— А ты ничего не путаешь? — спросил Женю Ремезов.
— Нет, конечно, — подтвердила девочка. — Да вы у самой тети Светы спросите.
«Ох, уж эта тетя Света!» — с раздражением подумал Ремезов.
Возвращаясь в отдел, он продолжал крыть почем зря журналистку. «Выскочка сопливая, возмутительница уездного спокойствия! Да что я ей, мальчик на побегушках?! Вот посадил на собственную шею. Она будет со мной в прятки играть и под ногами путаться! Стерва! Удружил Витя Барсуков, ничего не скажешь. Ну ладно, я ей устрою!»
Для верности он прибавил к вышесказанному пару непечатных выражений, после чего его благородный гнев заметно унялся.
Все-таки интересно, почему, подробно изложив обстоятельства исчезновения племянницы, она упустила столь немаловажную подробность? Забыла? Пожалуй, сомнительно. Судя по рассказу Жени, Светлана Коноплева заявилась к ней с фотографией после визита к нему. Значит, пока они разговаривали, снимок преспокойненько лежал в ее сумке? Лихо! Мудрила-мудрила и в конце концов перемудрила саму себя.
Глава 15
Посылка нарочным
Капельницу убрали, и Илона могла наконец осмотреться. Слава Богу, палата была отдельной, и поблизости не наблюдались больничные старухи в вылинявших халатах с вечными жалобами на здоровье, подорванное непосильным трудом и мужьями-пьяницами. А значит, как папочка ни стучал штиблетами и ни размахивал руками, а любимую дочку на произвол судьбы не бросил.
В палату заглянул доктор в безукоризненно белом халате и спросил:
— Как самочувствие?
Она ответила:
— Нормально.
Доктор присел на стул, взял ее за руку, сосчитал пульс, поглядывая на наручные часы.
— Так-с, небольшая тахикардийка…
— Что со мной было, доктор? — Илона решила поинтересоваться собственным здоровьем.
Он опять забормотал, не поднимая глаз, как-то неразборчиво, словно у него сильный насморк:
— Ваша мама сказала… м-м-м… сказала, что в детстве у вас была небольшая стенокардийка, так что, возможно, это приступ сердечной недостаточности… М-м-м, проверим, нет ли порока, обследуемся. Пока отдыхайте и ни о чем не думайте.
Он встал и удалился, бесшумно прикрыв за собой дверь. То ли мамочка, то ли папочка скорее всего не поскупились, если доктор ссылался на «стенокардийку-тахикардийку», будто и не видел у нее синяков на руках. Ну и плевать, тем лучше.
Сейчас у нее на уме были дела поважнее, а именно: она таки сделала открытие, с помощью которого могла легко манипулировать Груздем. Теперь-то он перестанет ломаться и упрекать ее долгами. Теперь он «полезет в кузов» по первому зову. Нужен телефон, черт, срочно нужен телефон. На тумбочке его не было, она открыла дверцу и заглянула внутрь. От души сразу отлегло: ее сотовый лежал на верхней полке. Это опять позаботилась любящая мамочка, хоть тут есть толк от старой козы.
Илона, на всякий случай с головой накрывшись простыней, набрала номер Груздя.
Тот опешил, узнав, из какого заведения она звонит, и сразу запричитал:
— Надеюсь, ты не проболталась?
— Пока нет, — загадочно ответствовала Илона. Он был у нее в руках, и она могла наслаждаться, продлевая его испуг.
— Не вздумай, — зашипел Груздь.
— Да ладно тебе, не стращай, не очень-то я тебя боюсь. Лучше принеси мне лекарство.
— Ты что, обалдела? — совсем взбеленился Груздь. — Думаешь, они не поняли, откуда у тебя синяки на руках? А потом, как я приду? Меня же в этой больнице все знают, я в ней практику проходил!
Илона задумалась на полминуты, ровно столько времени ей хватило, чтобы в голове вызрел простой и гениальный план.
— Слушай, — зашептала она в микрофон.
Груздь покорно выслушал ее и заметно повеселел. План он в целом одобрил, внеся в него небольшие коррективы, и добавил под конец:
— А у тебя, девочка, голова работает.
Илона довольно хмыкнула.
Теперь нужно было связаться с матерью, помурлыкать, прикинуться раскаявшейся овечкой, пожаловаться на то, что ей здесь одной скучно.
Маман, естественно, заглотила наживку без раздумий. Оставался последний штрих:
— Мамочка, дорогая, захвати, пожалуйста, мою косметичку. Не хочется в больнице выглядеть уродкой.
Дорогая мамочка не возражала.
