- До утра я еще успею отмямлиться. Не говоря уже о том, что у нас на устном экзамене рта не открывают - стоят у доски с куском мела в руке.
- Не будем говорить об экзаменах,- бросила ему я, заметив, что Рено возвращается из кухни.- Скажи Ирме,- крикнула я сыну,- пусть приготовит нам томатного сока.
Наши слова как-то удивительно сочетались с дыханием вечера, который, как и всегда в этот час, наплывал к нам снизу, из долины, и я с облегчением убедилась, что Рено немного оттаял. Я чуть ли не с удовольствием услышала его вопрос, есть ли какие известия от "тетушек", хотя, как мне казалось, эта тема уже канула в вечность. Но я хорошо знала своего мальчика: если он о них спросил, как спросил бы о моей работе или еще о чем-нибудь другом, меня касающемся,- то сделал это с целью загладить свою грубость и смягчить мое недовольство, которое не мог не заметить. Я поймала брошенный мне мяч.
- Нет, от тетушек никаких новостей. Полнейшее молчание. Хочу тебе сказать, что после нашего с тобой разговора тогда вечером я велела отнести им в гостиницу мой отказ, изложенный в самой категорической форме. После чего им уже невозможно было вернуться к этому вопросу... Но ведь Жюстен не в курсе дела! Секретов у нас от него нет. Вот о чем идет речь.
Рассказ о демарше моих родственниц не потребовал много слов, но и этого хватило Жюстену, чтобы понять суть дела, поскольку он уже знал о наших прежних распрях. Удивился он их намерению - переложить ответственность с Патрика на родителей - куда больше, чем мой сын, и упирал главным образом на юридический парадокс, что снова убедило меня в правильности моих первоначальных реакций. Не раз я замечала, что мы с нашим лигурийцем почти всегда сходились во мнениях, хоть и принадлежали к разным поколениям и разной социальной среде.
- Славная сцена получится в суде, сцена что надо. Дочь пригвождает свою семью к позорному столбу, указывает перстом на родную матушку... И как начнет разоблачать!
Он представил себе эту картину. Гримаса омерзения скривила юношеские губы, Жюстен, должно быть, мысленно измерял тот поток ужасов, который хлынет из моих уст, и вдруг я заметила, что мы оба попались в ловушку. Рено с серьезным встревоженным выражением лица пристально смотрел на старшего друга, а тот под этим взглядом сразу осекся. Наступило молчание.
- А откуда ты-то знаешь, что она гадости будет говорить? И что это главным образом будет направлено против бабушки?
- Подробностей я, конечно, не знаю,- ответил Жюстен после паузы, которая, надеюсь, показалась длинной только мне одной.- Но, насколько я понял, это именно так. Разве нет? Разве я ошибся?
- Мы с мамой никогда не говорили об этом. Ни при тебе, ни наедине друг с другом.
- Предположим, я догадался. Не могу даже объяснить почему, но догадался, что у вас были неприятности и что вы имеете все основания жаловаться на эту семью.
И, продолжая свои упражнения в гибкости мысли, мой сообщник добавил:
- Пойми, когда очень любишь каких-нибудь людей, ими интересуешься, о многом догадываешься, это же естественно.
- Ах так? - бросил Рено, не спуская с него глаз. Я почувствовала его подозрения, его тревогу насчет тех признаний, которые я могла сделать Жюстену в отсутствие сына, и неизвестно еще, что я такого нарассказа-ла? Сердце сильно заколотилось. Это было у меня уже не в первый раз, и, не решаясь резко переменить тему разговора, я постаралась понезаметнее свернуть на боковую тропинку.
- Но ведь и в самом деле я тебе еще не сказала, почему именно они просили меня пойти на этот шаг.
- Не сказала.
- Из-за Патрика.
- Из-за моего двоюродного брата? Из-за того, который еще в детстве был таким зловредным?
- Да,- подтвердила я смеясь, почти успокоенная тем, что его любопытство так легко сделало оборот на сто восемьдесят градусов.Вообрази, приятели вовлекли его в банду.
- Когда кто-нибудь попадается, всегда валят на приятелей. Чего проще вообще в банду не вступать. Если хочешь, у нас в лицее тоже такие есть, только ты их не знаешь.
- Не то чтобы Патрик был постоянным членом банды. Во всяком случае, так говорят. Но когда его дружки попадали в беду, они просили у него совета. Или помощи. Конечно, это ему льстило, и он не мог им отказать.
- Знаем мы таких парней. Только потому, что родители отваливают им без счета карманные деньги, они фигуряют перед теми, кто победнее. Воображают себя барами.
- А где он учится? - спросил Жюстен.
- В классе философии - ответила я.- Только он отстал. Ему скоро уже восемнадцать. Словом, когда у его дружков не было под рукой машины, Патрик возил их, куда им понадобится. А так как эти вылазки не всегда кончались благополучно...
