хрустящих стодолларовых купюр. — Оставь чашу здесь и приходи завтра. Тогда и договоримся окончательно. Хорошо? В любом случае сейчас у меня здесь нет достаточного количества денег. Скажем, завтра в час дня, устраивает? Приходи — и все уладим.
— Хорошо. Grazie, мистер Уильямс, спасибо.
8
Полет в Афины начинается в аэропорту Джона Фицджералда Кеннеди с длинной очереди греков, с нетерпением дожидающихся прохождения паспортного контроля. Высокие штабеля их багажа в основном состоят из объемистых картонных коробок и огромных чемоданов, обклеенных упаковочной лентой. Какая-то старушка, вся в черном, сжимая в руке золотой греческий крестик, свисавший с ее шеи, подталкивала Тома вперед животом, словно это было совершенно в порядке вещей. Хорошо хоть теперь курение запрещено на всех рейсах. Том вспомнил, как когда-то возвращался из Греции на самолете греческой авиакомпании и сидел в хвостовом отсеке, предназначенном для некурящих. Сидевший впереди мужчина в первую же минуту закурил и продолжал дымить не переставая. А когда Том пожаловался стюардессе, та просто передвинула знак «Не курить» на два ряда назад и, пройдя в конец самолета, закурила сама. А ведь это был долгий трансатлантический перелет.
Вылетев ночным рейсом, Том на следующий день днем оказался в новом афинском международном аэропорту, который греки построили задолго до летних Олимпийских игр 2004 года. Каждые четыре года друзья посылали Тому фиктивные, а точнее сказать, оптимистические футболки с эмблемами Олимпиад 1992, 1996 и 2000 годов. Но их час все же наконец пробил, и греки не ударили в грязь лицом, проведя Олимпиаду на высоком уровне и в хорошем стиле. Новый аэропорт составил небольшую, но важную часть их олимпийских усилий.
На поезде новой подземки Том доехал до площади Синтагма и задержался на станции, чтобы осмотреть археологическую экспозицию, развернутую на ней: находки, обнаруженные во время строительства, давали возможность заглянуть в богатую историю этого ареала. В Афинах невозможно что-либо построить, а тем более выкопать подземную станцию, не наткнувшись на остатки архаического города и его окрестностей. Выйдя из метро, Том остановил такси, которое повезло его вверх по горе Ликабетос, через площадь Колонаки к Американской школе классических исследований, располагающейся в доме 54 на улице Суидиас. Машина с лязгом остановилась перед входом. Запах паленой резины от покрышек, смешанный с запахом горячего асфальта, являл собой едкую смесь. Том прошел через тяжелые чугунные ворота, улыбнувшись и помахав рукой охраннику, и по гравийной дорожке проследовал к главному зданию. Представившись, он получил от дежурного администратора конверт, в который были вложены электронный ключ от комнаты и карточка с приветствием, и, перейдя улицу, направился к Лоринг-Холлу, изящному старинному зданию в неоклассическом стиле. Он открыл ключом недавно выкрашенную зеленой краской железную калитку, поднялся по мраморным ступеням и вошел в здание. Его комната находилась в южном крыле на втором этаже. Отворив высокую деревянную дверь, Том поставил чемодан рядом с больничного вида кроватью и по коридору прошел в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, а вернувшись в комнату, открыл окно и впустил в нее свежий воздух.
Лежа в кровати и прислушиваясь к шелесту сосен и воркованию голубей за окном, он вспоминал Викторию Прайс и ее невероятное видение. Поначалу оно показалось ему совершенно неправдоподобным, но чем больше он думал о нем, тем больше удивлялся тому, с какой ясностью и с какими подробностями она об этом рассказывала.
Том был физически изнурен путешествием. Надо бы спуститься в saloni выпить чаю, подумал он — он свято верил в восстановительную способность чая и знал, что спать нельзя, не следует поддаваться джет-лэгу[19], иначе проснешься среди ночи и не сможешь снова уснуть. А завтра предстоит напряженный день: уже в девять утра назначена встреча в библиотеке «Геннадион». Директор библиотеки пообещал показать ему все иллюстрированные манускрипты, имеющие отношение к «Деяниям Александра», и он хотел извлечь максимально больше из этой счастливой возможности изучить материал по первоисточникам.
В конце концов решив, что нуждается в чем-то более бодрящем, чем чай, Том отправился на площадь Колонаки выпить фраппе — холодный кофейный напиток со льдом. Приправленный сигаретой, этот напиток поддерживал большую часть местного населения в рабочем состоянии. Он сел за столик в открытом кафе на западном краю площади и заказал свой фраппе «meritomegala» — с молоком и одним кусочком сахара. На этой площади было на что посмотреть. Кафе по обе ее стороны были переполнены. Наблюдая за красивыми людьми, беззаботно наслаждающимися жизнью, Том снова обратился мыслями к Виктории Прайс и ее рассказу. Он никогда не задумывался о реинкарнации, и сейчас ему пришло в голову: а что думали о ней древние? Может, удастся что-то узнать об этом сегодня за ужином. Покончив со своим фраппе и чувствуя себя взбодрившимся, он оставил сытный масленый бисквит, который к нему подавали, на тарелочке рядом с чаевыми и, вернувшись в Школу классических исследований, целеустремленно проследовал в бар saloni. Там он налил себе узо[20], добавив в стакан лед и немного воды, и пока прозрачная жидкость от соединения с водой и льдом превращалась в молочно-белую, откусил кусочек рулетика из риса, завернутого в виноградный лист. Перекатывая лед в стакане и медленно потягивая холодный напиток, он наблюдал за тем, что происходит вокруг. Высокий бородатый мужчина, сидя в мягком кресле напротив бара, громко беседовал с молодой женщиной.
— Протагор сказал: «Человек — мера всех вещей». Кто-то думает, что он придавал особое значение индивидуальности, считая будто все пропускается через взгляд отдельного человека и фильтруется им. Такова, мол, его теория восприятия. Другие же полагают, будто это означает, что Протагор не верил в богов.
Том неторопливо приблизился к ним:
— А есть и такие, кто предпочитает считать, что мерой всех вещей является искусство. Подлинное искусство.
— А, это ты, — сказал мужчина. — Чего же еще ожидать от музейного хранителя? Как это тебя отпустили из музея?
— Всего на две недели, чтобы поработать здесь, в Школе, съездить в Дикту и еще кое-куда в Европу. Завтра буду работать в «Геннадионе», а послезавтра уеду на Крит. — Том повернулся к даме. — Разрешите представиться: меня зовут Том Карр. Занимаюсь греческим и римским искусством. Работаю в Метрополитен.
Молодая женщина посмотрела Тому прямо в глаза, лениво протянула руку и сказала:
— Привет. Я — Сэнди Милкен, стажируюсь в этом году здесь, в Школе. А вообще учусь в Мичиганском университете. — Прежде чем она успела сообщить что-либо еще, в столовой прозвучал гонг. — Кажется, зовут ужинать, джентльмены. Давайте продолжим дискуссию за столом, если не возражаете.
И они вместе с
