Майор видит в зеркальце, расположенном над лобовым стеклом, размеренно шагающего по шоссе человека. Неуверенным движением Степанчук достает из кармана зажигалку. Смотрит на нее. Зажигает. Тушит. Выключает рацию. Медленно вылезает из машины.
— Энов? — спрашивает он проходящего мимо «Волги» Эна Эновича.
— Да. Я.
— Вы арестованы.
Издали доносится вой пожарных сирен. Нарастает…Степанчук связывается по рации с генералом Плуховым.
— Товарищ генерал, операция завершена.
— Взяли тихо?
— Сделали все возможное.
6
Управление генерала Плухова. Наполнив коньяком рюмки, генерал снимает с подноса фарфоровую тарелку с нарезанными лимонами и вазочку с трюфелями.
— Лимоны калифорнийские. Сахаром посыпать? — он опускается в кресло. — За что будем пить?
— За работу, Сергеич. За что же еще? — сидящий напротив генерала пожилой суховатый мужчина поднимает рюмку.
— За нее, Юрий Дмитриевич. За нелегкую, — соглашается Плухов. Пьют.
— Говоришь, калифорнийские? — усмехается Юрий Дмитриевич, посасывая желтый кружочек. — Думаешь, американцы в твоем городе шалят?
— Они, Юрий Дмитриевич, — Плухов разворачивает конфету. — Печенкой чувствую.
Отложив кожуру на блюдце, Юрий Дмитриевич поглаживает циферблат своих золотых часов.
— Нет, Сергеич, нет. Откалывать подобные номера нашим американским друзьям нет резона. Не до того им сейчас. Во-первых, в предвыборную кампанию они с головой ушли. Во-вторых, и другие проблемы их одолевают… С Ираном по уши завязли. Над африканскими ребусами попотеть приходится. Никарагуа. Сальвадор. Проблему кубинских беженцев мы им организовали. Ну, а ко всему прочему, они трясутся за торговые отношения.
Плухов жует трюфель, слушает.
— Так что твоя догадка сомнительна. Это не янки, — заключает Юрий Дмитриевич.
— Кто же? Китайцы? Юрий Дмитриевич улыбается.
— Ну, ты даешь, Сергеич! Они до сих пор нашей послевоенной техникой пользуются! Им до такого прогресса пятьсот лет на волах тащиться!
— Так кто же? Юрий Дмитриевич, не томи. Юрий Дмитриевич прищуривает глаз.
— Израиль!
Рука Плухова, протянутая к бутылке коньяка, зависает.
— У них сейчас треть населения — выходцы из России, — поясняет Юрий Дмитриевич. — Сам премьер-министр и половина его кабинета в разное время жили в Советском Союзе. Уж кто-кто, а они наши уязвимые места знают. И разведка их, как тебе известно, работает на достаточно высоком уровне.
— Не ожида-ал, — признается Плухов. — А мы еще народ к ним отпускаем!
Юрий Дмитриевич снова улыбается.
— Это особая статья. Пшеничку-то с Запада мы за что получаем? Да и не только в пшеничке дело. Много нюансов. Политика!
— Ох уж эта политика, — Плухов наполняет рюмку Юрия Дмитриевича. — Черт ногу сломит!
— Объем работы большой, говорить не приходится, — Юрий Дмитриевич берет рюмку. — Поэтому, я у тебя надолго и не задерживаюсь. Сегодня же — дальше. Не один твой город на мне висит.
Юрий Дмитриевич неторопливо пьет.
— А ведь на внешнем фронте в данный момент все складывается так, как мы и планировали…
Он смолкает, задумываясь. Через минуту спрашивает:
— Ну, а что у тебя со Степанчуком?
— Снюхался с первым секретарем обкома Борисовым. Да ты же знаешь.
— Знаю. Ну и какие ты принимаешь меры? Когда этот сукин сын пакостничать прекратит?
— Юрий Дмитриевич! Не могу же я его как дезертира пристрелить! Или как изменника… Воюю с ним день и ночь!
— Хорошо, Сергеич, — Юрий Дмитриевич приглаживает серебристые виски. — Я о нем с Антроповым поговорю. Лично. Что-нибудь придумаем. Нам такие двоеженцы в комитете не дужны.
— Спасибо, Дмитриевич.
— Потом будешь благодарить. Когда твоего гуся яблоками набьем. А пока расскажи, как ведешь работу со слухами.
— Как положено. Распространяем и в городе и по области. Согласно списку.
— Фотографий хватает?
— У каждого шофера на лобовом стекле по одной, а то и по две. Но дополнительная партия не помешает. Осталось еще кое-какие глухие деревни по области охватить.
— Хорошо.
— Мы еще, Юрий Дмитриевич, по собственному почину наладили выпуск календариков с его портретом. Распространяем в поездах, на вокзале, в общественных туалетах.
— Хорошо.
— Юрий Дмитриевич! — Плухов приподнимается с кресла. — Может быть, все-таки рюмки побольше достать?
Юрий Дмитриевич останавливает генерала.
