— Что поведал тебе надежда и опора президента? — спросила Агатка, когда в понедельник мы встретились с ней в офисе.
— Перемежал зубовный скрежет с горькими сетованиями на судьбу.
— Говорила ему, иди в прокуроры, надзирать — не работать. А он — не хочу бумажки перекладывать, останусь в следствии…
— Хорошо, что тебя папа не слышит, — усмехнулась я.
— Папа у нас святой, а святые, как правило, слепы и глухи.
— Бунт на корабле заканчивается петлей на рее.
— Я хитрая, крамольных мыслей вслух не высказываю, разве только тебе. Значит, твой бывший убежден, что убийство Юдиной — итог ее борьбы за справедливость?
— Он беспокоится, что на следствие будут оказывать давление. А в такой ситуации легко принять белое за черное.
— Да, не позавидуешь ему, — кивнула Агата. — А что ты? По-прежнему уверена, что это дело рук психа-одиночки?
— Идея вселенского заговора все еще выглядит сомнительной. Я вот что подумала, — почесав нос, продолжила я, решив высказать мысль, не дававшую мне покоя с момента разговора с бывшим. — Ванька говорил о врачебной ошибке. А если ее не было?
— То есть Аврору на тот свет спровадили сознательно?
— Ага. Но врачи к этому никакого отношения не имеют.
— Опа… Это как?
— Лекарство, спровоцировавшее приступ и последующую за ним кому, могло попасть к ней в организм раньше и совсем другим путем.
— Продолжай, — заинтересовалась Агата, перестала носиться по своему кабинету, в котором мы в тот момент находились, и, устроившись за столом, уставилась на меня.
— Мы ведь были на приеме. Много людей, много выпивки… Официантка поднесла ей рюмку текилы, она в единственном числе стояла на подносе в окружении бокалов с шампанским. Девушка еще сказала, что это презент от Гришина, который знает ее вкусы. Аврора умилилась, назвала Гришина «святой душой» и махнула рюмку, закусив лимоном. Да, еще заметила, что на текиле Гришин сэкономил, хоть и святая душа. Видно, вкус напитка даме пришелся не по нраву.
У сестрицы отвисла челюсть. Минуты две, не меньше, она смотрела на меня в полном обалдении.
— Фимка, это ты сейчас придумала? — наконец произнесла она.
— Да не придумываю я ничего. Все так и было.
— А чего молчала-то?
— Не придала этому значения. И сейчас сомневаюсь, что за всем этим видится чья-то злодейская рука. Уж очень все по-киношному.
— Гришин в роли злодея не катит. Маменька к нему душевно расположена, а у нее аллергия на людей с пятнами на биографии. А если пятен нет, какой ему резон лезть в дерьмо?
— Может, у него и спросим?
— И как ты себе это представляешь? Явимся к нему и зададим вопрос: не вы отравили госпожу Багрянскую, сыпанув ей в текилу какой-то дряни?
— Сформулируем вопрос иначе, — усмехнулась я. — В любом случае он что-то ответит. Нам важен не столько ответ, сколько его реакция.
Агатка поднялась и шагнула к вешалке, на которой висело ее пальто.
— Идем.
Однако прежде чем отправиться к Гришину, я решила заручиться мамулиной поддержкой. Но звонить ей предложила Агатке, сестрица вызывала у нее куда больше доверия, нежели я. Разговор с мамой длился пять минут и заслуживал десяти баллов по пятибалльной шкале. Обойдя все острые углы, Агатка смогла убедить маму, что к Гришину у нее дело чрезвычайно важное и конфиденциальное, и даже намекнула, что благополучное разрешение этого дела скажется на нашей карьере самым благотворным образом. На счастье, мама, впервые после долгого отсутствия появившись на работе, была весьма занята и из всего сказанного уловила главное: Агатке до зарезу надо, чтобы Гришин ей помог. Пообещала с ним немедленно связаться, перезвонила буквально через двадцать минут и милостиво сообщила, что он нас ждет. Я-то думала, что нам придется ехать в «Успенскую слободу», но оказалось, что офис Гришина находится в гостиничном комплексе «Олимпик», который тоже принадлежал ему.
Спешно загрузившись в Агаткину машину, мы отправились на площадь Космонавтов, главной достопримечательностью которой и являлся «Олимпик», довольно унылое здание в девять этажей, построенное еще во времена Союза. Козырек над входом украшала аляповатая вывеска с разноцветными огнями, которым в темное время суток надлежало придавать зданию праздничный вид, но общее впечатление серости изменить они были не в состоянии. Дворники счищали с тротуара грязный снег, а я почувствовала внезапную тоску по родному участку. Стоит он неприбранный, потому что замену мне до сих пор не нашли. Скрежет лопат по асфальту у сестрицы вызвал иные чувства, она поморщилась, точно от зубной боли.
