стол накрыть и немного собраться.
Терпеть не могу опаздывать. Но Белка смотрит умоляюще, к тому же ведет себя прилично. Извинилась, опять же. Видно же, что не в ее характере извиняться, но… извинилась.
Я ценю подобные проявления воли и характера.
— Час, Белка. Через час я хочу съесть что-нибудь съестное.
— Ты не останешься голодным, — заявляет уверенно. — Лучше выглади костюм, если он у тебя есть!
— Есть.
— Тогда до встречи через час, — прикрывает дверь. — Ах да. Еще одна просьба. Ты не мог бы не выходить раньше? Посидишь у себя в спальне.
— Если ты задумала бежать, ничего не выйдет. Я найду и…
— Я не сбегу. Так что? Посидишь у себя?
— Через час.
— Да. Я сама за тобой приду.
— Сверим часы.
— Какие? Ты мои забрал.
— На кухне висят же. Сверяем.
— Сверяем, — соглашается с улыбкой.
— У тебя хорошее настроение? — спрашиваю с подозрением. — Ты точно ничего не задумала? Учти, коварство выйдет тебе боком.
— Я всего лишь хочу коварно хочу тебя накормить вкусным ужином, Дан. Кстати, как твое полное имя.
— До встречи за ужином. Если он мне понравится, у тебя будет три вопроса, на которые я отвечу предельно честно.
***
Немного позднее
Час на исходе.
Я гипнотизирую взглядом часы. Минутная стрелка тихо-тихо крадется к назначенному часу. Внутри торжество пополам с разочарованием. Белка либо опоздала, либо по-тихому свалила.
На машине уехать не могла. Гараж под замком.
Пешком свалила? Черт… Мои лыжи! Она могла взять мои лыжи, и…
Стук в дверь.
— Дан, это я. Все готово. Подойди, пожалуйста.
Через миг я уже нажимаю на дверную ручку, Белка удерживает.
— Подожди. Ты должен встать спиной ко мне.
— Зачем?
От голода я начинаю испытывать нетерпение.
— Я хочу завязать тебе глаза, иначе сюрприз не получится.
Вздыхаю.
— Это последнее? Потом я поем?
— Еще как, голодный здоровяк.
Ладно. Последняя уступка на сегодня!
— Готово. Жду.
На глаза ложится повязка. Наверное, тонкий шарфик, немного пахнет духами женскими.
— Я буду завязывать туго и плотно, чтобы ты не подглядывал. Потом я возьму тебя за руку. Буду предупреждать о ступеньках и поворотах.
На губах расцветает усмешка.
Девочка, я этот дом проектировал сам. От и до. Я его знаю вдоль и поперек. Могу вслепую пройти всюду и найти то, что не необходимо. И только если ты не устроила переворот, я найду дорогу без ошибок.
Хотя… Устроить переворот — это полностью в ее духе.
— Вот…
Тонкие пальчики опускаются в мою ладонь. Делаю вид послушного ведомого, прислушиваюсь к происходящему. Ее походка изменилась, постукивание.
— На тебе каблуки?
— Да.
Шелест легкой ткани. Она задевает мои брюки.
— И платье? Или длинная юбка?
— Ты… подглядываешь, что ли?
— Всего лишь прислушиваюсь.
— Да ты просто детектор! Слухач?
— Профессия обязывала отточить навыки.
Поворот, лестница, вереница ступенек.
Слушаю указания Белки и нарочно делаю вид, что оступился, она мгновенно хватается за меня с криком.
— Осторожнее. Не спеши!
Я успеваю пройтись руками по спине и талии. Сверху открыто, ткань тонкая. На спине нет перемычки от бюстгальтера.
Значит, платье.
И под платьем нет половины белья.
Блять, какой я голодный…
И не только еды мой голод касается.
Глава 20
Осло
— Стой. Мы дошли, — немного взволнованным голосом сообщает Белка.
Ее пальцы покидают мою ладонь, слышится звук отодвигаемого стула.
— Все, можешь снимать повязку.
Хочется сорвать!
Как пластырь…
Но я медлю и нарочно неспешно развязываю узел, позволяю шарфику скользнуть вниз и размеренно его на кулак наматываю, потом поднимаю взгляд и…
— Как тебе? — совсем тихо шепчет Белка.
Она быстро-быстро облизывает губы. Пальцы на спинке стула едва заметно дрожат, второй рукой она перебирает складки длинного платья.
Белое платье с серебристыми круглыми штучками. Забыл, как называются. Их много, в них отражается огонь свечей. Белка теребит платье, ткань колышется и смотрится, как блестящая чужая. Серебристая змейка с рыжей гривой…
На стол заставляю себя посмотреть вторым после нее.
Красиво все расставлено, как в ресторане. Толстые длинные свечи в тяжелых подсвечниках расставлены на столе, красиво нарезанные фрукты и овощи разложены по тарелкам, тонкими ломтиками свернуто мясо. Салат какой-то замысловатый. Большая тарелка накрыта блюдом.
Все красиво. Со вкусом. Много стараний вложено.
Еще взгляд цепляется за салфетки, сложенные какой-то птичкой.
Снова перевожу взгляд на блюда.
Черт.
— Что-то не так? — интересуется Белка.
— Нет, — отвечаю медленно. — Все хорошо.
Просто… ради меня так ни разу не старались.
Непривычно.
В груди что-то щекочет, расширяется, сжимается, снова расширяется. Легкие раздуваются, словно кузнечные меха. Конца и края нет, заставляю себя выдыхать понемногу, иначе просто порвет на клочки.
Так. Это просто еда. Может быть, она даже невкусно готовит, стряхиваю с себя несвойственное мне оцепенение.
— Присаживайся, — хлопает по спинке стула. — Я за тобой немного поухаживаю. Будем ужинать.
Даже стул для меня отодвинут…
Я сажусь, Белка опускает на колени салфетку, немного поправляет галстук и, наклонившись, тянется к большому графину, наполненному рубиновой жидкостью. При этом ее грудь ненавязчиво касается моего плеча, тонкие пружинки волос касаются моего плеча. Приятный запах ее тела. Мне нравится.
Хорошо, что на бедрах салфетка, иначе бы было видно, как сильно мне не ровно на контакт с ее телом. Очень неровно. Ширинка бугрится от эрекции.
Край графина звякает о бокал.
— Я не пью.
— Я тоже. Это гранатовый сок.
— Тогда зачем бокал для вина?
— Для атмосферы.
— Ты тоже будешь это пить, — заявляю недоверчиво. — И есть все, что я ем.
Мало ли что она подсыпала или подмешала, пока готовила за закрытыми дверьми. Шаманила там… Кашеварила. Я не видел.
Белка садится напротив, поправляет волосы. Теперь я вижу, что на ней нет белья, платье приятно обтягивает грудь с выделяющимися бусинами тугих сосков. Всего минуту назад соски не торчали.
— Вот здесь тушеный кролик со сливками и овощи на гарнир. Надеюсь, ты любишь кроличье мясо? — приговаривает, накладывая мне на тарелку. — Добавить салата?
— Да.
Все еще жду подвох.
Если она себе наложит и не прикоснется к еде… Белка быстро встает.
— Ты куда?
— Кое-что забыла, я через минуту вернусь.
Из динамиков начинает играть приглушенная, приятная музыка.
— Вот теперь все, — заявляет
