Словом, Испания решила поучаствовать в общем карнавале. Аббат Арчелли был направлен в Варшаву испанским эмиссаром, как тогда говорили. Решено было выслать в Польшу на предвыборную кампанию миллион песо, шпионская деятельность аббата обходилась Испании куда дешевле – четыреста дублонов в год. Требовалась еще значительная сумма на подкуп Станислава Лещинского, дабы уговорить его отказаться от прав на престол в пользу юного инфанта Филиппа.
Не откажу себе в удовольствии привести текст инструкции, написанной маркизом де ля Пас, министром иностранных дел Испании, для монаха Арчелли.
«Прежде всего, вы должны стараться войти в сношение со всеми главными магнатами Польши и узнать, кто те поляки, которые претендуют на корону. Сблизившись с магнатами, вы должны говорить, что выбор на престол поляка много принесет затруднений и грозит раздорами, что ничего нет лучше, как выбрать иностранного принца.
Заложивши это основание, вы должны с благоразумием и осторожностью выражать свои суждения о качествах и заслугах различных принцев Европы, для того чтобы нечувствительно остановить их внимание на инфанте Филиппе, восхваляя его молодость, обещающую большие дарования. Особенно важно подчеркнуть то, что Испания, удаленная от Польши, никогда не может быть опасна этой республике и никогда не употребит своих сил для разрушения основных законов этого королевства. Нежный возраст принца Филиппа даст ему возможность незаметно усвоить все обычаи страны и переродиться так, чтобы он сделался настоящим поляком».
Арчелли исполнял инструкцию очень точно: интриговал, шептал по гостиным, высказывал суждения, шпионил. Беда только, что, будучи итальянцем, он так и не выучил испанский язык. Французский, однако, он знал с детства, поэтому отчеты писал в Мадрид, но писал по-французски. Одна из его депеш была перехвачена, и он как-то плавно, так и не пристроив испанского принца на трон, незаметно для себя перешел на службу Франции. Принц Филипп, кстати, ездил потом в Россию с желанием выгодно жениться, но тоже как-то не получилось.
Перед поездкой в Россию все было продумано до мелочей: местожительство найдено, подарки в виде ювелирных украшений из Гамбурга высланы и должны были вовремя прийти в Петербург, лица, близкие к русскому двору, с которыми предстояло работать, названы. Теперь главным было благополучно добраться до места.
11
Карета неслась по лесной дороге как бешенная, как уходящий от кровожадного волка олень, или как волк, обманувший охотников. Матвея бросало из стороны в сторону, и он все время задевал локтем больной руки патронную суму, которую Евграф держал на коленях.
– Да поставь ты ее на пол, – кричал он денщику.
Евграф пытался отодвинуться от князя, но суму на пол не спускал. С той самой минуты, как они доползли до тисовой аллее и обнаружили там собственную карету, а потом еще и патронную суму под сиденьем, Евграф держал ее в руках как малого ребенка и даже поглаживал с нежностью. Все, все было на месте – и документы, и депеши, и, главное, деньги. Такую удачу Господь Всемилостивый раз в жизни посылает.
На противоположном сиденье, спиной к козлам, сидела прелестная незнакомка, «ночная дева», как окрестил ее Матвей. Она спала, склонив голову на плечо отца, личико ее до половины было закрыто капюшоном, видны были только плотно сомкнутые глаза и золотистый, тугой, как пружинка, локон на лбу. Кто такая, куда едет? Надо признать со всей очевидностью, что пара эта была послана Матвею самой судьбой.
Все произошло стремительно, можно сказать, – неправдоподобно, словно не сама жизнь, а романист какой-то, недоучка, сочинил сюжет. Лязгнул замок, распахнулась дверь в каретный сарай, и туда с бранью впихнули высокого господина в черном, а потом и дочь его. Девица была так испуганна, так неловка, что наступила на подол платья и непременно повалилась бы прямо на грязный пол, не подхвати ее черный господин. Потом она сидела, уткнув лицо в грудь его, плакала и повторяла: «Батюшка, за что? Почему они нас схватили? Что плохого мы им сделали?»
Французы… Вроде бы не гоже сейчас конфедератам с французами враждовать, но кто поймет эту загадочную польскую нацию? Темно, не разглядишь ничего, но голосок очаровательный. Вспомнился вдруг Париж. Приятно слышать французскую речь. Но девица, пожалуй, не парижанка. Чувствуется какой-то легкий акцент… а может, просто кажется.
Матвей, конечно, не утерпел, сунулся с утешениями. Куда там! Дева так и зашлась от слез. Из невнятного разговора отца с дочерью Матвей понял, что оба они ехали в Россию, где им была обещана работа, что в пути их ограбили, пленили и что девицу зовут Николь.
Евграф оказался более удачливым. Как только слезы иссякли и дева принялась всхлипывать, с ужасом оглядывая сарай, денщик подкатил с грудинкой и хлебом. Вот шельмец! Он всегда хочет есть, худой, как жердь, а обжора фантастическая. И все не впрок, все перегорает в бездонном желудке. При этом твердо уверен, что в любом, даже безвыходном положении, жратва есть лучшее утешение и помощник.
И хлеб, и грудинку девица приняла, поела, и воды попила из горлышка жестяной фляжки.
– Звери, право слово, звери, – ворчал Матвей, грозя кулаком в сторону сопящего под дверью часового.
Девица что-то обиженно лепетала в ответ, а Евграф дергал за рукав барина и все спрашивал: «Что она говорит-то? Переведите, ваше сиятельство… Может, оно нам в помощь».
Матвей отмахивался от прилипчивого денщика, а потом стал переводить всхлипы девицы слово в слово. Она толковала про какого-то слугу, которому удалось бежать, про то, что надо надеяться, что надежда умирает последней, словом, несла всякий вздор. Молчаливый отец тоже изредка открывал рот, но его слова и вовсе не несли никакой информации. Он только сокрушался по поводу своей несчастной судьбы.
Девица вдруг замерла, прислушиваясь, и даже пальчик подняла, упреждая всех, – замрите!
– Бог всегда посылал мне помощь, не оставит он меня и теперь, – прошептала она одними губами.
– Мыши, – пояснил Матвей, пытаясь объяснить скребущийся звук из темного угла.
– Нет, нет, это наше спасенье, – Николь вдруг резво вскочила на ноги и бросилась в темноту.
А дальше все завертелось со скоростью сорвавшегося с петель колодезного ворота. В глубине сарая лязгнула отодвигаемая щеколда. Оказывается, там была дверь, Матвей и не подозревал о ее существовании.
– Скорей, скорей, – страстно шептала Николь и тянула за руку к этой двери Евграфа. – Господин офицер, поторапливайтесь. Мой слуга спас нас. Ну что же вы? И тише, тише…
Надо сказать, что контузия коварная штука. Вроде бы Матвей вполне нормально соображал, но как-то не смог быстро перестроиться. Куда бежать, зачем, если так хорошо сидим и разговариваем? …Евграф пытался тащить раненого барина на горбу, тот вырывался, но в дверях денщик одержал-таки победу, обхватил князя за талию и перенес через порог. Стойла в большинстве своем были пусты, только в двух или трех стояли лошади.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
