Когда Джереми приходит домой, отец варит в кастрюле перевернутую пиццу.
Знакомства с писателями обычно разочаровывают — в лучшем случае. Писатели, которые пишут сексуальные триллеры, не обязательно сексуальны или триллерны сами по себе. Детские писатели могут выглядеть, скорее, как бухгалтеры или убийцы с топорами, если уж на то пошло. Писатели романов ужасов редко выглядят устрашающе, но часто оказываются хорошими поварами.
Между тем, Гордон Стренгл Марс выглядит вполне устрашающе. У него длинные тонкие пальцы — сейчас перемазанные соусом от пиццы — вот почему он выбрал Стренгл[8] в качестве фальшивого второго имени. У него очень светлые волосы, за которые он дергает себя, когда пишет, пока они не встают торчком. У него скверная привычка появляться у вас за спиной, когда вы этого не ждете. Его глаза глубоко посажены, он исключительно редко моргает. Карл говорит, что отец Джереми смотрит на вас, как будто представляет, что вы угодили в сети гигантского паука. Что, по-видимому, верно.
Люди, которые читают книжки, никогда не интересуются вопросом, являются ли их любимые писатели заодно хорошими родителями. Почему, собственно, они должны ими быть?
Гордон Стренгл Марс — ворует в магазинах забавы ради. У него сложная негласная договоренность с местным книжным магазином, где, в обмен на автографы к романам Гордона Стренгла Марса, отцу позволяется утаскивать книги. Рано или поздно туда заходит мать Джереми и выписывает чек.
Джереми испытывает к отцу сложные чувства. Отец — скряга и мелкий воришка, но все-таки Джереми любит его.
Отец редко показывает характер, общаясь с Джереми, он всегда интересуется жизнью Джереми и дает интересные (хотя и сбивающие с толку) советы, когда Джереми просит. Например, когда Джереми спросил, стоит ли поцеловать Элизабет, тот предположил, что Джереми, целуя Элизабет, не боится гигантских пауков. В ответах отца Джереми обычно присутствуют гигантские пауки.
Когда Джереми и Карл не разговаривали друг с другом, именно отец Джереми помирил их. Он завлек Карла к ним домой, а потом запер обоих у себя в кабинете. Он не выпускал их наружу, пока они не стали разговаривать.
— Я придумал классную идею для твоей книги, — говорит Джереми. — Что если один из пауков сплетет паутину на футбольном поле, в футбольных воротах. И что если вратарь не заметит этого до середины игры? Может ли футболист убить паука мячом, если наподдаст как следует? Взорвется ли паук? Или, даже лучше, паук может проткнуть мяч своими огромными ядовитыми клыками. Это тоже было бы круто.
— Мать в гараже, — говорит Гордон Стренгл Марс, — хочет с тобой поговорить.
— Ох, — говорит Джереми. Совершенно внезапно он вспоминает, что Лиса из сна Талис пыталась ему позвонить. Чтобы предупредить его. Интуитивно он понимает, что родители виноваты в том, что Лиса умерла, как если бы они сами убили ее.
— О тебе? Вы разводитесь?
— Не знаю, — говорит отец. Он пожимает плечами. Корчит гримасу. Такие гримасы отец Джереми корчит часто, и его лицо становится еще более противным и злодейским, чем обычно.
— Что ты натворил? — говорит Джереми. — Тебя поймали при попытке кражи в «ВолМарте»?[9]
— Нет, — говорит отец.
— У тебя есть кто-то на стороне?
— Нет, — опять говорит отец. Теперь он выглядит разочарованным, то ли в себе, то ли в Джереми, задающем такие ужасные вопросы.
— Я проиграл. Хватит об этом.
— Как твоя книга? — говорит Джереми. В голосе отца есть нотки, от которых Джереми хочется кого-нибудь пнуть. Но, как назло, когда гигантские пауки по-настоящему нужны, их не оказывается рядом.
— Об этом я тоже не хочу говорить, — говорит отец, приобретя, если это возможно, еще более пристыженный вид. — Иди скажи матери, обед будет готов через пять минут. Можем посмотреть новую серию «Библиотеки» после обеда, если только ты не видел ее уже тысячу раз.
— Ты знаешь, что в конце? Мама тебе уже сказала, что Лиса…
— Вот дерьмо! — перебивает отец. — Они убили Лису?
Потому-то и тяжело быть писателем, думает Джереми.
Даже самые крутые и удивительные повороты редко становятся для тебя неожиданностями. Ты знаешь, куда ведет каждый рассказ.
