Семен вызвал Шуру Сандетова, Юру и еще нескольких товарищей из разных отрядов. Разговор был не очень приятным.
— Никаких отдельных отрядов не будет, — заявил Семен. — Будет только единый чрезвычайный отряд особого назначения из местных партийцев, комсомольцев и сочувствующих рабочих для борьбы с бандитизмом и охраны города. С партизанщиной надо кончать. Таким, как Юра, несовершеннолетним и военно необученным, нельзя поручать командование не только отрядом, но даже отделением.
Юра был оскорблен, возмущен, затаил обиду, но смолчал.
Райвоенком оказался отличным боевым командиром и несколько раз водил чоновцев «на операцию». Дважды впустую — кто-то предупредил белобандитов. А однажды Юра участвовал в настоящем деле. Чоновцы очищали ближний перевал за Таракташем по дороге на Феодосию. Бандиты залегли, открыли огонь. Тут Семен метнул из-за камня гранату, и очень удачно. Пулемет белых замолчал. Десять человек вышли из леса, подняв руки вверх. Потом сдались еще семнадцать беляков.
А дома было плохо. Юлия Платоновна, оставшись одна, очень нервничала, сердилась на Юру. Она боялась за него и сердилась, что из-за «операций» он пропускает уроки. А тут еще у них украли корову. Юра попросил комсомольцев помочь разыскать корову. Ее шкуру нашел Али с ребятами из Таракташа. А в лесном домике в ущелье нашли часть мяса.
Вскоре красноармейцы ушли из Судака. Городские улицы теперь патрулировали только отряды самоохраны, а окрестные дороги и леса — чоновцы. Военком очистил ближайшие леса от белобандитов, но те оседлали отдаленные перевалы, и туда с малыми силами нечего было и соваться.
Судак оказался отрезанным от всего мира.
5
Комсомольцы получили свое собственное помещение — пустующую дачу на берегу. Шесть комнат, огромная терраса для собраний и вечеров самодеятельности. Три дня хлопцы и девочки убирали помещение, мыли полы, окна, сооружали в конце веранды помост — сцену. Из другой пустующей дачи приволокли пианино. Гаврилов приказал. Натащили мебели. В одной из комнат появились балалайки, гитара, две мандолины. Кто-то притащил здоровенный барабан. Решили, что в этой комнате будет музыкальный кружок молодежного клуба. Юлия Платоновна согласилась руководить им.
В другой комнате хозяйничали девочки. Фельдшерица Белкина из больницы обучала здесь красных сестер милосердия. В углу стоял скелет человека. Хлопцы надели на него офицерскую фуражку и нацепили на ключицы полковничьи золотые погоны. Чего-чего, а валяющихся погон разных рангов в придорожных лесах было полным-полно!
Наконец состоялось первое собрание комсомольцев. Пришло тридцать девять человек! Явились пять молодых красноармейцев в буденовках, долечивающих раны в Судаке. Один из них даже был секретарем комсомольской ячейки в своем полку.
На помост поднялся Гаврилов, уселся за стол, накрытый красным ситцем, который Юра выклянчил в ревкоме, поздравил молодежь с открытием своего клуба и предложил избрать президиум.
Ребята молчали. Наконец кто-то нерешительно сказал:
— Юру Сагайдака!
— Колю Малаханова!
— Женю Холодовского! Али из Таракташа!
И пошло!
В президиум выбрали и красноармейца Лукина.
Кто-то догадался крикнуть:
— Товарища Гаврилова!
Пересохшими от волнения губами Юра объявил собрание открытым. Доклад о «текущем моменте и задачах молодежи» сделал Сергей Иванович. Протокол вел Лукин — он знал, как это делается.
Потом выбирали комсомольский комитет. В него вошло семь человек, Юру избрали секретарем. Когда голосовали его кандидатуру, Юре стало жарко и горло совсем пересохло.
Из президиума Юра заметил в самом дальнем углу одиноко сидящую Лизу. Их взгляды встретились. У Юры что-то екнуло в сердце, но он отвел глаза в сторону, поправил кобуру с наганом на боку и постарался придать своему лицу суровое выражение. Он твердо решил не смотреть в ту сторону, но нет-нет и взглянет, уголком глаза…
После собрания долго не расходились, пели. Сначала «Интернационал». Потом разные революционные песни. Лукин и его хлопцы-красноармейцы спели новую песню: «Как родная меня мать провожала». Песня очень понравилась. Ее пели три раза.
Инна Холодовская со сцены читала стихотворение «Сакья-Муни».
Пред толпою нищих и смиренныхЦарь царей, владыка, царьВселенной Бог, великий бог лежал в пыли!
закончила она под аплодисменты.
А Лукин прочел замечательные стихи «Сын коммунара». И Сергей Иванович разошелся.
— «Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный, динь-бом, динь-бом, путь сибирский дальний!..» — затянул он.
Расходились поздно. Над тихими улочками Судака неслось:
…Если б были все, как вы, ротозеи,Чтоб осталось от Москвы, от Расеи?!
6
Заснеженные вершины высоких гор алели в лучах заходящего солнца, когда Юра пришел в дом военкома. Семена дома не было, а Ганна, сидя на корточках, раздувала древесные угли в стоявшем возле дома мангале.
— Военком скоро придет? — спросил он.
— Не знаю, Юрчик, сама его теперь редко вижу. То он на «операции», то еще что… И у меня полно хлопот… профсоюзные дела и женщины. А я как, изменилась?
Юра только сейчас обратил внимание на Ганну. Разве что пополнела она. Но глаза те же — карие, веселые, с искорками.
— Немножко ты… другая.
— Разбавилась?.. Я у вас была уже два раза и все про тебя знаю. Что же ты меня не спросишь, где я была, что делала?
Пришел Семен. Поздоровавшись, он скоро появился из дома, в синих галифе, заправленных в сапоги, подпоясанный полотенцем, и подошел к умывальнику, прибитому к вишне. Широко расставив ноги и покряхтывая от студеной воды, лившейся на шею и стекавшей по загорелой спине, он сильно растирал руками грудь, весело кричал:
— О-го-го! — и фыркал, разбрызгивая воду.
— Мне бы надо в Феодосию съездить в уком, — сказал Юра. — Совсем литературы нет. С Сережей поговорить надо, инструкции получить. Как бы проехать в Феодосию?
— Теперь, хлопец, это очень трудно, — ответил Семен, растираясь полотенцем. — Не знаю, как и помочь… Поговори с Гавриловым.
Гаврилов, холостяк, жил в одной из комнат ревкома. Он сидел без френча за столом и пил чай с бекмесом — сахара в Судаке не было. Усадив Юру, он налил ему чашку, дал три кусочка черствого хлеба, столько же взял сам и предложил винограду и яблок.
— Да мы сами головы ломаем, как с Феодосией надежно связаться. Рыбачий баркас до Феодосии не дойдет по-зимнему морю. Сильно штормит уже вторую неделю. Надо обеспечить народ хлебом. Сегодня ночью прибежали подводчики без подвод. Я посылал их в Феодосию за мукой, а на перевале возле Отуз их окружили бандиты. Лучше всего, конечно, было бы морем добраться. Так ведь беляки все фелюги угнали. Сейчас в Феодосии срочно ремонтируются мелкие суда. А для тех, которые на плаву, есть дела поважнее. Подождем немного. А пока суть да дело, можешь съездить в соседние деревни, организовать там комсомольские ячейки.