- Знаю,- отозвался Рено.- Виражи, бешеная гонка. Это уж классика. А еще что-нибудь было? Они грабили, что ли?
- Да. Тетки этого от меня не скрыли.
- Шикарно! Отпрыск Буссарделей - налетчик! Этого только не хватало! Ну если они попались, это еще не так страшно. Только бы убитых не было.
- Не перебивай. Дело этим не ограничилось, мне рассказали все подробности. Как-то ночью, после какого-то налета в пригороде Патрик вез всю банду на "кадиллаке".
- На "кадиллаке"? Вот это да!
- Он упивался тем, что ведет такую шикарную машину, превысил скорость, проехал на красный свет, ему свистели, он не остановился, началась погоня. Полицейские перекрыли дорогу, он врезался прямо в них, в результате трое раненых, один убит.
- Ой!..
Рено застыл с открытым ртом, да и Жюстен тоже, совсем забыв о своей недавней оплошности. Приключения Патрика намного превосходили то, что мог предложить их воображению наш мирный городок.
- Ну, если полицейский загнулся, дело дрянь,- наконец опомнился мой сын.
- А все остальные полицейские выступят свидетелями, если даже ровно ничего не видели,- добавил Жюстен.
- Да будет вам известно, убит человек женатый. Отец семейства. На суд явятся также вдова и сироты. Видите, как все складывается. Адвокаты даже не надеются. Эта корпорация посильнее буссарделевской. Буссарделей я ничуть не жалею, но признаю, что судьба против них.
- Самое ужасное во всем этом деле,- твердил Жюстен,- то, что остались сироты...
- Конечно.
- Одного только я не понимаю,- сказал Рено.
- При чем здесь я, да?
- Да нет. Это я усек. Хоть глупо, но еще куда ни шло. Другое: "кадиллак". Неужели у Патрика есть "кадиллак"? По-моему, это не в стиле нашего семейства - дарить восемнадцатилетнему парню "кадиллак".
- Я и не говорила, что это его машина, я сказала только, он ее вел.
- Значит, не его?
- Ясно, не его. Это-то и осложняет дело. Он ее угнал. Такая уж у него специальность - угонять машины. И надо сказать, по этой части он силен. В лицее сидит по два года в каждом классе, зато может часами говорить о любых моторах, о любых марках автомобилей. У него целый набор всевозможных ключей, и, когда его банде нужно куда-нибудь отправиться, он с превеликим удовольствием добывает им машину ad hoc (На случай (лат.)). Но, желая набить себе цену, угоняет все более роскошные, и в тот день угнал "кадиллак".
- Ого! - крикнул Рено.- В таком случае он вырос в моих глазах, я начинаю его уважать, вот уж не думал, что он на это способен.
- Что? Что?
- Я думал, он просто сноб дурацкий, которого ничего не интересует, и тратит-то он все свои денежки на галстуки да зонтики. Правда, я его уже тыщу лет не видел: должно быть, он здорово переменился. Приношу ему свои извинения.
- Потому что он ворует "кадиллаки"? И убивает полицейских?
- Потому что, раз он помешан на машинах, он в моих глазах приобрел человеческие черты.
Я ничего не сказала и только подумала про себя, какого мнения придерживается на сей счет Жюстен, который поглядывал на Рено, улыбался и молчал.
- Слушай, сынок, я не хочу тебе противоречить, но вряд ли страсть к машинам может оправдать убийство! Или даже воровство.
- Нет, ты только вообрази себе эту сцену! Поставь себя на его место. Ночь, на хвосте мотоциклисты, свистки, сирены, фары, а он за рулем шикарнейшей машины, которая рвет сто пятьдесят - тут действительно все на свете можно забыть! У него все смягчающие обстоятельства.
Редко когда я видела своего сына в таком возбуждении, и, глядя на это восторженное лицо, я обнаруживала другого Рено, который был вовсе не моим. Надеясь обрести душевное равновесие, я снова оглянулась на Жюстена. Он улыбался, и в этой улыбке я не уловила ни капли снисхождения к моему сыну. Заметив, что я смотрю на него, он согнал улыбку с губ. На этот раз взгляды всех нас троих встретились и замкнули треугольник. И вовремя. Рено сам понял, что совершил неловкость, и, быстро поднявшись с места, подошел ко мне с лукавой миной - он знал, что против нее я безоружна,- чмокнул меня, бросив на лету:
- А знаешь, ты очень красивая, когда на меня злишься.
Он опять сел и заговорил как ни в чем не бывало.
- Ты даже представить себе не можешь, мама, что для всех нас значит машина, скорость, что значит ощущать себя повелителем мотора, который отзывается на каждое нажатие твоей ноги.
