и говорить об этом даже намеками неприлично. Когда писатель описывает радости и муки роженицы – это прекрасно; когда же он пишет о женщине, которая сделала аборт, его тут же обвиняют в том, что он копается в грязи, представляет человечество в неприглядном свете; между тем во Франции ежегодное число абортов равняется числу новорожденных. Явление это так распространено, что его следует рассматривать как один из рисков, которые заложены в нормальном женском уделе. Однако законодательство упорно представляет его преступлением: оно требует, чтобы эта деликатная операция производилась подпольно. Нет ничего абсурднее тех аргументов, которые выставляются против легализации аборта. Упор делается на то, что это опасное хирургическое вмешательство. Однако честные врачи вслед за доктором Магнусом Хиршфельдом признают, что «аборт, сделанный в больнице рукой врача-профессионала и при соблюдении всех необходимых превентивных мер, не несет тех серьезных опасностей, о которых говорится в Уголовном кодексе». Как раз наоборот, именно в отсутствии легализации аборта содержится огромный риск для женщины. Недостаточная компетентность женщин, незаконно делающих аборты, условия, в которых производится операция, – все это порождает массу несчастных случаев, иногда со смертельным исходом. Вынужденное материнство приводит к появлению на свет хилых детей, которых родители не в состоянии прокормить и которые либо попадают в приют, либо становятся настоящими мучениками. Следует еще отметить, что общество, так рьяно защищающее права эмбриона, не проявляет никакого интереса к детям, стоит им родиться; вместо того чтобы преследовать женщин за аборты, было бы лучше направить эти усилия на реформирование такой возмутительной институции, как детский приют; ответственные за то, что дети в приютах попадают в руки мучителей, разгуливают на свободе; общество закрывает глаза на страшную тиранию в детских «воспитательных домах» или в семьях, где родители или близкие ведут себя как палачи; и если женщине отказывают в праве на плод, который она вынашивает, то почему же ребенок считается принадлежностью только своих родителей; в течение одной недели мы узнаем, что какой-то хирург, уличенный в подпольных абортах, ушел из жизни, покончив с собой, а какой-то отец, чуть ли не до смерти избивший своего сына, получил всего лишь три месяца
условно. Совсем недавно по недосмотру отца от крупа умер мальчик, а одна мать отказалась вызвать врача к тяжелобольной дочери, объяснив это своим полным подчинением воле Божьей, – на кладбище дети бросали в нее камни; некоторые журналисты выступили на страницах печати с возмущением по этому поводу, а ряд вполне приличных людей, напротив, публично заявили, что дети принадлежат родителям и что всякое вмешательство со стороны неприемлемо. Газета «Се суар» пишет: сегодня «миллиону детей грозит опасность», а во «Франс суар» читаем: «
Зарегистрировано пятьсот тысяч детей, которым грозит физическая либо моральная опасность». В Северной Африке арабская женщина лишена возможности делать аборт: из десяти рожденных ею детей семь или восемь умирают, и никому до этого нет дела, потому что трудные и бессмысленные беременности убивают материнское чувство. Если это нравственно, то как относиться к такой нравственности? Следует добавить, что мужчины, выказывающие наибольшее уважение к жизни эмбриона, одновременно первыми готовы отправить взрослых на войну, то есть на смерть.
Практические доводы, выдвигаемые против легального аборта, беспочвенны; что же касается нравственных причин, то они сводятся к старому католическому аргументу: у зародыша есть душа; когда от него освобождаются до рождения, он остается некрещеным и его душе закрыты врата рая. Замечательно то, что Церковь разрешает уничтожение уже живущих людей: на войне или при приговоре к смертной казни; а вот к плоду во чреве Церковь выказывает беспредельное человеколюбие. Зародыш некрещеный. Как же быть тогда со священными войнами против неверных, ведь неверные тоже некрещеные, между тем их уничтожение всемерно поощрялось. Жертвы инквизиции далеко не всегда заслуживали милость Божию, так же как и преступники, приговоренные к гильотине, или солдаты, умирающие на полях сражений. Во всех этих случаях Церковь полагается на Бога, она соглашается с тем, что человек в ее руках лишь инструмент и судьба его души решается между Церковью и Богом. Зачем же тогда запрещать Богу принимать на небеса душу зародыша? Если бы церковный собор согласился на это, Бог протестовал бы не более, чем в известный период, когда индейцы уничтожались по религиозным соображениям. На самом деле мы здесь наталкиваемся на старую тупую традицию, не имеющую ничего общего с моралью. Нужно учитывать также мужской садизм, о котором у меня уже был случай рассказать. Книга доктора Руа, написанная в 1943 году и посвященная Петену, тому яркий пример: это памятник лицемерию. Доктор Руа отечески настаивает на опасности аборта, считая в то же время кесарево сечение самой гигиеничной операцией. Он хочет, чтобы аборт рассматривался как преступление, а не как проступок; он высказывается за запрет аборта даже в терапевтических целях, то есть когда беременность грозит здоровью или жизни матери; аморально делать выбор между одной и другой жизнью, заявляет он и, опираясь на этот аргумент, советует принести в жертву мать. Он заявляет, что зародыш не принадлежит матери, это самостоятельное существо. Однако те же так называемые «благомыслящие» врачи, превознося материнство, утверждают, что плод составляет единое целое с телом матери, что это не паразит, питающийся за ее счет. Мы убеждаемся, насколько жив антифеминизм, наблюдая, с каким ожесточением иные мужчины отказывают женщине во всем, что могло бы освободить ее.
К тому же закон, обрекающий на смерть, на бесплодие, на болезнь огромное количество молодых женщин, абсолютно не способен обеспечить повышение рождаемости. В одном сходятся сторонники и враги легального аборта: преследование женщин за него потерпело полный крах. Согласно данным, представленным профессорами Долерисом, Бальтазаром, Лакассанем, во Франции к 1933 году насчитывалось пятьсот тысяч абортов в год; по статистике 1938 года (данные доктора Руа), их – миллион. В 1941 году доктор Обертен из Бордо сообщает, что их число колеблется от восьмисот тысяч до миллиона. Последняя цифра представляется более близкой к истине. В одной из статей газеты «Комба» за март 1948 года доктор Депла пишет:
Аборт стал обычным явлением… Преследования за него практически провалились… В департаменте Сена в 1943 году из 1300 расследований 750 завершились вынесением обвинения – 360 женщин арестованы, 513 приговорены к тюремному сроку от одного до пяти и более лет – все это не так много по сравнению с предполагаемыми 15 000 абортов в пределах департамента. На его территории предъявлено 10 000 исков.
И далее:
Аборт, который считается криминальным, во всех слоях нашего пронизанного лицемерием общества рассматривается так же, как и распространенные противозачаточные средства. Две трети женщин, перенесших аборт,
