— И что же, по-вашему, Кларе делать с таким вот идеально-воздушным созданием?
— Ох, господин Зеземанн, я ведь вовсе не шучу, поверьте, мне не до шуток, дело куда серьезнее, нежели вы думаете, куда страшнее. Я бесконечно, да, бесконечно разочарована.
— Да что же тут страшного, скажите на милость? Ребенок вовсе не показался мне таким уж страшным, отнюдь, — спокойно возразил господин Зеземанн.
— Если бы вы знали, господин Зеземанн, ах, если бы вы только знали, что за люди и звери наводняли наш дом в ваше отсутствие! И все по милости этой девчонки! Господин кандидат тоже может вам многое рассказать.
— Вы, кажется, упомянули о зверях, фройляйн Роттенмайер? Как прикажете вас понимать?
— Ах, это просто уму непостижимо! Все поведение этой девчонки просто в голове не укладывается! Если, разумеется, не согласиться с тем, что подобные приступы говорят о полном душевном расстройстве.
До сего момента господин Зеземанн полагал, что дело не столь уж серьезно, однако если речь идет о душевном расстройстве, то это может дурно отразиться на Кларе. Господин Зеземанн очень пристально посмотрел на фройляйн Роттенмайер, так, словно хотел удостовериться, не страдает ли она сама подобным расстройством. В этот момент в дверях возник господин кандидат.
— А вот и наш господин кандидат! Вот он нам все и растолкует! — приветствовал учителя хозяин дома. — Прошу, прошу, садитесь-ка вот здесь, рядом со мной!
Господин Зеземанн протянул руку учителю..
— Фройляйн Роттенмайер, господин кандидат выпьет со мною чашечку черного кофе. Садитесь, садитесь, без церемоний! А теперь, господин кандидат, расскажите мне, что такое с этой девочкой, которую мы взяли в качестве компаньонки для моей дочери. Вы ведь с ней тоже занимаетесь? Что это за история со зверями, которых она принесла в дом, и в своем ли она уме?
Но господин кандидат почел необходимым сначала выразить свою радость по поводу счастливого возвращения хозяина дома. Он-де явился только засвидетельствовать ему свое почтение. Однако господин Зеземанн потребовал, чтобы ему все подробно рассказали. И господин кандидат начал:
— Коль скоро я вынужден говорить о, так сказать, сути этой девочки, то прежде всего, господин Зеземанн, я хотел бы обратить внимание на то, что если, с одной стороны, мы здесь обнаруживаем некоторые изъяны в развитии, кои объясняются более или менее небрежным воспитанием, или, лучше сказать, несколько запоздалым началом обучения, хотя эти изъяны проявляются далеко не во всем, напротив, ее хорошие качества, наряду с некоторой оторванностью от жизни, вполне объяснимы ее затянувшимся пребыванием в Альпах, которое, бесспорно, имеет и свои положительные стороны, если отрешиться от длительности…
— Дорогой мой господин кандидат, — нетерпеливо перебил его господин Зеземанн, — по-моему, вы перестарались. Скажите мне просто и ясно, вам эта девочка тоже внушает ужас тем, что приносит в дом зверей, и как, на ваш взгляд, все это может сказаться на моей дочери?
— Мне не хотелось бы обидеть эту девочку, ибо если, с одной стороны, тут имеет место своего рода светская неопытность, вполне объяснимая более или менее некультурной жизнью, коей она жила до своего переселения во Франкфурт, то уже само это переселение вносит в развитие этой, можно смело сказать, вполне неразвитой или, по крайней мере, недостаточно развитой девочки… но, с другой стороны, она одарена весьма неплохими свойствами, и если смотреть шире…
— Прошу прощения, господин кандидат, Бога ради, не заставляйте меня перебивать вас, но я… Я должен как можно скорее еще раз увидеть свою дочь.
С этими словами господин Зеземанн ринулся к двери, выскочил и больше в столовую не вернулся.
В классной комнате он подошел к дочери. Хайди тут же встала.
— Послушай, малышка, принеси-ка мне… погоди, ах да, принеси мне… — он и сам не знал, что ему нужно, но Хайди необходимо было ненадолго спровадить из комнаты. — Принеси мне стакан воды.
— Холодной?
— Да, да, разумеется, холодной.
Хайди исчезла.
— Ну, милая моя девочка, — сказал отец, подвигаясь поближе к дочери и беря ее руку в свою, — скажи мне ясно и без обиняков: каких это зверей притащила в дом твоя компаньонка и почему фройляйн Роттенмайер полагает, что у нее временами не все в порядке с головой? Можешь ты мне на это ответить?
