Грустные, документальные кадры сгоревших деревень в далёкой войне, вселяют оптимизм и надежду на печь:
— Смотрите и думайте: всё, к ядрёной матери, выгорело, а печь и труба — остались! Может, стоило бы подумать на будущее о строительстве жилищ, которые не подвластны были бы огню, как наши русские печи?
Пользовался тогда "льготами" в собственной семье, как пострадавший? Имел от своих "страданий" хотя бы малейшую выгоду перед сёстрами? Нет, меня, как "страдальца" ничем не выделяли:
— Добаловался с огнём, "испытатель" хренов!
Глава 91.
Гимн партизанскому движению.
Зима сорок третьего года была не такой лютой, как прошлая. От неё у меня была защита из пальто от немецкой шинели, переработанной талантливой русской портнихой. Немецкое сукно, но на русской вате… или что-то там ещё под сукном было? Меня обували в валенки сестры и я вырывался из "клетки" обследовать родные, заснеженные монастырские просторы. Сестре оставалось переживать за личные вещи.
Жители города и до оккупации не имели привычки очищать улицы от снега, а в оккупацию "и сам бог повелел" не заниматься столь пустым и ненужным делом: оккупированным хватало древней привычки довольствоваться протоптанными тропинками в нужном направлении. Такое равнодушие приводило врагов в ярость, и уклонения жителей домов от работы по очистке прилегающей территории определялось ими, как "неповиновение германским властям" с вытекающими последствиями для ослушников. Любовь немцев к чистым от снега улицам любого города мира, а не только в своих городах, и была второй причиной поражения в прошлой войне.
Чистка улиц от снега касалась и жителей сельской местности. В этом месте хочется ещё раз помянуть полицаев из "своих": сволочи они были! Предатели, отщепенцы, вражеские прихвостни!
Любое нехорошее слово в их адрес будет "заслуженным". Но с другой стороны: очищенные дороги требовали меньше энергии при перемещении по ним.
Но как судить полицая, что приходит в дом к дальней родственнице и говорит с глазу на глаз:
— Слышь, Матрёна, завтра немцы наедут и погонят всех, без разбора, дорогу чистить. Давай, пробегись по деревне, да шепни, чтобы валенки припрятали. Немцы валенки полюбили, уж очень наши морозы их донимают. Да с дуру не проговорись, кто предупредил! — ох, рисковал предатель, дурой записной была та Матрёна!
До сего дня немецкие туристы поражаются, удивляются, возмущаются неубранными от снега улицами России, но возмущение выражают тихо и вежливо. Возмущение древних немцев нечищеными от снега улицами и дорогами России, не иначе, как на генетическом уровне, перешло и к новым немцам. Так и живем до сего дня: мы продолжаем не убирать снег на улицах, а они продолжают возм… нет, не годится, это у меня выскочило с "разгона". Они больше не возмущаются, "канули в Лету" времена возмущения нечищеными улицами, им оставили только одно удивление нашими зимними улицами.
Знакомая учительница немецкого языка, с большим процентом юмора, высказала такую мысль: "немцы потому и воину проиграли, что слишком много внимания уделяли неочищенным улицам оккупированных городов"
Первая причина поражения германской армии — "привычка отступать по дорогам и трассам", вторая — нечищеные от снега улицы и дороги. Авторы, выяснившие причины поражения — женщины. Мужчины воюют, но причины поражений знают только женщины
* * *
Пошли слухи и разговоры о партизанах: те стали прилично беспокоить немцев на железной дороге, и любая отцова поездка могла закончиться печально для нас. Батюшка мог расстаться с жизнью по двум пунктам:
а) валящийся под откос бывший советский вагон, мог унести с собой и немецкого прислужника,
б) как пособнику врагам, пуля от народных мстителей была бы для него не лучше, чем пункт "а". Хрен и редька по содержанию сахара всегда были одинаковы.
Сроков в часах на поездки не существовало, и "вояж" мог длиться трое-четверо суток. Как рассказывал отец, особенно опасным было рокадное направление поездки, то есть, вдоль линии фронта. Бывало, что такие поездки заканчивалась диверсией. Главные кондуктора из немцев не любили поездки в направлении рокады, но "что плохо для немца, то в самый раз — для меня": в городе, куда перевозились военные грузы, точно такое оккупированное население меняло махорку местного производства на товары, что привозили вражеские пособники со своего города.
Боже милостивый! Кто-то тогда спасал отечество от порабощения, а кто-то мешками возил махорку, семечки, соль, самогон и ни на минуту не задумывался о дальнейшей судьбе отечества! Война — войной, а бизнес — это бизнес! Но тогда этого слова "советские" люди ещё не знали.
