из расселины и увидел, как мужчины выходят из пещеры и спешат к своим коням, стоящим поодаль под присмотром рабов. Всего он насчитал четырнадцать человек. Они пришпорили своих скакунов и вскоре исчезли из виду.
Зейн покинул свое укрытие и быстро отыскал вход в пещеру. Он вошел туда, уселся на выступ скалы и стал размышлять над только что сделанным открытием. Султан Карнатика слыл человеком, ни разу не замеченным в потворстве каким-либо своим слабостям, который вершит правосудие со строжайшей беспристрастностью и не оставляет ни одно преступление безнаказанным, совершено ли оно членом дивана или простым погонщиком верблюдов. Посему Зейн полагал решительно необходимым разоблачить опасный заговор, но самая мысль о том, чтобы снова вмешаться в дела государей, вызывала в нем отвращение. Кроме того, сейчас он всего лишь бедный рыбак – разве может он надеяться на аудиенцию у султана? Одна просьба о ней неминуемо возбудит подозрения, а если заговорщики хоть о чем-то догадаются, таким влиятельным людям не составит ни малейшего труда либо тайно убить его, прежде чем он расскажет султану свою историю, либо заточить в какую-нибудь секретную темницу и держать там, покуда они не исполнят задуманное.
Таковы были мысли Зейна, течение которых внезапно прервал до боли знакомый звук: громкий шелест трепещущих на ветру одеяний девы-духа. Уже в следующий миг она предстала перед ним, и солнечный луч, падавший сквозь расщелину в скале, озарил холодный, равнодушный, несказанно прекрасный лик. Стон отчаяния вырвался из груди бедняги, осознавшего, что он вновь стал преследуемым Аморассаном, и все спокойствие, все счастье, все мечты и чаяния разом покинули его сердце.
– Аморассан, – молвила дева-дух, – когда мы расстались в прошлый раз, я думала, что больше уже никогда тебя не увижу. Однако морю не было дозволено поглотить тебя, и я по-прежнему твоя раба. Но не трепещи моего присутствия. Книга Судьбы, дочитать которую до конца мне в свое время было воспрещено, теперь открыта на последней странице, где содержится все твое будущее. Но в данном случае единственным твоим советчиком должно стать твое сердце: мне не разрешено предупреждать тебя или предсказывать последствия поступка, сейчас занимающего твой полный сомнений ум. И твое счастье, что мне не разрешено! Опусти глаза, Аморассан! У твоих ног лежит перстень-печать – он-то и докажет правдивость твоего сообщения о заговоре. Впоследствии люди будут благодарить счастливый случай, по воле которого он соскользнул с пальца владельца. Возможно, ты и сам поверишь, что перстень был обронен случайно: ведь именно случаю непрозорливые смертные приписывают все события, скрытые принципы которых неподвластны их пониманию. Возьми перстень, надежно спрячь – и далее действуй сообразно своей свободной воле, не имея иного советчика, кроме беспристрастного человеческого суждения. Фортуна вновь протягивает тебе свой скипетр, и теперь только от самого Аморассана зависит, вернет ли он все, что потерял: свое богатство, свою власть, свое величие. Прощай! Вероятно – навеки! Я пришла к тебе без радости и ухожу от тебя без печали!
И сказав так, дева-дух исчезла.
Аморассан тщательно спрятал перстень в складках пояса, торопливо вытянул свои сети и вернулся на берег, с тревожным сердцем и смятением в мыслях. Почти бессознательно он направил свои шаги к султанскому дворцу. Проходя через базарную площадь, лежавшую по пути, он услышал глашатая, извещавшего народ о том, что на охоте принц потерял свой перстень-печать и что тот, кто его найдет и возвратит царственному владельцу, будет вознагражден двумя сотнями драхм и почетными одеждами.
Когда глашатай перешел к описанию печатки, Аморассана охватила холодная дрожь, ибо он тотчас узнал перстень, сейчас спрятанный у него в поясе. Прежде чем он успел вполне оправиться от тревоги, вызванной этим открытием, на площади вдруг поднялись шум и суматоха. Он спросил о причине такого волнения и услышал в ответ, что через площадь следуют султан с сыном, направляясь в главную мечеть города.
Туда же поспешил и Аморассан, жаждущий увидеть двух достославных особ, хозяином чьей судьбы он неожиданно стал. Пробившись сквозь толпу с решительностью, сметающей все препятствия на пути, он скоро оказался в священных стенах храма.
Султан был величественный статью мужчина все еще в расцвете сил; вид он имел очень серьезный, но благодаря доброжелательному выражению лица суровым вовсе не выглядел. Принц стоял чуть поодаль от отца. Он был на диво пригожий юноша, однако сияние его красоты изрядно помрачалось задумчивым унынием, причину которого Аморассан слишком хорошо знал. Он все еще с ненасытным любопытством разглядывал принца, когда с кафедры раздался звучный голос:
– О правоверные, знайте: в доме верховного имама ныне лежит покойник, и закон воспрещает ему проповедовать сегодня. А потому пусть тот, кто ощущает в своей груди вдохновение Аллаха, сейчас займет место нашего предстоятеля – и да изольет Пророк свой дух на уста говорящего!
Тотчас же луч света озарил ум Аморассана. Он быстро взошел на кафедру, произнес молитву о благоденствии султана, а затем пророческим голосом объявил о существовании опасного заговора и страстно призвал народ сплотиться для защиты своего превосходного государя. Его речи и весь облик возбудили всеобщее изумление. Люди посчитали рыбака несчастным человеком, коего избыточное религиозное рвение лишило рассудка. Однако проницательный султан понял по глазам выступающего, что тот имеет более веские основания для своих предостережений, чем счел нужным объяснить толпе. Соответственно, едва рыбак сошел с кафедры, как тут же был вызван во дворец по царскому повелению.
Не теряя времени, он во всех подробностях поведал султану о своем приключении на береговом утесе. Государь усомнился в существовании такого гнусного заговора и предупредил своего осведомителя, чтобы не шутил с ним шутки в деле исключительной государственной важности. Но даже если допустить, что он говорит правду, преступников ведь все равно не найти. Рыбак не услышал ни одного имени и по голосу никого опознать не сможет, поскольку находился слишком далеко от говоривших.
– О могущественный владыка, – отвечал Аморассан, – одно я знаю наверное: все четырнадцать крамольников – члены верховного дивана. Пусть глашатай немедленно созовет весь твой совет под предлогом того, что тебе требуется помощь в связи с раскрытием изменнического заговора. Моя речь в мечети наверняка уже повергла предателей в тревогу, а упоминание о разоблаченном заговоре подтвердит справедливость их опасений. Клянусь жизнью, они не посмеют показаться в диване.
– Мне нравится твой совет, – сказал султан. – И нравится тем больше, что таким образом я дам им время на побег, а значит, избавлю себя от необходимости пролить человеческую кровь, что всегда мучительно для моего сердца, сколь бы виновен ни был преступник. Диван будет созван незамедлительно.
– Только еще одно, о
