Кошка рассказала доброму человеку о Черной Жемчужине.
— Ее настоящее имя Беллигер Отерис, — рассказала она ему. Это была одна из трех вещей, что она узнала.
— Это так, — мягко сказал жрец, — Ее мать звали Беллонарой, но первая Черная Жемчужина также была Беллигер.
Кошка знала, что мужчин с «Нахальной Мартышки» не волнует, как звали мать куртизанки. Вместо этого она спросила о новостях из Семи Королевств и войне.
— Война, — засмеялся один, — Какая война? Нет никакой войны.
— Нет войны в Чаячьем городе, — возразил ему другой, — Нет ее и в Долине. Маленький лорд держит нас подальше от нее, как прежде это делала его мать.
Как прежде это делала его мать. Правительницей Долины была сестра ее матери.
— Леди Лиза?.. переспросила она, — она…?
— … Мертва? — закончил веснушчатый паренек, чья голова была забита куртизанками. — Да, мертва. Убита своим собственным бардом.
— О, — «Это для меня ничего не значит. У Кошки из Каналов никогда не было тетки».
Кошка взялась за свою тележку и, громыхая по булыжникам, покатила прочь от «Нахальной Мартышки».
— Устрицы, мидии и моллюски, — снова завела она, — Устрицы, мидии и моллюски. — Она продала большую часть своих моллюсков грузчикам, разгружавшим большой винный когг из Арбора и остаток мастерам, чинившим мирийскую торговую галеру, которая пострадала от шторма.
Дальше в глубине доков она набрела на Тагганаро, сидевшего, прислонившись к свае, рядом с Кассо, Королем Тюленей. Он купил немного моллюсков, а Кассо полаял и позволил ей пожать его ласты.
— Давай работать со мной, Кошка, — начал Тагганаро снова ее убеждать, высасывая моллюска из раковины. Он искал нового партнера с тех пор, как Пьяная Дочурка проткнула ножом руку Малышу Нарбо, — Я буду платить больше Браско, и ты не будешь вонять как рыба.
— Кассо нравиться, как я пахну, — возразила она. Король Тюленей, соглашаясь, вновь залаял. — Рука Нарбо не стала лучше?
— Три пальца не сгибаются, — пожаловался Тагганаро, продолжая поедать моллюсков. — Какой толк от карманника, который не владеет своими пальцами? Нарбо был хорош, когда тибрил кошельки, а не когда оприходовал шлюх.
— Мерри говорит то же самое, — согласилась Кошка. Ей нравился Малыш Нарбо, хотя он и был вором. — Что он собирается делать?
— Говорит, хочет взяться за весла. Он считает, двух пальцев для этого достаточно, а Морским Владыкам всегда нужны гребцы. Я сказал ему: «Нарбо, море холоднее девицы и коварнее шлюхи. Лучше совсем отрежь руку и ступай просить милостыню». Кассо знает, что я прав. Да, Кассо?
Тюлень пролаял, и Кошка улыбнулась. Она бросила ему еще одного моллюска и пошла прочь по своим делам.
Когда Кошка добралась до «Веселого Порта», который был через улицу напротив того места, где был пришвартован Корабль, день почти закончился. Несколько актеров сидели на краю сцены, передавая из рук в руки мех с вином, но, завидев Кошку с тележкой, они спустились вниз навстречу ее устрицам. Она поинтересовалась, как продвигается дело с «Семью Пьяными Гребцами». Мрачный Джосс покачал головой:
— Квинс наконец-то застукал Аллакво в постели со Слоей. Они набросились друг на друга с театральными мечами наперевес, и оба нас покинули. Сегодня ночью у нас только пять пьяных гребцов.
— Мы постараемся пьянством возместить недостаток в гребцах, — заявил Мирмелло, — Что касается меня, то я уже готов.
— Малыш Нарбо хочет стать гребцом, — сообщила им Кошка, — Если вы найдете его, он может стать шестым.
— Тебе лучше пойти разыскать Мерри, — сказал ей Джосс, — ты же знаешь, какой раздражительной она становится без твоих устриц.
Но когда она проскользнула в бордель, то нашла Мерри сидящей в гостиной с закрытыми глазами и слушающей игру Дариона на арфе. Ина тоже была здесь, она заплетала прекрасные длинные золотистые волосы Ланны. — «Очередная тупая песенка о любви». — Ланна всегда умоляла барда петь глупые любовные песни. Она была самой молодой из шлюх. Ей было всего четырнадцать лет. Поэтому Мерри просила за нее в три раза больше, чем за остальных девушек.
Кошка разозлилась, увидев нахально рассевшегося Дариона, строившего глазки Ланне, пока его пальцы плясали по струнам арфы. Шлюхи называли его черным певцом, хотя сейчас в нем едва ли нашлось бы хоть что-то черное. На деньги, выручаемые за пение, ворона превратилась в павлина. Сегодня на нем был фиолетовый плисовый плащ, подбитый шерстью, полосатая бело-сиреневая тунику и пестрые штаны как у уличных головорезов. Кроме этого у него еще были шелковый плащ, и рубинового цвета плащ из бархата с подкладкой из парчи. Черными остались только сапоги. Кошка слышала, как он говорил Ланне, что остальное он выбросил в канал.
— Я покончил с черным, — заявил он.
«Он человек Ночного Дозора», — думала Кошка, — «и поет о глупой даме, которая выбросилась из идиотской башни, потому что ее болван-принц погиб. Ей следовало отомстить тем, кто убил ее принца. А певцу следует сидеть на Стене». — Когда Дарион в первый раз появился в Веселом Порту, Арья чуть было не попросилась с ним обратно в Восточный Дозор, пока не услышала, как он говорит Беттани, что никогда не вернется обратно:
— Жесткие постели, соленая треска и бесконечные дозоры — вот что такое Стена. И в Восточном Дозоре нет никого и вполовину столь же прекрасной, как ты. Как я могу бросить тебя? — Кошка слышала, как то же самое он говорил и Ланне, и еще одной шлюхе из Кошатника и даже Соловью, когда он пел ночью в «Доме Семи Ламп».
«Хотелось бы мне быть здесь той ночью, когда его отмутузил толстяк». — Шлюхи Мерри до сих пор смеялись над этим происшествием. Ина рассказывала, что толстый мальчишка становился красным как свекла каждый раз, когда она прикасалась к нему, но, когда он начал доставлять неприятности, Мерри выволокла его наружу и сбросила в канал.
Кошка думала о толстяке, вспоминая, как спасла его от Терро с Орбело, когда рядом с ней появилась Матросская Женка.
— Он поет такие красивые песни, — тихо прошептала она на Общем языке Вестероса, — Видно боги любят его, раз дали такой голос и такое красивое лицо.
«Он прекрасен лицом, но черен сердцем», — подумала Арья, но не высказала этого вслух. Дарион женился на Матросской Женке, которая ложилась в постель только с теми, кто женился на ней. Иногда в «Веселом Порту» за ночь случалось по три-четыре свадьбы. Церемонии проводил неунывающий, вечно пьяный, красный жрец Еззелино. Иногда Юстас, который когда-то был септоном в Септе-за-морем. Если под рукой не было ни жреца, ни септона, то одна из шлюх бежала к Кораблю за актерами. Мерри всегда говорила, что актеры лучше совершают обряд, чем септоны и жрецы, особенно хорош Мирмелло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
