и огонь, разведенный во всех каминах обширных зал, плохо согревает обитателей замка. Однако худшее впереди. Вечером, в час ужина, когда король с королевой собирались идти в столовую, сенешаль лорд Уоллингфорд с большим смущением доложил государю, что ужина нет, так как готовить его не из чего.
– Как не из чего? – удивился Генрих. – Не может такого быть! А что случилось с нашими кладовыми, полными всевозможных припасов?
– Они пусты, сир. Король сегодня утром изволил съесть последнее.
– Хорошо, но тогда нужно послать за продуктами.
– Это трудно сделать, сир, – отвечал лорд Уоллингфорд, продолжая смотреть на носки своих башмаков, – поставщики короны отказываются привозить провиант. Говорят, устали не получать денег.
Новость была неожиданной, но зато откровенно говорила о положении, в каком находилась королевская семья.
Генрих, отличавшийся неистощимой добротой и терпением, пожал плечами.
– Что ж, попостимся, если такова воля Господа, – сказал он. – У нас будет больше времени для молитвы. Чем воздушней мы будем, тем угоднее Богу.
И он направился в сторону часовни, тогда как Маргарита, поначалу стоявшая как каменная, впала в гнев, яростный и бессильный:
– Жалкие ничтожества! Отказать в хлебе своему государю! И вы все еще считаете, милорд сенешаль, что эти люди любят и почитают богоданного им короля? Знаю, меня они ненавидят, и я приняла их ненависть. Но государь! Они называют его «милый король», «добрый король», «святой». Чего они хотят от него добиться, моря голодом? Чтобы он поскорее попал в рай?
Склонившись в низком поклоне, Уоллингфорд не решался глаз поднять на бушующую королеву. Но нужно было держать ответ, и он отважился шепотом доложить:
– Они хотят, мадам, чтобы король лишил своего доверия герцога Сомерсета. Люди говорят, что он бесполезный гордец и причина всех бед и несчастий. Народ ропщет.
– С тех пор как я здесь, этот народ только и делает, что выражает недовольство. Но я уверена: он вел бы себя гораздо тише, если бы кто-то его постоянно не будоражил. Что до Сомерсета, то пусть не надеются на отставку! Он и король, других Ланкастеров больше нет. Вы понимаете не хуже нас, что удалить от дел Сомерсета – значит отдать короля в руки Ричарда Йорка и его клики. А они уж постараются расправиться с кротким монархом, который умеет только любить и прощать! А я… я готова умереть с голоду, но в королевском дворце и с короной на голове!
Сенешаль понял, что говорить ее величеству что-либо бесполезно, и с низким поклоном отворил перед разгневанной королевой тяжелую дверь.
Маргарита отправилась к себе в спальню и принялась мерить ее шагами, расхаживая от стены к стене и время от времени поглядывая в окно на заснеженные равнины. Мертвая тишина. Ни единого звука. Не слышно даже шагов дозорных. Белый толстый ковер приглушил их шаги. В сером воздухе стыла изморось, став туманом, который окутал замок.
– Нам нужны деньги, – размышляла Маргарита. – Без них собственная стража продаст нас за кварту пива и кусок свинины.
Она подошла к сундуку, стоявшему в углу комнаты, и достала узорный ларчик, в котором хранила драгоценности. Маргарита решила отправить завтра утром верную Ализон в Лондон, чтобы та заложила их и привезла золотые монеты, которые были им так необходимы.
Королева села на кровать и стала перебирать цепочки с сияющими камнями, драгоценные фермуары и другие украшения, которые так любят все женщины, не только королевы. Верная Ализон подошла к госпоже и преклонила колени.
– Мадам, – произнесла она тихо, – с вами хочет поговорить один господин.
– Что значит «господин»? У него нет имени?
– Есть, но я не знаю, как мы относимся к господину с этим именем. У вас просит разрешения войти граф Уорик.
– Уорик? Ты с ума сошла!
– Нет, мадам, это граф Уорик, и он просит королеву принять его немедленно. Говорит, это очень важно.
Услышав ненавистное имя, Маргарита вспыхнула от негодования, потом кровь отхлынула у нее от щек, но зашлось сердце.
– Он посмел прийти! – гневно произнесла она. – Пришел полюбоваться, как мы переносим пост, на который они нас обрекли. Что ж, пусть полюбуется. Впусти его! – приказала она Ализон, и та немедленно удалилась.
Королева не спеша подошла к стоящему в амбразуре окна креслу из черного дерева, похожему на трон, и села, поставив маленькие ножки на скамейку, обитую бархатом. Руки она спрятала в рукава, отороченные горностаевым мехом: это согревало и скрывало заметную нервную дрожь. Бесстыдная наглость позднего визита пробудила в Маргарите такое негодование, что она боялась не совладать с ним. Ричард Невилл, граф Уорик, был племянником и крестником Ричарда Йорка, он был самым его близким советчиком, их ярым недругом, и Маргарита не разделяла племянника и дядю. Она не доверяла им обоим. Не доверяла и почти что ненавидела.
Вошедший в покои был высоким молодым человеком, очень худым, но мускулистым. Узкое лицо, казалось, специально вылеплено для того, чтобы подчеркнуть глаза – темные, горящие, как угли. Одет он был в изящный жюстокор[11] из черного бархата, на котором поблескивала массивная золотая цепь.
Он остановился в трех шагах от королевы, опустился на одно колено и стал ждать ее слов со спокойствием, удивившим Маргариту. Уорик постоянно кипел, он словно бы дал обет жить всегда и везде среди громов и молний.
– Вы хотели видеть меня, милорд, – произнесла она сухо, внимательно оглядев гостя. – Вы меня видите. Вы желали, чтобы я вас выслушала. Я вас слушаю.
Похоже, граф Уорик не был обижен своим коленопреклоненным положением, которое ему не предложили изменить, он вперил взгляд темных глаз прямо в глаза королевы.
– Мадам, – начал он, – я только что с негодованием узнал о бесстыдстве городской черни, которая посмела отказать вашим кухням в провизии. Как бы ни были серьезны наши разногласия, как ни велики наши взаимные претензии, есть вещи, к которым благородный человек не может остаться равнодушным. Благородный человек не может допустить подобного обращения с правителем, удостоенным короны. Ваши подданные, мадам, заслуживают веревки, но они хотят, чтобы вы давали им золото. Дайте им золото!
В руках графа появился тяжелый кошелек, и он с величайшим почтением положил его к ногам королевы.
Маргарита с несказанным удивлением смотрела то на кошелек, то на молодого человека, который его принес. Граф был ее врагом. Она не нашла в себе сил разбираться, какие причины могли привести к ней врага, она дала волю недобрым чувствам:
– Граф Уорик, неужели мы пали так низко, что один из ненавидящих нас соперников смеет прийти к нам с милостыней? Впрочем, думаю, вы следуете приказу вашего хитроумного дяди. Он хочет, чтобы завтра во
