Не знаю, что в этой картине бесит меня больше всего — тот факт, что её явно шатает, видимо от недоедания, судя по тому, что она слишком худая и мелкая для своего возраста. Там и на лице кроме глаз нихрена больше нету. Или то, что она опять не смотрит на дорогу. Видимо понравилось под колёсами машины лежать. И если она так и продолжит дальше ковыряться в своих бумажках, то её и сейчас ждёт тоже самое, потому что прямо ей навстречу летит какой-то трындящий по телефону пацан на Мазде.
Напряжённо затягиваюсь, ожидая, когда она наконец отступит к поребрику, но девчонка продолжает упорно идти прямо по центру дороги, гипнотизируя листы у себя в руках.
Да твою же мать!
Резко откидываю окурок в сторону, в два шага преодолев расстояние между нами, хватаю девчонку за локоть и дёргаю на себя за мгновение до того, как этот кретин проносится прямо по тому месту, где она только что шла. — Куда прёшь, дура?! — орёт, так и не снизив скорость и не отбросив телефон.
Девчонка резко вздрагивает, когда ударяется об мою грудь и бумажки, которые она всё это время гипнотизировала разлетаются по асфальту. Растерянно оглядывается по сторонам, после чего задирает голову и смотрит на меня тем самым коронным взглядом, которым одаривает при каждой наше встрече.
Глава 10
Глава 10
Алиса
— Вот здесь на снимках видно расположение кисты, — нейрохирург показывает мне несколько снимков головного мозга Вадима на негатоскопе. — Если она будет продолжать расти, то станет ещё сильнее давить на вот эти зоны головного мозга.
— Но вы же сказали, что опухоль доброкачественная. С кистами люди живут вплоть до самой старости, я слышала…
— Кисты бывают разные, Алиса. И расположение тоже. К сожалению формулировка “доброкачественная” не всегда созвучна с безвредностью. Мне не хочется пугать тебя сопутствующей симптоматикой, ты умная девочка и в состоянии сама сделать выводы. Тем более первоначальную стадию, ты и без меня прекрасно видишь. Скажу только, что это пока верхушка айсберга. Вадиму нужно срочное лечение, и я бы настоятельно рекомендовал открытую операцию.
— Х..хорошо, — киваю, как китайский болванчик, пытаясь как-то переработать и утрамбовать в голове полученную информацию.
И не разреветься. Самое главное не разреветься прямо сейчас иначе я просто не в состоянии буду адекватно воспринимать слова Захарова. А в том, что к его словам стоит прислушаться у меня нет никаких сомнений. Он лучший нейрохирург в клинике. Заведующий отделением. Чудо, что мне вообще удалось пристроить Вадика именно в его руки. Хотя, конечно, тут сыграл роль тот фактор, что я являюсь сотрудником клиники.
— Тогда… ну давайте что-то делать. Что от нас с мамой требуется? Согласие на операцию? нужно же наверно подписать какие-то бумаги?
— Алиса, подожди, — опускает руку мне на плечо, когда я начинаю суматошно искать в сумке ручку. Сама не понимаю зачем я за ней полезла. Ясно же, что я всё равно ничего не смогу пописать без мамы. — Не всё так просто. В случае с Вадимом есть определённые трудности.
— Какие ещё трудности? Что вы имеете в виду? — повесив сумку обратно на спинку стула, перевожу взгляд на Захарова. Он убирает снимки с негатоскопа, кладёт их передо мной, после чего садится напротив и скрещивает руки на столе.
— Трудность в том, что в России такие сложные операции на головной мозг пока не делают. Но мне удалось получить согласие от клиники в Германии. Они готовы принять Вадика и провести операцию, если подготовка начнётся в ближайшее время, пока нам удаётся тормозить рост кисты гормонами.
Захаров поворачивается к факсу и достаёт оттуда документ, после чего протягивает мне.
— Они сделали предварительный расчёт стоимости предоперационного периода, самой операции и реабилитации.
Беру листок и с шумом выдыхаю, смотря на круглую сумму, указанную в конце списка.
В евро.
— Операция очень дорогая, но эта клиника одна из лучших в Европе. Процент осложнений и летальных исходов минимальный.
— Да откуда взять такую сумму?! Ещё и в ближайшее время! — мысли мгновенно расшибаются в хаос, потому что мозг панически отказывается верить в то, что операция в принципе может столько стоить!
— Я всё прекрасно понимаю. Наша клиника готова тебе помочь, как сотруднику, но, конечно это будет не та сумма, на которую можно рассчитывать, как на основную. Это даже не треть. Поэтому моя тебе рекомендация — незамедлительно открыть сбор. Обратитесь в соответствующие организации, — порывшись в ящике стола, протягивает мне визитку. — Попробуй обратиться за помощью в этот фонд. Чем быстрее вы откроете сбор, тем выше вероятность, что нужная сумма окажется у вас на руках вовремя.
— А если... если мы не успеем?
Захаров не отвечает. Я знаю правила. Врачи не должны обнадёживать пациентов или их родных, они обязаны говорить, как дела обстоят на самом деле, поэтому очень трудно сообщать близким о таких вещах, как неизличимые заболевания и необходимость в операции, на которую мало кто успевает собрать деньги.
— Вы должны постараться...
Выйдя из кабинета, бреду по коридорам клиники, продолжая рассматривать снимки мозга Вадима и выписку-счёт из немецкой больницы. Пытаюсь включить мозг, но куда там. Мысли как шальные разлетаются в разные стороны и отказываются раскладываться в связную цепочку.
Что мне делать дальше? Позвонить в фонд, затем... Затем остаётся только ждать. Мне ещё маме нужно как-то сообщить… Хорошо, что я уговорила её остаться с Вадимом. Лучше я всё же сама ей всё расскажу.
Слава богу, что благодаря тому же Захарову удалось поселить маму в специальную палату для родителей бесплатно. Врач пообещал, что оплачивать нужно будет только питание. Но после всех сборов документов и транспортировки Вадика к нам в клинику голова всё равно ватная. И от недосыпа уже, кажется, вообще ничего не соображает.
Выйдя из больницы, направляюсь к передвижному фуд траку, чтобы взять еды для себя и мамы, и кофе. При этом не перестаю без конца перебирать снимки, которые отдал мне нейрохирург. Понятия не имею, зачем я продолжаю их разглядывать. Я всё равно абсолютно ничего в этом не понимаю, да и к тому же слова Захарова и без того исчерпывающе обрисовали ситуацию. И всё равно я как какая-то сумасшедшая мазохистка продолжаю разглядывать снимки, а потом в сотый раз переключаюсь на сумму, указанную в расчётах, словно от моего взгляда из неё может исчезнуть хотя бы пара нулей.
Взгляд приклеивается к цифре в конце счёта, и кроме этой цифры вокруг будто всё перестаёт существовать. Не знаю в какой момент я чувствую, что что-то идёт не так. Возможно, когда где-то на периферии затуманенного сознания я слышу приближающийся рёв мотора. А может, когда в лёгкие вдруг снова проникает знакомый древесный запах. Но окончательно в себя я прихожу, когда вдруг чувствую жёсткий захват на своём локте, а через секунду кто-то вдруг дёргает меня в сторону, от чего я со всего размаху врезаюсь в стену. И только спустя пару мгновений, почувствовав отдающуее мне в висок сердцебиение, я осознаю, что это была не стена, а человек. Человек, который только что буквально выдернул меня из под колёс машины.
