стали проводить вскрытие. Полицейский эксперт присутствовал при процедуре окончательной заморозки, и после того, как Гусева упаковали в холодильник, получил на руки полный отчет о характере гусевского ранения.
Сквозное, предполагаемый калибр — около девяти миллиметров, пулю в квартире Гусева так и не нашли. Полиция заключила, что стрелял профессионал и принялась искать причину убийства в области гусевской профессиональной деятельности, что было делом гиблым и абсолютно бесперспективным.
Таких, как Гусев, киллерам не заказывали. Для этого он был слишком мелок, слишком легко заменяем, слишком ничтожен для того, чтобы его смерть оказала хоть какое-то влияние он огромный корпоративный механизм, винтиком которого он служил. Он не был олигархом, не был владельцем компании, не был топ-менеджером, его звено было чуть выше среднего, и ни конкурентам, ни честолюбивым коллегам не было никакой выгоды от его смерти.
Кроме того типа, который занял его место начальника отдела и получил неплохую прибавку к своей и так неплохой зарплате. Гусев прикинул, стал бы он ради такого убивать. Нет, он бы не стал, но ведь это ни о чем не говорит. Все люди разные. Кто-то и за штуку баксов в месяц убьет.
Имя преемника в документах не значилось. Гусев подумал, что неплохо было бы его выяснить.
Впрочем, исходя из прочитанного, расследование стоило начинать с другой стороны.
Гусев не был большим поклонником интернета, но по роду службы в старой сети ориентировался неплохо. Политическая и культурная жизнь протекали где-то между «Живым Журналом» и «Фейсбуком», молодежь предпочитала «в контакте», в «одноклассниках» сидел народ. Сейчас же ничего этого не было. «Живой журнал» окончательно умер, «фейсбук», если и продолжал существовать, фатально вышел из моды, судьба остальных сайтов осталась для Гусева и вовсе неизвестной.
Социальная сеть ныне была одна, и зарегистрировано в ней было все население страны, причем в случае Гусева, согласия у этого населения никто не спрашивал. Этот подход Гусеву не особенно нравился, но были у него и свои плюсы. Поиск людей значительно упростился.
Если, конечно, люди не меняли фамилию или не уезжали из страны.
Настя не сменила и не уехала. Она все еще жила в Москве, и Гусев решил, что вечер еще недостаточно поздний, а потому можно нанести ей визит.
Она узнала его сразу.
— Ты, — коротко, на выдохе.
— Я, — не стал отрицать Гусев.
— Зачем ты пришел?
— Просто повидаться, — соврал он. — Проходил мимо, думаю, дай-ка зайду. Не так уж много знакомых у меня осталось.
— Я не хочу тебя видеть.
— Бывает, — она попыталась закрыть дверь, но он вовремя вставил ногу в проем. — Я недолго.
— Это твое второе имя, да?
— Скорее, кредо.
Насте было за шестьдесят. Ухоженная старушка, которая следила за собой, потому что больше следить ей было не за кем. Благодаря прозрачности нового мира, Гусев знал о ее жизни почти все. Ни мужа, ни детей, ни внуков.
Она посвятила свою жизнь карьере, но всякая карьера заканчивается пенсией. В случае Насти, это была хорошая пенсия, сдобренная доходами от удачных капиталовложений.
Не самый плохой, в общем-то, вариант.
— Я вызову полицию.
— Зачем?
— Чтобы они выставили тебя отсюда.
— Но я пока и не вошел, — заметил Гусев.
— Убери ногу.
— Что, даже чаю не предложишь?
— Убирайся к черту.
— Разве время не лечит раны?
— Ты кинул меня.
— За это ты меня и застрелила?
— Что?
От удивления она ослабила нажим на дверь. Гусев воспользовался заминкой и перетек в прихожую.
— Тебе там последние мозги отморозили, да?
— Нет. По крайней мере, мне так не кажется.
— Тогда что за чушь ты несешь?
— Я тут узнал, что меня застрелили, — сообщил он. — Прямо в сердце. В моей собственной квартире. В той самой, от которой у тебя были ключи. И почти сразу же в клинику, заметь, в ту самую клинику, на договоре с которой настояла именно ты, поступил анонимный звонок, сообщающий о моей смерти. Неплохо сработано, кстати. С одной стороны, я мертв, и ты отомщена, с другой стороны, я все же не совсем мертв, по крайней мере, теоретически, и совесть твоя осталась относительно чистой.
— Бред, — сказала она.
— Дверь открыли ключом. Ключи были только у тебя.
— Значит, не только.
— У тебя была возможность, — сказал Гусев. — У тебя был мотив. Странно, что тебя еще тогда не арестовали.
— Ты несколько переоцениваешь свое значение в моей жизни, Антоша, — сказала она ядовито-ласковым голосом. — Да, ты меня бросил, и я расстроилась, но это еще не конец света. И, кстати, меня тогда допрашивали.
— И что ты им сказала?
— То же самое, что и тебе. Это не я.
— А кто?
— Откуда мне знать? Ты ведь хам, Гусев. О твоей смерти наверняка мечтала целая куча народа.
— Мечтать о чьей-то смерти, это одно, — сказал Гусев. — А дарить кому-то смерть — это совсем другое.
— Вот именно. Я и слезинки не проронила, когда узнала. Но сама я этого не делала.
— Так прямо и ни слезинки?
— Гусев, чего тебе надо?
— Правду.
— Ты ее уже получил. Что будешь делать дальше?
— Значит, это не ты?
— Не я.
— С другой стороны, если бы это была ты, вряд ли ты бы мне в этом призналась, так?
— Почему бы нет? — спросила Настя. — Тридцать семь лет прошло, срок давности вышел, ты жив, вот он, передо мной стоишь. Чем бы я рисковала?
— К примеру, я мог бы отомстить.
— Как?
— У меня есть пистолет.
— Теперь у всех есть пистолет, — сказала она. — Только у тебя духу не хватит в меня выстрелить.
— Ладно, — сказал Гусев. — Что-то мы вообще не о том. Как ты жила-то все эти годы, Настя?
— Нормально жила, Гусев. Не знаю, на что ты там рассчитывал, но душу я тебе изливать не собираюсь. Так что шел бы ты отсюда, а?
— Да, — сказал Гусев. — Я, наверное, и правда пойду.
Он был уже в подъезде и успел спуститься на половину пролета, когда Настя его окликнула.
— Гусев!
