— Замечательно, — сказал я. — Просто священная заповедь какая-то. Святая и праведная. “Живите и встречайтесь до гроба!..” Прямо не жизнь, а рай на земле. Мы с тобой каждый день собираем розы всех цветов радуги, катаемся на лодочке и плаваем в золотом пруду, а заодно купаем там нашу пушистую каштановую собачку. Хотим есть — сверху папайя падает. Хотим музыку слушать — только для нас прямо с неба поет Бой Джордж. Отлично. Не придерешься. Вот только — какая жалость! — я-то скоро опять за работу засяду. И развлекаться с тобой всю жизнь, увы, не смогу. Тем более, за папины денежки.
С полминуты Юки глядела на меня, закусив губу. И затем ее прорвало:
— То, что ты не хочешь маминых и папиных денег — это я понимаю, не беспокойся! Только не надо из-за этого так гадко со мной разговаривать. Мне ведь тоже не по себе от того, что я таскаю тебя за собой туда-сюда. Получается, ты живешь своей жизнью, а я тебя от нее отвлекаю и надоедаю все время. Так что, по-моему, было бы нормально, если б ты… Ну…
— Что? Если бы я за это деньги получал?
— По крайней мере, мне так было бы спокойнее.
— Ты не понимаешь главного, — сказал я. — Что бы ни случилось — я не хочу встречаться с тобой по обязанности. Я хочу встречаться с тобой как друг. И не желаю, чтобы на твоей свадьбе я значился как “личный гувернант невесты, когда ей было тринадцать”. А все вокруг зубоскалили: “интере-е-сно, из чего состояли его обязанности”. Нет уж, увольте. То ли дело — “друг невесты, когда ей было тринадцать”. Совсем другой разговор.
— Какая дикая чушь! — воскликнула Юки, покраснев до ушей. — Никогда в жизни свадьбу не закажу!
— Ну, и слава богу. Я сам терпеть не могу свадьбы. Все эти нудные речи, которые надо выслушивать с умным видом. Все эти тортики, сырые и тяжелые, как кирпичи, которые тебе всучивают в подарок на прощанье. Ненавижу. Перевод времени на дерьмо. И сам женился без всякой свадьбы — еще чего не хватало… А про гувернанта — это просто пример, который не стоит понимать буквально. Все, что я хочу сказать, звучит очень просто. За деньги друзей не купишь. И уж тем более — за чьи-то представительские расходы…
— Ты еще сказочку об этом напиши. Для самых маленьких.
— Замечательно! — рассмеялся я. — Нет, я в самом деле очень рад. Похоже, ты начинаешь понимать, зачем нужны диалоги, и что в них самое важное. Еще немного — и мы с тобой сможем стряпать отличные детские комиксы!
Юки пожала плечами.
— Послушай, — продолжал я, откашлявшись. — Давай серьезно. Хочешь общаться со мной каждый день — общайся, какие проблемы. Черт с ней, с моей работой. Толку от того, что я разгребаю сугробы, все равно никакого. Я согласен на что угодно. Но при одном условии. Я не общаюсь с тобой за деньги. Поездка на Гавайи — исключение, первое и последнее. Можно сказать, показательный эксперимент — как делать нельзя. Транспортные расходы мне оплатили. Женщину мне купили. И что в результате? Ты перестала мне доверять. И я стал противен сам себе… Нет уж, хватит. Больше я в чужие игры играть не намерен. Теперь я сам устанавливаю правила. И не надо меня жизни учить, затыкая мне рот своими деньгами. Я вам не Дик Норт, и уж тем более — не секретарь твоего папаши. Я — это я, и пятки лизать никому не нанимался. Я сам хочу с тобой дружить — потому и дружу. Ты сама хочешь со мной встречаться — потому я с тобой и встречаюсь. И забудь ты про все эти дурацкие деньги.
— И ты что — правда будешь со мной дружить? — спросила Юки, пристально разглядывая накрашенные ногти на ногах.
— Почему бы и нет? Так или иначе, мы с тобой — люди, которые выпали из нормальной жизни. Ну и ладно, подумаешь. Все равно можно расслабиться и неплохо повеселиться.
— С чего это ты такой добренький?
— Вовсе нет, — сказал я. — Просто я не могу бросать на полдороге однажды начатое. Характер такой. Хочешь общаться — общайся, пока само не иссякнет. Мы с тобой встретились в отеле в Саппоро, между нами завязалась какая-то нить. И я не буду рвать эту нить, пока она сама не оборвется.
Уже довольно долго Юки выводила носком сандалии рисунок на земле. Похоже на водоворот, только квадратный. Я молча разглядывал ее творение.
— А разве тебе не трудно со мной? — спросила Юки.
Я немного подумал.