— Нашёл чем удивлять! Сегодня из воинских частей продают оружие потенциальным врагам государства, а ты вспоминаешь о какой-то жалкой махорке!
Непосредственный отцов напарник из немцев, главный над ним, страшно переживал, когда нужно было отправляться в поездку рокадном, опасном направлении. В переживаниях начальник почему-то вначале адресовался к отцу по имени отчеству, а потом к силе выше:
— О, main Gott… — "технический" человек, железнодорожник, не военный, а посему ограничивался словами "мой бог". Был ли на нём солдатский ремень с надписью на бляхе "Gott mit uns" — как ныне это узнать? И нужно ли? Бес шепнул:
— Отец в пику немецкому "main Gott" возражал русским текстом:
— "С нами крестная сила"! — бог был один, но делили его на две враждующие половины. И богу не было дела ни до отцова начальника-немца, ни до отца: в это время он заботился о третьих…
Какие другие слова из уст отцова начальника следовали после обращения к богу — отец не понимал, и поэтому крестился в знак солидарности с врагом. Отец совершал "крестного знамение" согласно православным правилам, и это было короткое, одномоментное, искреннее богослужение представителей католической и православной конфессий.
— Бесяка, а бывало так, что отец первым начинал "богослужение" словами — "С нами крестная сила"!?
— Нет. Как он мог вылезать на первое место, находясь в помощниках? Обрати внимание: уже тогда "потенциальные враги по вере и по идеологии", немец и русский, совместно молились единому богу "о ниспослании жизни и здравия". Просили у бога немногое, простое и понятное: "помиловать, оставить живыми и здравыми", а сверх программы — оказать помощь в коммерции. Иначе, зачем жить? Ничего нового. И до сего времени ваши "иерархи" враждуют: "кто ближе из них к господу"!? Вывод: конфессии приступают к совместному вознесению молитв в момент, когда им грозит крупный и одинаковый "каюк". Сегодня его "пипецом" называют. Вам необходимы обстоятельства, когда немец и русский в паре молились бы "единому".
— Что за намёки!? Куда клонишь!?
— Третья причина поражения немцев: их гордыня. Когда эшелон с живой силой и техникой врага перемещался по железной дороге, то высший офицерский состав, "голова" перевозимого боевого соединения, находилась в пассажирском, "классном" вагоне. Как иначе? Ведь это командиры, офицеры!
Существовали два вида диверсий: разрушение полотна дороги с последующим сходом подвижного состава с рельс во время движения, или разрушение локомотива миной. Итог — остановка, а там начиналась стрельба с результатами.
Все варианты диверсий были плохи для врагов и вражеских прислужников, но прибавляли славы народным мстителям. Результат был одинаков: гибли техника и люди. Методы вредительства на железнодорожном транспорте не изменились и до сего времени: рваньё полотна остаётся в силе.
Если под колёсами локомотива военного времени срабатывала мина нажимного действия, то валился сам локомотив и первый за паровозом главный, "штабной" вагон. Если ход у эшелона был приличный, то могло завалиться на бок пяток вагонов. Это зависело от прыти, с какой двигался состав. Средние и последние вагоны, как правило, оставались на колёсах. В таких ситуациях не пострадавшим и оставшимся в живых солдатам, нужны были чёткие указания в действиях. Но кому командовать? Где господа командиры?
— Пожалуй, ты прав. Господа офицеры в первые моменты пребывали в шоке! Им самим требовалась помощь! Их нужно было спасать! Какие команды от них было ждать?
— Вот и проигрыш! — торжествовал лукавый.
Это всего лишь бесовские соображения о прошлой "рельсовой" войне. Возможно, что они внушены "квартирантом", возможно, что древние специалисты-диверсанты, прочитав наши рассуждения, развеселятся!
Всё, что нами сказано — можно определить как "плагиат" потому, что в первые годы после войны, смотрел фильм о "рельсовой войне" белорусских партизан. Фильм, разумеется, художественный.
Если верить съёмкам, в которых макетами заменяли настоящие паровозы и вагоны, то всё верно и правильно: весь эшелон валится под откос, всё горит и взрывается, но последний вагон, настоящий, с "живой силой врага" оставлялся на рельсах. Вагон нужен был для того, чтобы его обитателей с наслаждением расстреливали народные мстители. Вот на последнем вагоне батюшка и служил захватчикам. Завалиться под откос вместе с вагоном были минимальные возможности, но что его не могли "шлёпнуть" партизаны — гарантий не было.
