class="p1">
«Дорогой Том, мне было очень приятно повидаться с Вами сегодня утром. Спасибо, что не пожалели времени и выслушали то, что я Вам рассказала о гробнице Александра. Забавно, что каждый совершенно по-своему мы ищем одно и то же. Я благодарна Вам за Ваши советы и непременно во вторник утром схожу на выставку в Библиотеку Моргана. Буду оставаться на связи и надеюсь, что Ваша научная поездка в Европу пройдет удачно.
Искренне Ваша
Виктория Прайс».
«Не особо познавательно, — подумал Оскар, — просто какая-то коллега по поискам гробницы. Почему люди не могут выражаться определеннее?»
Он начинал сердиться.
— Нестор, зайди ко мне. — Он вызвал по телефону своего помощника.
Минуту спустя в кабинет вошел плотный, жилистый молодой человек с каштановыми волосами.
— Да, шеф?
— Мне нужно, чтобы ты отследил этот и-мейл. Выясни, кто такая эта Виктория Прайс и где она живет. К утру понедельника мне нужна ее фотография.
— Хорошо, шеф.
— И разузнай, что за выставка открывается в Библиотеке Моргана. Я сам пойду туда во вторник утром и таким образом одним выстрелом убью двух зайцев. Нестор, а почему я только сейчас узнаю о выставке, посвященной Александру? Ты же знаешь, что Александр — моя страсть. Ты должен держать меня в курсе всего, что его касается.
— Простите, шеф. Сейчас же этим займусь. Там к вам пришел какой-то человек. Его зовут Луиджи. Он хочет вам что-то показать. Говорит, что вы захотите его увидеть.
— Он здесь? Почему ты мне раньше об этом не сказал? Где он? — кровь забурлила в жилах Оскара.
— Внизу, в вестибюле. Проводить его к вам?
— Да, идиот! Такие люди, как он, не должны торчать у меня в вестибюле! А что, если придет клиент? Нехорошо получится, Нестор, ты об этом не подумал?
— Простите, шеф, сейчас, шеф. — Нестор развернулся и направился к двери.
В ожидании посетителя Оскар перешел в гостиную. Через несколько минут Нестор вернулся в сопровождении неотесанного на вид итальянца.
— Луиджи, что ты здесь делаешь? Я же велел тебе никогда здесь не появляться.
— Извините, мистер Уильямс, но у меня кое-что важное. Я подумал, что вам захочется это немедленно увидеть. Это греческая чаша с очень тонкой росписью.
Оскар постарался сохранить невозмутимы вид, чтобы не выдать своего интереса.
— Ну раз уж ты здесь, показывай. Так и быть, взгляну, но у меня мало времени. Я очень занят.
Итальянец сел на кушетку, достал из хозяйственной сумки обернутый в противоударную пленку с пузыриками сверток и стал разматывать его.
— Вы же знаете, дела сейчас идут плохо. Никто не покупает антиквариат. Я едва свожу концы с концами. А прибавьте к этому мои накладные расходы, — завел свою обычную торгашескую песню продавец.
Отложив оберточную пленку, он открыл находившуюся внутри упаковки картонную коробку. В ней лежали завернутые по отдельности в папиросную бумагу фрагменты керамики. Луиджи начал разворачивать их один за другим и выкладывать на кофейный столик.
Оскар вышагивал по комнате взад-вперед, притворяясь, будто о чем-то думает. Потом повернулся к Луиджи и сказал:
— Господи, я забыл, что через пятнадцать минут ко мне придет клиент. Луиджи, я сейчас не могу этим заниматься. Думаю, тебе лучше зайти в другое время — может, на следующей неделе. Если хочешь, можешь оставить это здесь. Все будет в полной сохранности. — Оскар заметил ужас в глазах мужчины. Было очевидно, что тот рассчитывал выйти отсюда с кое-какой наличностью.
— Нет-нет, мистер Уильямс, я вас надолго не задержу. Это исключительная вещь. Я знаю, что вы захотите ее приобрести. Иначе я не проделал бы весь этот путь сюда. Мой двоюродный брат наткнулся на нее как-то ночью, роясь в старье: оказалось, что моя бабка привезла ее с родины в коробке, на которой было написано «Личные медицинские принадлежности». — Луиджи улыбнулся бабкиному остроумию. — Моя бабушка — хиленькая, но находчивая старушка.
— Ты хочешь сказать, что эту вещицу ввезли в страну нелегально? — Оскар изобразил удивление. — Ты ведь понимаешь, что это сильно снижает цену. К тому же она, похоже, выкопана недавно, а не приобретена у владельца какой-нибудь старой коллекции, что было бы предпочтительней в наши дни. — На самом деле Оскар любовался свежестью рисунка на каждом осколке. Вещь была изысканной. — И слишком раздроблена. — Он понимал, что Луиджи лелеет в голове некую баснословную цену, поэтому продолжал нагнетать аргументы, призванные сбить ее, хотя буквально не мог оторвать взгляда от того, что лежало перед ним. — Насколько полно она может быть собрана? Выглядит так, словно недостает многих фрагментов, — высказался Оскар, садясь на кушетку, чтобы получше разглядеть.
— Что вы, здесь все полностью. Когда мой двоюродный брат нашел ее, она была цела. Он сам разбил ее, чтобы легче было вывезти из страны. — Услышав это, Оскар вздрогнул, представив себе чашу в собранном виде такой, какой она была, когда ее создали. Луиджи между тем продолжал: — Он сначала потренировался на двух современных сосудах и только потом расчленил этот. И справился с задачей превосходно. Трещина пересекает только одну из фигур, причем, не по лицу. Осколки склеятся легко, и вид будет идеальный, не волнуйтесь, мистер Уильямс. — Итальянец просиял, заметив интерес Оскара.
Когда он закончил выкладывать фрагменты, Оскар увидел, что большая часть чаши, если не вся она, на месте. Нужно было проявлять бдительность, поскольку иногда его поставщики припрятывали ключевые кусочки, а потом приносили их, требуя дополнительной платы. Разломы на керамике были свежими, и Оскар ясно видел оголившуюся красную глину, характерную для классического периода аттического искусства. Взяв два фрагмента основной сцены, изображенной на поверхности чаши, он соединил их: два греческих воина, сошедшиеся в схватке, рядом с головой каждого было написано имя — Ахилл и Гектор, главные соперники в Троянской войне. Судя по всему, сцена изображала их кульминационный поединок, как он описан в двадцать второй песне Гомеровой «Илиады». Рисунок был изумительный, к тому же вещь, соединившая в себе древнее изображение со знаменитейшим литературным произведением древности, — большая редкость. Имя автора на чаше обозначено не было, но Оскар подумал, что это, должно быть, работа мастера из группы художников раннего аттического краснофигурного стиля, таких как Евфроний или Эвтимид, которые в шестом веке до новой эры подняли искусство вазовой росписи на совершенно новый уровень.
— Ты правильно сделал, что в первую очередь пришел ко мне, Луиджи, — наконец смягчился Оскар. Он знал, что конкуренты за такую вещь и левого глаза не пожалели бы. — Ко мне действительно через несколько минут должны прийти. Я дам тебе пока вот это, — он достал из бумажника и вложил в жадные руки Луиджи десять