— Может, и трудно, не знаю. Я как-то не думал об этом всерьез. В конце концов, я бы тоже не общался с тобой, если бы не хотел. Невозможно заставить людей быть вместе по обязанности… Почему, например, мне с тобой нравится? Казалось бы, и разница в возрасте — будь здоров, и общих тем для разговора почти никаких… Может быть, потому, что ты мне о чем-то напоминаешь? О каком-то чувстве, которое я хоронил в себе где-то глубоко. О том, что я переживал в свои тринадцать-пятнадцать. Будь мне пятнадцать — я бы, конечно, непременно в тебя влюбился… Я тебе это говорил?
— Говорил, — кивнула она.
— Ну вот. Где-то примерно так, — продолжал я. — И когда я с тобой, эти чувства из прошлого иногда ко мне возвращаются. Вместе с тогдашнимшумом дождя, тогдашнимзапахом ветра… И я чувствую: вот он я, пятнадцатилетний, — только руку протяни. Классное ощущение, должен тебе сказать! Когда-нибудь ты это поймешь…
— Да я и сейчас неплохо понимаю.
— Что, серьезно?
— Я в жизни уже много чего потеряла, — сказала Юки.
— Ну, тогда тебе и объяснять ничего не нужно, — улыбнулся я.
После этого она молчала минут десять. А я все разглядывал посетителей храма.
— Кроме тебя, мне совершенно не с кем нормально поговорить, — сказала Юки. — Я не вру. Поэтому обычно, если я не с тобой — я вообще ни с кем не разговариваю.
— А Дик Норт?
Она высунула язык и изобразила позыв рвоты.
— Уж-жасный тупица!
— В каком-то смысле — возможно. Но в каком-то не соглашусь. Он мужик неплохой. Да ты и сама, по идее, должна это видеть. Даром что однорукий — делает и больше, и лучше, чем все двурукие в доме. И никого этим не попрекает. Таких людей на свете очень немного. Возможно, он мыслит не так масштабно, как твоя мать, и не настолько талантлив. Но к ней относится очень серьезно. Возможно, даже любит ее по-настоящему. Надежный человек. Добрый человек. И повар прекрасный.
— Может, и так… Но все равно тупица!
Я не стал с ней спорить. В конце концов, у Юки — свои мозги и свои ощущения…
Больше мы о Дике Норте не говорили. Повспоминали еще немного наивную и первозданную гавайскую жизнь — солнце, волны, ветер и “пинья-коладу”. Потом Юки заявила, что немного проголодалась, мы зашли в ближайшую кондитерскую и съели по блинчику с фруктовым муссом.
На следующей неделе Дик Норт погиб.
34
Вечером в понедельник Дик Норт отправился в Хаконэ за покупками. Когда он вышел из супермаркета с пакетами в руке, его сбил грузовик. Банальный несчастный случай. Водитель грузовика и сам не понял, как вышло, что при такой отвратительной видимости на спуске с холма он даже не снизил скорость. “Бес попутал”, — только и повторял он на дознании. Впрочем, и сам Дик Норт допустил роковую промашку. Пытаясь перейти улицу, он по привычке посмотрел налево — и только потом направо, опоздав на какие-то две-три секунды. Обычная ошибка для тех, кто вернулся в Японию, долго прожив за границей. К тому, что все движется наоборот, привыкаешь не сразу. [137]Повезет — отделаешься легким испугом. Нет — все может закончиться большой трагедией. Дику Норту не повезло. От столкновения с грузовиком его тело подбросило, вынесло на встречную полосу и еще раз ударило микроавтобусом. Мгновенная смерть.
Узнав об этом, я сразу вспомнил, как мы с ним ходили в поход по магазинам в Макаха. Как тщательно он выбирал покупки, как придирчиво изучал каждый фрукт, с какой деловитой невозмутимостью бросал в магазинную тележку пачки “тампаксов”. Бедняга, подумал я. От начала и до конца мужику не везло. Потерял руку из-за того, что кто-то другой наступил на мину. Посвятил остаток жизни тому, чтобы с утра до вечера гасить за любимой женщиной окурки. И погиб от случайного грузовика, с пакетом из супермаркета в единственной руке.
Прощание с телом состоялось в доме его жены и детей. Стоит ли говорить — ни Амэ, ни Юки, ни я на похороны не пришли.
Я забрал у Готанды свою “субару” и в субботу после обеда отвез Юки в Хаконэ. “Маме сейчас нельзя оставаться одной”, — сказала она.
— Она же сама, в одиночку, не может вообще ничего. Бабка-домработница уже совсем старенькая, толку от нее мало. К тому же на ночь домой уходит. А маме одной нельзя.
— Значит, в ближайшее время тебе лучше пожить с матерью? — уточнил я.