Поднявшись по лестнице, мы вошли в просторный холл, где шныряли люди в рабочих комбинезонах, за стеной визжала то ли пила, то ли электродрель. Двое мужчин, взгромоздясь на стремянки, шпаклевали стены. Агатка, аккуратно обходя неизбежный во время ремонта мусор, направилась к боковому коридору, шаря в сумке в поисках телефона. Навстречу нам выпорхнул молодой человек в темно-сером костюме, его облик резко контрастировал с окружающей обстановкой. На нас он, конечно, обратил внимание и притормозил.
— Вы кого-то ищете?
— Господина Гришина, — ответила сестрица.
— Идемте, я вас провожу.
Длинным коридором мы проследовали к кабинету с золотой табличкой, предусмотрительно прикрытой пленкой.
— Сюда, пожалуйста, — парень еще только тянулся к дверной ручке, когда дверь распахнулась и мы увидели Виктора Степановича.
В отличие от нашего провожатого, одет он был демократично, в джинсы и толстый свитер.
— Здравствуйте, — в два голоса сказали мы.
Гришин расплылся в улыбке.
— Рад вас видеть, милые девушки. Прошу прощения за беспорядок. Надумал к туристическому сезону отремонтировать холл и сделать перепланировку второго этажа, там будут номера люкс и президентский номер.
— А он что, собирается к нам с визитом? — не удержалась сестрица от язвительности.
— Кто знает, — засмеялся Гришин. — Хотите взглянуть? На втором этаже откроется еще один ресторан… — он уже несся по коридору, продолжая рассказывать. Перспектива болтаться по этажам мне не улыбалась, но в преддверии малоприятного разговора стоило дать возможность дядьке немного порадоваться. Я потрусила следом, Агатка зло фыркнула, но поплелась за мной. — Гостиницу решили не закрывать, чтобы не нести убытков, сейчас пользуемся боковым входом, не очень удобно, но… — продолжал трещать Гришин. Энергия в дяде била ключом, глаза горели, смотреть на него было приятно, чувствовалось, человек увлечен своим делом.
Представить Виктора Степановича в роли злодея, бестрепетной рукой отравившего женщину, становилось все труднее. Экскурсия заняла полчаса, наконец мы вернулись в кабинет. Обстановка здесь была спартанская, ничего лишнего.
— Может быть, пойдем в бар? — всполошился Гришин.
Агатка, которую экскурсия вконец доконала, поспешно ответила:
— Нет, нет.
— Тогда выпьем кофе тут.
Хозяин устремился к кофе-машине, стоявшей в углу, и принялся хлопотать. На месте ему явно не сиделось. Агатка горестно закатила глаза, пользуясь тем, что Гришин стоит к нам спиной, но терпеливо помалкивала. Виктор Степанович подал чашку кофе мне, потом сестрице и с третьей чашкой устроился за своим столом, сдвинув бумаги в сторону.
— Ваша маменька сказала, у вас ко мне важный разговор, — весело произнес он.
— Конфиденциальный, — кивнула Агата. — Вы друг нашей семьи, — решила она немного польстить хозяину и продолжила с некоторой суровостью: — Вот мы и хотим поговорить с вами, чтобы внести некоторую ясность, прежде чем в дело вмешаются соответствующие органы.
Упоминание об органах произвело впечатление, Гришин замер, так и не успев донести до рта чашку.
— Я не очень понимаю…
— Дело касается Авроры Леонидовны Багрянской. Вы ведь были хорошо с ней знакомы?
— Да, конечно. Милая была женщина, царство ей небесное, но…
— Виктор Степанович, вам должно быть известно, что Багрянская почувствовала себя плохо, возвращаясь с приема, устроенного вами. Она потеряла сознание в своей машине и была доставлена в больницу.
— Конечно, мне об этом известно…
— Вскрытие показало наличие в крови некоего препарата, который и спровоцировал приступ. Врачи исключают возможность своей ошибки. — Чашку Гришин все-таки поставил на стол, но растерянности в его лице только прибавилось. — Ее сын, узнав об этом, обратился к нам. Он не заинтересован в огласке этих фактов.
— Но… от меня вы что хотите?
— Учитывая, где она находилась за несколько минут до внезапного приступа, у нас возникла мысль, что во время приема…
— Вы что, хотите сказать, ее отравили? — выпалил Гришин. — И думаете, что я имею к этому отношение?
— Давайте избегать эмоций, — мяукнула Агатка, но предложение ее осталось без внимания, Виктор Степанович пунцово покраснел и дернул ворот свитера.