Мать Джереми — сирота. Отец Джереми утверждает, что ее воспитали оставшиеся не у дел звезды немого кино, и это правда, она напоминает персонаж из фильмов с Гарольдом Ллойдом.[10] У нее призывно-взъерошенный вид, как будто ее только что привязали к железнодорожным путям или только что отвязали от них. Она познакомилась с Гордоном Марсом (до того как он прибавил к своему имени Стренгл и опубликовал первый роман) в продуктовом отделе торгового центра в Нью-Джерси и влюбилась в него прежде, чем поняла, что он писатель и вдохновенный магазинный вор Она не прочла ничего из его сочинений, они не поженились, что со стороны отца Джереми было типичной коварной уловкой.
Мать Джереми не читает романов ужасов. Она не любит истории о привидениях или необъяснимых феноменах или даже о феноменах, требующих сложных технических объяснений. Например, микроволны, аэропланы. Она не любит Хеллоуин и даже хеллоуинские конфеты. Отец Джереми дает ей специальные издания своих романов, где самые устрашающие страницы склеены.
Мать Джереми скорее молчалива, чем наоборот. Ее зовут Алис, и иногда Джереми думает, что двух самых молчаливых из его знакомых зовут Алис и Талис. Но мать и Талис молчаливы по-разному. Мать Джереми принадлежит к породе людей, как будто хранящих что-то скрытое, что-то тайное. В то время как Талис — сама тайна. Мать Джереми легко могла бы быть тайным агентом. А Талис — смертельный луч, или ключ к бессмертию, или что-то, что тайные агенты должны сохранять в тайне. Зависнуть с Талис — все равно, что зависнуть с черной дырой.
Мать Джереми сидит на полу гаража, рядом с большим картонным ящиком. У нее в руках фотоальбом. Джереми садится рядом.
Фотографии кота на заборе и чего-то неясного, напоминающего кита, дирижабль или буханку хлеба. Фотографии маленькой девочки, сидящей рядом с женщиной. У женщины — меховой воротник с острой маленькой мордочкой, четырьмя лапами и хвостом. Джереми чувствует внезапный приступ острой боли. Смерть Лисы — первая смерть, сколько-нибудь его взволновавшая, хотя речь идет о вымышленном персонаже. Маленькая девочка на фотографиях выглядит чрезвычайно бледной, как будто ее только что стукнули молотком. Как будто кто-то за пределами кадра сказал ей: «Улыбнись! Твои родители умерли!»
— Клео, — говорит мать Джереми, указывая на женщину, — это Клео. Она тетка моей матери. Жила в Лос-Анджелесе. Я отправилась жить к ней, когда мои родители умерли. Мне было четыре года. Я знаю, что никогда не говорила о ней. Я никогда не знала, что о ней сказать.
Джереми сказал:
— Она хорошо к тебе относилась?
Мать сказала:
— Она пыталась хорошо ко мне относиться. Она не собиралась взваливать на себя бремя воспитания маленькой девочки. Что за неудачная фраза! Взвалить бремя. Как будто она была лошадью. Как будто кто-то посадил меня ей на спину, и я никогда не спускалась на землю. Ей нравилось покупать мне одежду. У нее была страсть к одежде. Она была несчастна. Много пила. Она любила ходить в кино после обеда и на спиритические сеансы вечером. У нее были любовники. Некоторые из них были полной дрянью. Любовью ее жизни был мелкий гангстер. Он умер, она так и не вышла замуж. Она всегда говорила, что брак — это шутка, а жизнь — еще большая шутка, и ей попросту не хватает чувства юмора. Поэтому очень трудно вообразить, что все эти годы она занималась свадебной часовней.
Джереми смотрит на мать. Она наполовину улыбается, наполовину морщится, как будто у нее болит живот.
— Я сбежала, когда мне было шестнадцать. И больше никогда ее не видела. Однажды она прислала мне письмо, через издателей твоего отца. Она сказала, что прочла все его книги — так она и нашла меня, потому что он продолжает посвящать их мне. Она сказала, что надеется, что я счастлива, и что она думает обо мне. Я тоже написала ей. Я послала твою фотографию. Но она так и не ответила на мое письмо. Звучит как эпизод «Библиотеки», не так ли?
Джереми говорит:
— Так ты об этом хотела мне сказать? Папа говорил, ты хочешь сказать мне что-то.
— Это только часть, — говорит мать, — я должна поехать в Лас-Вегас, проверить кое-что, связанное с этой свадебной часовней. Я хочу, чтобы ты поехал со мной.
— Значит, ты об этом хотела поговорить? — говорит Джереми, хотя знает, что есть еще что-то. На лице матери все та же грустная полуулыбка.
— Микроб, — говорит мать, — ты знаешь, что я люблю твоего отца, правда?
— И что? — говорит Джереми. — Что он такого сделал?
Мать перелистывает фотоальбом.
— Смотри, — говорит она, — это было, когда ты родился.
