Кремация
Из Москвы пришло распоряжение кремировать погибших и выслать в Москву урны.
Накануне дня кремации встал вопрос, как разместить всех сотрудников посольства, желающих поехать на кладбище, в трех посольских машинах. Мексиканское правительство оплачивало только прямые расходы, связанные с похоронами. Но друг Уманских (тот самый, который до утра играл с Раей Михайловной в бридж) предоставил нам восемь машин.
Вместе с другими я вынесла гроб Раи Михайловны к катафалку.
Похоронная процессия выехала из посольства около трех часов дня. Все пространство от посольства до крематория было забито народом. Те, кто не мог найти себе место на улице, смотрели из окон, с крыш, с деревьев. Вся Мексика от мала до велика провожала в последний путь представителей нашей страны.
Подъехать к кладбищу оказалось просто невозможно. Полиция долго не могла справиться, помогли курсанты военной школы; оттеснив толпу, они освободили небольшой проход, через который с трудом пронесли гробы к дверям крематория.
Поставили небольшую трибуну, с которой произносили прощальные речи. С блестящей речью выступил Падилья — министр иностранных дел Мексики. От посольства выступил Глебский, который только что вернулся из США.
Жены погибших прижались с глухими рыданиями к холодным крышкам гробов. Жене Каспарова стало дурно, ее увели в машину.
А в это время, усердно работая локтями, к гробам Уманских пробиралась Оливия, она упала всей своей тучной фигурой на гроб Константина Александровича, потом Раи Михайловны, причитая:
— Бедные вы несчастные, над вами даже некому поплакать, так поплачу я. Хотели вы нас, Костенька и Раечка отправить в Москву, но не успели, теперь мы годика два поживем еще здесь…
Все мы, близко стоявшие, от такого причитания пришли в ужас. Но остановить ее было не так просто, да и боялись, надо сказать честно, трудно было предугадать, на что еще может быть способна эта дама в порыве добрых чувств. Бросились к ее мужу с просьбой убрать Оливию или хотя бы укротить поток ее красноречия. А она продолжала:
— Выгнали вы нас из посольства, а разве нашли вы кухарку лучше меня? Теперь вам ничего больше не нужно, и я вам прощаю…
Кое-как с трудом оторвали и увели эту плакальщицу. Потом все в посольстве удивлялись, как можно было допустить ее до этого, ведь многие присутствовавшие там иностранцы понимали по-русски.
Печально было наше возвращение в опустевшее посольство.
К кремации должны были приступить только на следующий день.
Печи крематория были не электрические, а газовые, и их бесконечно долго надо было накалять. Из посольства выделили пять человек для наблюдения за этой ужасной процедурой, сжигали трупы в течение суток.
Подготовка к приему урн
Ко мне обратился Каспаров с просьбой помочь привести в порядок и подготовить библиотеку к приему урн.
Я подошла к группе женщин, сосредоточенно чем-то занимавшихся, они сидели в вестибюле на диване и бритвенными ножами отпарывали с красного знамени серп и молот.
— Что это вы вздумали серп и молот отпарывать, — заметила я. — А это что?
На полу у их ног валялась скомканная грязная тряпка, оказалось, это была старая скатерть, покрытая огромными пятнами.
Лена подняла на меня глаза, полные слез:
— Да ведь этими тряпками велели столы накрывать под урны.
— Пожалуйста, принесите хоть бутылку бензина очистить эту скатерть от пятен, — попросила я.
И несколько человек, вооружившись комками ваты приступили усердно к чистке, облегченно вздыхая, когда пятна бледнели.
Нину Туркину я попросила принести утюг.
— А где же черный материал или черная лента?
Стоявший рядом со мной Кирмасов быстро принес огромный комок черной и красной ленты. Когда я начала разматывать, она вся была как будто в дождевых пятнах.
— Откуда вы взяли? — спросила я.
— Да мы их с гробов сняли.
Сомневаться не приходилось, на них видны были следы слез.
Принесли столы, на которые должны были поставить урны, они оказались разными по размеру — один ниже, другой выше. Мы обернули их в разглаженные, на скорую руку сшитые вместе полотнища, оббили черным крепом и кое-как подготовились к приему урн.
Мне, откровенно говоря, было обидно за погибших, ведь долларов за 20 можно было бы заказать специальные, обтянутые крепом постаменты и установить на них урны.
«Бедная Рая Михайловна, если бы ты видела, чем мы тут занимаемся!», — подумала я. Но это было не все.
Конфетные коробки
Подъехал катафалк, из него вынесли и поставили на стол пять урн, пять простых деревянных коробок, как из-под конфет или кофе. Я открыла крышку одной коробки — внутри лежал мешочек золы.
Я с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься вслух.
Каспаров стал успокаивать меня, и я, наконец сумев проглотить комок, сдавивший мне горло могла заговорить:
— Неужели Уманские и все остальные, так ужасно погибшие вместе с ними, не заслужили ничего лучше, чем эти конфетные коробки?
Я знала, что ради своих, посольских, плачущих здесь, рядом со мной, он ничего менять не станет, как бы нам больно ни было.
— Григорий Павлович, подумайте, ведь вы объявили, что доступ к урнам открыт, сейчас начнут приходить иностранцы прощаться, а на столе стоит такое! Посмотрите, на что похожи эти постаменты с этими чудовищными конфетными коробочками на них! Вся иностранная печать будет рада-радехонька к чему-нибудь прицепиться.
Кирилл показал ему эскиз, как должны бы выглядеть постаменты и урны из черного мрамора в серебрянной оправе.
Каспаров посмотрел и заявил:
— Раз мексиканское правительство взяло на себя расходы по похоронам, пусть они и платят за это.
Но на следующий день он вдруг обратился к Кириллу:
— Кирилл Михайлович, давайте, давайте скорее ваши эскизы и пожалуйста, закажите немедленно все что вы начертили. Мне без конца звонят по телефону иностранцы, желающие постоять в почетном карауле и отдать последний долг Уманским перед отправкой праха в Советский Союз. Я уже всем сказал, что доступ к урнам будет открыт с пятого февраля, как вы думаете, успеют сделать к этому времени?
Задача предстояла нелегкая, надо было по специальному заказу в три дня сделать урны, а в Мексике быстро работать не любят. Но Кирилл нашел мастера, который согласился сделать урны за такой короткий срок и очень недорого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
