оборачиваться.
VII
Часам к восьми Карлсон пришёл на городской пляж и обрушился на песок. Он валялся, глядя на синюю гладь залива, ― хотелось спать, и он даже заснул на несколько минут. Внезапно он услышал лёгкие шаги и обнаружил нескольких девушек, что прошли мимо, не заметив лежащего тела. Вдруг смутное желание возникло в нём, и он расстегнул брюки.
Он выглядывал из-за камня в такт периодам своих ритмичных движений. Младшая из трёх молодых подружек, фрекен Бок, догадалась о его присутствии. И вот она, ощущая мужчину рядом, словно случайно сплясала несколько танцев вокруг воткнутой кем-то в пляжный песок лопаты и, наконец, разделась. Когда девушки уходили, только тогда, да, Карлсон понял, что вместо одной ноги у неё протез. Тогда, чтобы запомнить этот момент, Карлсон посмотрел на часы ― и обнаружил, что они встали.
Теперь на них была вечная половина пятого.
«Наверное, ― подумал он, ― в этот момент Филле и Рулле закончили плясать на моей кровати, изображая животное с тремя спинами». «А я здесь, ― продолжил он, застёгиваясь. ― Выхожу один я и фигак… С берёз, неслышен, невесом… Фигак! ― слетал. Пустота… Летите, в звезды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной. Фигак ― и трезвость ― и царь тем ядом напитал свои послушливые стрелы. Фигак, фигак ― и разослал к соседям в чуждые пределы на счастье мне фигак! О! Такого не видал я сроду!.. Я три ночи не спал, я устал. Мне бы заснуть, отдохнуть… Но только я лёг ― фигак: звонок! ― Кто говорит? ― Носорог».
VIII
Домой было нельзя: встречаться с женой в этот момент у Карлсона не было никакого желания. В десять вечера он пришёл в больницу Годо. Надо, решил Карлсон, чтобы он, несмотря ни на что, подписал страховое поручительство для авиакомпании. Войдя в приёмный покой, Карлсон обнаружил компанию сильно пьяных юношей, среди которых был и Малыш Свантессон. Оказалось, что в этой больнице уже третьи сутки никак не могла разрешиться от бремени жена одного из этих молодых шалопаев. Наконец это произошло ― раздался дикий крик, и по коридорам побежали санитарки. Карлсон уступил требованиям молодого отца и выпил за здоровье новорожденного. Потом молодой человек затянул древнюю песню скальдов.
― Невероятно! ― не сдержался Карлсон. ― Он романтик.
― Он прелесть, ― ответил уже изрядно пьяный Малыш.
Молодой человек прекратил петь и стал озираться
― Где я?
― Здесь, ― сказал Малыш.
― Неужели? А как я сюда попал?
― Вы присоединились.
― Правильно: невесело одному, ― молодой человек достал из сумки гигантского жирафа. ― Заверните. У вас где касса?
Карлсон послушно завернул жирафа в страховые документы доктора Годо:
― Вы уже заплатили.
― Ах да. Я бы купил еще, но деньги кончились, но, ― и он погладил жирафа. ― Всё равно этот лучше всех.
Карлсон вежливо сказал:
― Пустяки, дело житейское. Пожалуйста, передайте привет новорожденному.
Молодой человек прислонился к стене и, подумав, сказал:
― Моя жена родила сына. Телеграмма пришла…
― Это превосходно! ― поддержал его Карлсон.
― Нет.
― Почему?
― Мы расстались с ней пять лет назад.
― Странно. Почему же она родила только сейчас?
― Она вышла замуж. Она ведь долго рожала ― трое суток. Я страшно рад, что у неё родился сын. Она всегда этого хотела. И он тоже милый человек. Из партии зелёных. У нас на редкость хорошие отношения.
Карлсон вздохнул и сказал, обращаясь к Малышу Свантессону:
― Плохо его дело.
― Совсем никуда, ― согласился Малыш. ― По-моему, у него нет даже собаки.
― Но пел он хорошо. Я даже протрезвел.
Малыш грустно поддакнул:
― Я протрезвел потом, когда он сказал: «А вдруг мне его не покажут».
― А я тогда протрезвел второй раз.
Молодой человек вернулся к действительности и снова стал прощаться:
― Спасибо за внимание. Я тут задумался.
― Мы будем вас сопровождать, ― угрюмо произнёс Малыш.
― Вы правы. Очень хочется, чтобы тебя сопровождали. Хоть кто-нибудь.
И они, обнявшись, вышли из клиники доктора Годо. Весёлая компания отправилась пить и гулять дальше в кабак, а Малыш со своим приятелем Боссе в этот момент решил идти в публичный дом фрекен Бок. Сам не понимая зачем, Карлсон решил двинуться за ними.
Пробило полночь, когда он понял, что находится в самом сердце стокгольмского разврата. Пьяный Карлсон бредил, видя своих родителей, знакомых женщин, встреченных за день случайных людей. Проказница-Мартышка, Осёл, Козёл да косолапый Мишка затеяли… Фигак! Фигак ― и пересели! Опять ― фигак! Обратно ― то ж! Так славно зиму проведёшь или погибнешь не за грош… Но остатки сознания вынуждали его защищаться от обвинений, и, держа за руку незнакомую равнодушную женщину, он спорил с этими видениями. Несколько раз, как ему показалось, произошла смена декораций, и, наконец, он оказался уже с другой женщиной в зале с красными диванами. Это была сама фрекен Бок.
― Давайте знакомиться, ― произнёс он запинаясь. ― Давай знакомиться, милая! Послушай, далёко-далёко на озере Чад изысканный бродит… ― он икнул: фигак!
И уж на что фрекен Бок была крепка, но через час заснула, уткнувшись носом в его колени. Но тут напротив себя Карлсон снова увидел Малыша с его приятелем.
Малыш, держа на коленях какую-то чрезвычайно худую девушку, пыхтел самокруткой и вещал, и Карлсон, прислушавшись, с удивлением понял, что это история Фингала и Фигака. Жена Фингала ничего не слышит, на неё ниспослан глубокий сон. Старуха-ключница бежит к ней с радостною вестью: Фигак вернулся. Однако женщина спит, и служанку выслушивает Фингал. Он не верит: вчерашний нищий, ободранный и грязный, совсем не похож на мальчика Фигака, каким он был раньше. Зачем он устроил драку, всех теперь покарают если не боги, то люди. «Ну и ладно, — говорит гордый Фигак, — если в тебе, царь, такое недоброе сердце, пусть мне постелят одному». И тут (Малыш глубоко затянулся) Фингал велит вынести из залы старое царское ложе. «Что ты говоришь? — кричит Фигак, — это ложе нельзя сдвинуть с места! Ведь нам было тогда лень делать ножки, и мы просто прибили доски к корням масличного дерева! Помнишь, я подавал тебе гвозди?» Фингал заплакал от радости и обнял сына, вернувшегося из дальних странствий.
Карлсон, слушая это, так и представил себе низкие своды царского дома и нищего, преклонившего колени перед отцом. Мгновение тишины. Перемежаемое вздохами и всхлипами, голая