* * *
Мать приехала через сорок минут. Вошла в палату в песцовой шубе до пят, короткой юбке и сапогах-ботфортах выше колен. То, что послужило бы достойной оправой молодости и красоте, в данном случае только подчеркивало дурной вкус. Илона частенько, не удержавшись, в подобных случаях делала матери весьма нелицеприятные замечания, но на этот раз сочла за благо удержаться от «комплиментов».
— Моя девочка! — театрально вскрикнула Костецкая и, распахнув шубу, двинулась к кровати.
Поцеловала дочь, оставив на ее щеке отпечаток губной помады цвета красного кирпича, и пахнула умопомрачительным запахом адской смеси из духов, пудры и дезодоранта.
— Тут я все тебе принесла. — Она принялась вынимать из огромного пластикового пакета яблоки, бананы, апельсины и еще Бог знает что. — Тебе нужно больше витаминов.
— Мама, — пожаловалась Илона, — я хочу домой.
— Потерпи, детка. Врач говорит, что у тебя приступ сердечной недостаточности. А это все твой отец со своим бульдогом. Он, видите ли, забыл, что у тебя с детства сердечко слабое.
«Она ничего не знает, — подумала Илона, — тем лучше!»
— А косметичку, косметичку ты мою принесла?
— Конечно, конечно. — И мать достала косметичку из сумки.
— Спасибо, мамочка. — Илона чмокнула воздух возле материнского виска из опасения испортить неумеренный макияж, лежащий на лице Костецкой.
Илона сунула косметичку в тумбочку и, сложив руки на груди, мужественно переносила присутствие матери. Та наговорила кучу всяких глупостей, потом вспомнила:
— Чуть не забыла, когда я к тебе собиралась, зашел Олег. Какой он все-таки хороший мальчик… Жутко расстроился, когда я сказала, что ты заболела. Передал привет и пожелал тебе выздоровления. Сказал, что непременно придет тебя навестить… ну, когда тебе полегчает. Видишь, какой порядочный. Он почти что врач и понимает, что больных нельзя беспокоить…
«Вот именно», — подумала Илона со злорадством.
Мать наконец и сама прозрела:
— Ну ладно, я уже буду собираться. Врач сказал, что тебя нельзя утомлять. Пойду лучше расспрошу его поподробнее.
«Пойди, пойди, пусть он тебе поведает о «стенокардийке-тахикардийке». Бедный доктор, сейчас она его заболтает насмерть!»
Чтобы окончательно утвердить себя в должности пай-девочки, Илона, подвергаясь очередному материнскому поцелую, спросила:
— А как там папа? Он ко мне придет?
— Ну конечно, конечно, — заверила мать, — попозже заглянет. Ты же знаешь, у него дела да дела, совсем помешался на своем бизнесе.
Когда за матерью закрылась дверь, Илона предусмотрительно переждала минут пять, а потом, снова укрывшись простыней, принялась изучать содержимое косметички. Сверху лежали тушь, пудра, флакон духов, упаковка косметических салфеток… Черт, неужели нет? Илона нервно высыпала содержимое косметички на кровать и с облегчением увидела заветную коробочку, точно такую же, что возникала из кармана Груздя словно по мановению волшебной палочки. Великолепно!
Энтузиазм ее заметно поубавился, когда она вспомнила, что никогда прежде не делала инъекций самостоятельно.
«Черт возьми, — прошептала она, — лежишь в больнице, а уколоть некому!»
Пришлось изрядно попыхтеть, прежде чем, исколов руку, она наконец попала в вену. Свершилось — похоже, она научилась!
Глава 16
Лгуны и фарисеи
Ремезов решил посетить отца пропавшей девочки, чтобы ознакомиться с его мнением, раз уж тетушка врала напропалую. Но Игоря Чернова он дома не застал, зато получил возможность познакомиться с его новой женой, женщиной лет тридцати, пышнотелой, явно нервического склада и, как ему показалось, чрезвычайно властной.
— Вам нужно было позвонить, чтобы застать мужа дома. Он сейчас как раз ищет работу… Вы знаете, в нынешних условиях это непросто. То есть какую-нибудь работу найти можно, но такую, чтобы себя уважать… У него отличное образование, и он не станет соглашаться на первое же предложение.
«Нормально, он ищет работу, в то время как нужно искать дочь. Его не назовешь любвеобильным папашей», — отметил Ремезов.
На жене Чернова были обтягивающие штанишки в полоску, в не очень-то выгодном свете подающие ее тощие, не вяжущиеся с массивным бюстом и рыхлым животом ножки. В целом она производила неприятное, даже отталкивающее впечатление.
— Простите, не знаю, как к вам обращаться, — начал Ремезов только для того, чтобы не заниматься дальнейшими физиогномическими опытами, сосредоточив внимание на толстой пачке каталогов и журналов мод, лежащих на маленьком стильном столике с гнутыми ножками.