Конечно же, Клара смогла ответить отцу, ибо перепуганная домоправительница и Кларе тоже поведала о путаных Хайдиных речах, которые для Клары имели, однако, смысл. И она рассказала отцу сперва историю с черепахой и котятами, а потом растолковала ему, что означают странные речи Хайди, столь сильно напугавшие фройляйн Роттенмайер. Господин Зеземанн хохотал от души.
— Значит, ты вовсе не хочешь, чтобы я отправил девочку восвояси, Клерхен? Ты еще от нее не устала?
— Нет, нет, папа, прошу тебя, не отсылай ее! — воскликнула Клара с мольбою в голосе. — С тех пор, как здесь Хайди, все время, каждый день что-то случается. Это так занятно, совсем не то, что раньше, когда здесь совсем-совсем ничего не происходило. И потом Хайди так много мне рассказывает!
— Отлично, Клерхен, договорились! А вот и твоя подружка вернулась. Принесла мне вкусной холодной воды? — спросил господин Зеземанн, принимая у девочки стакан.
— Да, прямо из колодца, — отвечала Хайди.
— Ты что же, Хайди, сама бегала к колодцу? — удивилась Клара.
— Конечно. Это очень хорошая вода, но мне пришлось далеко идти, потому что у ближнего колодца было очень много людей. Тогда я пошла по улице, но и у второго народу было не меньше, и я свернула на другую улицу и там уже набрала воды. Да, какой-то господин с белыми волосами просил передать привет господину Зеземанну. Сердечный привет.
— Да, экспедиция оказалась весьма успешной, — рассмеялся господин Зеземанн. — А кто же этот господин с белыми волосами?
— Он проходил мимо колодца, когда я брала воду, а потом остановился и говорит: «Дай-ка мне напиться, я вижу, у тебя есть стакан. Кому это ты несешь воду в стакане?» А я сказала, что господину Зеземанну, тогда он громко засмеялся, велел передать вам сердечный привет и еще сказал, что желает вам приятно освежиться этой водой.
— Так, интересно, кто же это желает мне приятно освежиться? Как этот человек выглядел, Хайди? — спросил господин Зеземанн.
— У него очень доброе лицо, и он так хорошо смеется, и еще у него такая толстая золотая цепочка, а на ней висит тоже золотая штучка с большущим красным камнем, а на палке у него лошадиная голова.
— О, так это господин доктор! О, это наш старый друг доктор! — в один голос воскликнули Клара и господин Зеземанн.
В тот же вечер, оставшись в столовой с глазу на глаз с фройляйн Роттенмайер и обсуждая с ней разные домашние дела, господин Зеземанн сообщил ей, что компаньонка его дочери останется в доме. Он нашел девочку вполне нормальной, а ее общество для Клары предпочтительнее любого другого.
— А посему я настаиваю, — очень твердо сказал господин Зеземанн, — чтобы с девочкой всегда обходились по-хорошему, а ее некоторые странности ни в коем случае не должны считаться прегрешениями. Впрочем, если вам самой трудно справляться с девочкой, то у меня для вас на примете отличная помощница. В ближайшее время сюда на довольно продолжительный срок приедет погостить моя мать, уж она-то с кем угодно найдет общий язык. Вы хорошо меня поняли, фройляйн Роттенмайер?
— О да, господин Зеземанн, я все отлично поняла, — отвечала домоправительница, однако по лицу ее было видно, что она не испытывает большого облегчения при мысли о такой помощнице.
На сей раз господин Зеземанн недолго отдыхал в родном доме. Уже через две недели дела вновь потребовали его в Париж, и он утешал дочку, огорченную его отъездом, тем, что скоро приедет ее бабушка, которую ждут со дня на день.
Едва господин Зеземанн уехал, как пришло письмо с сообщением, что госпожа Зеземанн выехала из Голштинии, где она жила в своем старом поместье. На другой день пришло сообщение о точном времени ее прибытия, дабы за госпожой Зеземанн на вокзал прислали карету.
Клара страшно обрадовалась этой новости и весь вечер напролет рассказывала Хайди о бабуленьке, так что Хайди тоже стала называть ел бабуленькой, за что удостоилась весьма неодобрительного взгляда фройляйн Роттенмайер, который, впрочем, не произвел на девочку ни малейшего впечатления. Она уже привыкла к строгости домоправительницы. Позднее, когда Хайди шла к себе, фройляйн Роттенмайер позвала ее в свою комнату и заявила, что девочка ни в коем случае не должна называть госпожу Зеземанн бабуленькой, а только госпожой Зеземанн или же сударыней.
— Ты поняла? — спросила фройляйн Роттенмайер.
Хайди смотрела на нее с некоторым сомнением, однако дама смерила ее таким взглядом, что Хайди не осмелилась сказать, что не очень-то ее поняла.
