многим детям придётся добираться пешком. В шесть утра встречаемся у дома президента.
Люк стиснул шнур от жалюзи.
– Ты умеешь водить машину? – спросил он.
– Очень даже неплохо, – язвительно усмехнулась она. – Братья научили. Давай садись.
Она указала ему на диван. Он уселся, а Джен примостилась на краешке.
– А ну как полиция вас остановит ещё по пути в столицу? – спросил он.
– Ты хотел сказать «нас»? Нас же двое. Ты ведь тоже едешь, помнишь? Не волнуйся, никто не остановит, – хихикнула она. – Я проверила график работы госслужащих по компьютеру. Скажем так, несколько полицейских из демографического надзора неожиданно получили выходные.
– Ты что, изменила их график работы? Ты и это умеешь?
Джен, хитро блеснув глазами, кивнула.
– Я целый месяц прикидывала, как туда подобраться, но сейчас перед тобой опытный хакер.
Теперь Люк смутно понимал, почему в прошлые встречи она казалась спокойной и счастливой. Для неё словно наступили каникулы, перерыв в напряженной работе по подготовке к митингу. Хорошенько присмотревшись, он увидел в её глазах усталость. Джен была похожа на его мать после двадцатичасовой смены на птицефабрике или отца после того, как он целый день тюковал сено.
Но, в отличие от его родителей, в её глазах было что-то ещё: удача вскружила ей голову!
– А если кто-нибудь обнаружит изменения? И восстановит график?
– Не обнаружит, – покачала головой Джен. – Я тщательно выбирала. Разработала маршруты для всех наших и убрала только нужных полицейских. Ты не рад? После стольких лет мы будем свободны.
Она наклонилась и вытащила из-под дивана стопку бумаг.
– Лучший тайник в мире. Горничной лень там убирать. Ну давай прикинем, я заеду за тобой в десять вечера, и…
Люк обрадовался, что она смотрит на бумаги, а не на него. Он бы не смог взглянуть ей в глаза.
– Хорошо, допустим, по дороге в столицу никого не поймают. Но доберешься ты до дома президента, тут кто-нибудь вызовет полицию, и тогда…
От одной только мысли об этом он пришёл в ужас. Джен это ничуть не смутило.
– Ну и что? – спросила она. – Мне всё равно, кого вызовут, раз мы уже будем на месте. Чёрт! Да я и сама могу вызвать демографический надзор. С толпой в тысячу человек они ничего не сделают, ведь многие из нас родственники правительственных чиновников. Мы заставим их к нам прислушаться. Это революция!
Люк отвёл взгляд.
– Твои друзья… помнится, ты ещё на них сердилась, им это вроде было неинтересно… а если они не придут?
– О чём это ты? – со злостью спросила Джен.
Из-за накатившей паники у него с трудом поворачивался язык.
– Тогда, в чат-руме, они шутили. Карлос, Шон и другие. Ты ещё сказала, что они не воспринимают митинг серьёзно.
– А, тогда… Это было давно. Теперь всё по-другому. Они психологически созрели. Карлос в этом деле – моя правая рука. Ты не поверишь, как он помогает. Ладно, значит, в десять часов, потом восемь часов езды до столицы, и… – заглянув в бумаги, сообщила она. – Какой плакат тебе дать? «Я имею право на жизнь», или «Долой демографический надзор!», или вот ещё… я нашла в старой книге… «Свобода или смерть»?
Люк постарался представить то, что Джен считала само собой разумеющимся. В машину он залезть сумеет. Сидел раньше в пикапе в амбаре… разницы с легковым автомобилем практически никакой. Нужно будет высидеть восемь часов. Тоже не так трудно. Кроме борьбы с нарастающей паникой из-за цели их поездки. А вот как потом выйти на люди перед домом президента? С плакатом? Этого он себе представить не смог. И покрылся холодной испариной.
– Джен, я… – начал он.
– Что?
Джен ждала. Тишина между ними раздувалась, как воздушный шар.
– Я не могу пойти, – с трудом выговорил Люк.
Джен изумленно на него уставилась.
– Не могу, – тихо повторил он.
– Нет, можешь, – резко встряхнула головой она. – Ты боишься, это понятно… любой испугается. Но дело важное. Ты хочешь всю жизнь прятаться или всё-таки изменить ход истории?
– Другого выбора нет? – попытался пошутить он.
Джен не засмеялась. И спрыгнула с дивана.
– Другого выбора. Какого? – Она зашагала по комнате, потом рванула назад к Люку. – Есть. Можешь трусить и надеяться, что кто-нибудь другой изменит для тебя мир. Можешь прятаться на чердаке, пока кто-нибудь не постучит в дверь и не скажет: «Эй, всех «призраков» освободили. Выходи». Ты этого хочешь?
Люк не ответил.
– Ты должен пойти с нами, Люк, иначе будешь ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь. Когда тебе не придётся больше прятаться, даже спустя годы, твой внутренний голос нет-нет, да подскажет: «Я этого не заслуживаю. Недостоин. Я за это не боролся». А ты достоин, Люк, достоин. Ты умный, весёлый и славный и должен жить по-настоящему, а не хоронить себя заживо в старом доме…
– Наверное, я не такой, как ты, и просто не имею ничего против того, чтобы прятаться, – прошептал Люк.
Джен пристально посмотрела ему в глаза.
– Нет, ты такой же. Так же, как и я, ненавидишь сидеть в четырёх стенах. Может, даже больше. Прислушайся к себе. Каждый раз вспоминая, как, бывало, выходил из дома и работал в огороде, ты весь светишься. Оживаешь. Даже если других желаний у тебя нет, разве не хочется, как раньше, по-прежнему выходить на воздух?
Ему хотелось поскорее уйти. Джен была права. Права в каждом слове. Однако это не значит, что он должен идти с ними. Люк съёжился на огромном диване.
– Я не такой смелый, как ты.
Джен схватила его за плечи и заглянула в глаза.
– Да? Сюда ты прийти отважился? И кстати… почему только ты всегда проделываешь этот путь? Никогда не задумывался? Если я намного храбрее, почему не рискую жизнью, чтобы повидаться с тобой?
На это у него нашлась бы тысяча ответов. Потому что я первым тебя нашёл. Потому что в твоём доме безопаснее. Потому что ты мне нужна больше, чем я тебе. У тебя есть компьютер и друзья из чат-рума. Ты ездишь в разные места.
Люк заёрзал.
– Так безопаснее. Отец почти всё время дома. Я… я просто тебя оберегаю.
Джен отступила.
– Спасибо, мой рыцарь, – с горечью сказала она. – У меня и без того много защитников. Если ты так обо мне заботишься, почему бы не помочь мне получить свободу? Говоришь, не пойдешь на митинг ради себя, так сделай это для меня. Я больше никогда тебя ни о чём не попрошу.
Люк вздрогнул. Как не пойти, когда она так ставит вопрос? Только… он не мог.
– С ума сошла, – сказал он. – И я не пойду, и тебе не надо.