— Не гони, Сергеич. Вечером наверстаем. А теперь ответь-ка ты мне лучше, почему Дельцина не уберегли.
Плухов встает. Разводит руками.
— Не наша вина, Юрий Дмитриевич. Я уже рассказывал. Его сначала загипнотизировали, потом из города вывезли, задушили и в мешок спрятали. Таксист, принимавший участие в ликвидации капитана, скрылся. Ищем.
— Я тебя спрашиваю не о том, как его убрали, а о том, почему вы не уберегли моего лучшего работника?
Плухов садится. Молчит.
— Вот то-то и оно, — говорит Юрий Дмитриевич. — Есть над чем подумать… Ну, значит так. Я через три дня обратно буду лететь. Тогда и заберу с собой в Москву твоего супермена Энова, пока его наш дружок Молекула не перехватил… Да, вырос мужик, ничего не скажешь, — пощипывает он ухо. — Был у нас на побегушках, а теперь — величина-а-а… Ну, значит, ты меня понял, поэнергичнее эти три дня поработай с Эновым, а мы продолжим. Особых мер воздействия прошу не применять. Материал передашь мне в целости. Наслышан я о вашей «кричалкс»… Понаблюдай за городом. Установленных сообщников пока не бери. Энова и Кувякина советую посадить в одну камеру. Послушаешь, о чем говорят. Ну и так далее. Сам знаешь. Мультфильм сейчас же отправь в Москву. В ЦэКа уже и об этом известно. Интересуются. Киномеханика можно в «кричалку». Только не убивать. Жаль, что сгорел пожарный. В общем, поподробнее поговорим на днях. Думаю, тебе будет о чем доложить… Ландсгер-биса и Джугашхурдию от тебя забираю, а то и этих угробишь… А Дельцина… Ладно, Дельцина, пожалуй, спишем на счет Степанчука.
— Спасибо, Дмитриевич. Большое.
— Как общественное мнение в городе? Какова его реакция на чудеса?
— Все в порядке, Дмитриевич, не беспокойся. По области я поднял на ноги все воинские части. Город в кольце двух танковых бригад. Солдат расселяем по школам. Это на всякий случай. Патроны им выданы боевые.
— Молодец, Плухов. По-боевому решил вопрос.
— Борисов поначалу ерепенился, но в результате все утряслось…
— Ну, что же, — Юрий Дмитриевич смотрит на часы. — Хорошо. Как там твои обещанные пельмени? Не стынут?
…— А когда я была в Италии, Юрий Дмитриевич, кормили нас исключительно плохо. Одними пиццими под разным соусом. Только от одного их вида дурно делалось. И еще жара постоянная! Мне кажется, там, в Америке, мое здоровье и подорвалось. А Лас-Вегас их хваленое — обыкновенная дыра. Одни помойки. В Анжелесе, правда, более-менее ничего. Водички много, пляжей. В Чикаго или Бостоне — приличные магазины, но пыль, суета… че-ерные… Приехала я, в общем, домой совершенно разбитая, тяжело больная…
— Поезжайте в Швейцарию, Галя, — советует Юрий Дмитриевич. — Горы, чистый воздух, тишина, что еще надо… — отодвинув тарелку, вытирает уголки рта. — Знатные пельмени. Молодец, хозяйка. Сыт.
— Я их, правда, не совсем сама готовила, — на щеках супруги Плухова играет румянец. — Маруся, наша прислуга, мне помогала… Может быть, еще тарелочку скушаете?
— Тарелочку скушать? — улыбается Юрий Дмитриевич. — Разве что ради вас, Галя.
— Мару-уся! — зовет Галя. — Мару-уся, где ты?! Плухов откупоривает новую бутылку «Смирновской».
— Теперь за что выпьем? — спрашивает он.
— Выпьем за Юрия Дмитриевича! — предлагает Галя. Поправляет волосы. Поднимает свой бокал с шампанским. — Юрий Дмитриевич! За ваше здоровье! Вы так похудели, осунулись. Совсем, наверно, там, в Москве, не отдыхаете…
Юрий Дмитриевич с благодарным видом кивает. Осушает емкость.
— Вы берите огурчики. Вот грибочки соленые. Сама солила. Буженинку почему не кушаете, Юрий Дмитриевич? Свеженькая. Обижаете. И до икорки не дотронулись, ни до черной, ни до красной.
— Спасибо, Галина. А вот по поводу икорки черной я вам из Норвегии привез пикантный анекдот.
Юрий Дмитриевич рассказывает анекдот. Галя смеется. Подносит руку к глазам. Отклоняется всем телом. Трясется ее пышная грудь. Плухов поперхивается. Его душит кашель. Лицо багровеет. Юрий Дмитриевич ударяет генерала кулаком меж лопаток. Из Плухова вылетает кусок плохо пережеванной буженины.
— Ой, не могу! — Галя обхватывает обеими руками колышущийся живот. — Ой, уморили, Юрий Дмитриевич!
Она подносит к лицу салфетку. Плечи продолжают вздрагивать.
— Ну, ты и глотаешь! Как будто украл! — шутит Юрий Дмитриевич. — Хотите еще анекдот, Галя?
