В трудах историков также воплотился опыт самосознания испанцев эпохи упадка. В прошлом они искали истоки своего национального характера и подтверждение притязаниям. Всегда актуальная для них проблема единства или многообразия исторического развития Пиренейского полуострова с восстановлением суверенитета Португалии зазвучала особенно злободневно. Поскольку в условиях ослабления центра монархии слабели и связи между ее частями, все чаще акцентировалась самодостаточность каждой области и ее прошлого; появилось множество историй городов и провинций.
Одним из самых заметных феноменов испанской культуры Золотого века был театр; спектакли пользовались огромной популярностью. Начало расцвета испанского театра связано с именем Лопе де Веги (1562–1635). Он написал свыше 2 тысяч пьес (сохранилось менее четверти). Несмотря на некоторые черты Ренессанса, в целом творчество Лопе принадлежит барокко. Он строил пьесу так, чтобы не ослаблять напряженного интереса зрителя к действию, удерживать его внимание постоянной переменой декораций и костюмов. Черты барокко проявляются и в обычном для Лопе жанре «новой комедии», смешивающей «высокое» и «низкое», трагическое и комическое, и тем самым нарушающей законы ренессансной теории драмы.
Во втором десятилетии XVII в. сложилась школа Лопе де Веги, к которой в широком смысле принадлежали все последующие драматурги Золотого века: все они следовали принципам «новой комедии», в то же время усиливая или трансформируя отдельные стороны художественной системы Лопе. Так, Тирсо де Молина, создавший бессмертный образ дона Хуана (дона Жуана), внес в театр углубленный психологизм, а Педро Кальдерон де ла Барка — религиозно-философский пафос. Творчество Кальдерона (1600–1681) стало вершиной театра барокко. Его отличают глубокие раздумья о природе человека и его месте в мироздании, красота стиха, обилие символов и аллегорий.
В литературе начала XVII в. особое место занимает Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616). Хотя его поздние произведения, включая и роман «Дон Кихот» (т. 1, 1605, т. 2, 1615), вышли в свет уже в эпоху барокко, писатель сохранял верность идеалам Возрождения. Однако осознание невозможности их торжества окрашивает гуманизм Сервантеса в трагические тона. Книга породила множество толкований, она по праву считается одним из лучших романов мировой литературы, а по числу языков, на которые переведена, уступает лишь Библии. Однако на испанскую литературу XVII в. «Дон Кихот» почти не оказал влияния.
Зато огромным было воздействие романа «Гусман де Альфараче» Матео Алемана (т.1, 1599), обозначившего рождение нового литературного жанра — плутовского, или пикарескного романа (от исп. picaro — «плут»). Перед его читателями разворачивается панорама общества, построенного на обмане, корысти и беззаконии. Черты кризиса ренессансного сознания проявились в рассуждениях о порочности человеческой природы, устойчивом ощущении дисгармоничности мира, общества и человеческого сознания, всесилии фортуны, играющей жизнью героя. Первая треть XVII в. — время расцвета жанра.
Одной из вершин испанского барокко стало творчество Бальтасара Грасиана (1601–1658). Философский роман «Критикой», сборник афоризмов «Карманный оракул», моральный трактат «Герой» Грасиана в XVII–XVIII вв. пользовались европейской известностью.
В поэзии барокко в начале XVII в. выделились две стилевые тенденции, соперничавшие друг с другом. Для культизма, или культеранизма (видимо, от лат. cultus — «изысканный»), связанного с именем Луиса де Гонгоры-и-Арготе (1561–1627), характерны неологизмы, нарушение принятого порядка слов, сложные метафоры, мифологические аллюзии. Консептисты, Франсиско де Кеведо-и-Вильегас (1580–1645) и его последователи, исходили из идеи внутренней сложности мысли, стремясь к лаконизму и смысловой насыщенности каждой фразы. Для них характерна игра на многозначности слов, каламбуры, разрушение словесных штампов.
Испания в XVII в. стала одним из лидеров в развитии европейской живописи. В стороне от его магистрального пути остался, пожалуй, только Эль Греко (1541–1614) — грек с острова Крит, с 1576 г. живший в Испании; у него имелись ученики, но так и не сложилась школа.
Хусепе Рибера (1591–1652), придворный живописец испанских вице-королей в Неаполе, испытал сильное влияние Караваджо. Его полотна привлекают драматизмом религиозного переживания, ощущением бренности и хрупкости телесного, но также и душевной стойкостью персонажей. Франсиско Сурбаран (1598–1664) писал по заказам монастырей циклы картин с эпизодами из истории монашеских орденов и из житий святых. Сурбарану принадлежат также лучшие натюрморты в испанской живописи.
Крупнейший испанский художник XVII в. Диего Веласкес (1599–1660) с 1623 г. был придворным живописцем Филиппа IV; главной для него стала тема власти. Он писал портреты короля, членов его семьи и Оливареса, но также и портреты придворных шутов и карликов, достигнув в них вершины драматического восприятия человеческой личности. Его «Сдача Бреды» запечатлела одну из побед Испанской монархии над Соединенными провинциями: благородству испанского главнокомандующего Амброджо Спинолы противостоит достоинство побежденных, но не сломленных голландцев. Это полотно стало рубежной вехой в складывании в европейской живописи концепции исторической картины. Смерть Веласкеса и его младшего современника Бартоломе Эстебана Мурильо (1617–1682) обозначила конец Золотого века испанской живописи.
ПОРТУГАЛИЯ: ЭПОХА «ТРЕХ ФИЛИППОВ» И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СУВЕРЕНИТЕТА
В отличие от Испании в Португалии переход от XVI к XVII в. не был рубежной вехой; зато таковой стал 1581 г., когда Португалия со своими колониями в Азии, Африке и Америке вошла в состав Испанской монархии.
Эпоха династической унии, или «трех Филиппов» (Филиппа II, Филиппа III и Филиппа IV Испанских, которые в Португалии именовались, соответственно, Филиппом I, Филиппом II и Филиппом III), довольно четко делится на два периода: до и после начала 20-х годов XVII в. В первый из них испанские власти в целом соблюдали режим автономии, обещанный португальцам по условиям объединения двух корон. Испанцы старались не вмешиваться в дела Португалии и ее колоний, а налоги долгое время оставались весьма умеренными. К тому же пребывание в составе Испанской монархии приносило Португалии и преимущества: были сняты таможенные барьеры между двумя странами, а при торговле с колониями португальцы могли рассчитывать на защиту испанского морского флота. Тем не менее утрата независимости болезненно воспринималась в стране с высоким уровнем национального самосознания. Показателем народного недовольства стал «себастьянизм» (см. главу «Испания в XVI в.»).
К тому же после 1581 г. португальские колонии, менее защищенные от вражеских нападений, чем испанские (португальские власти, успешно сторонившиеся европейских конфликтов, не видели в этом необходимости), подвергались атакам голландцев и англичан. Уже на рубеже XVI–XVII вв. многие португальские владения, включая острова Индонезии, перешли в руки голландцев.
Ситуация обострилась, когда Оливарес стал добиваться более пропорционального участия в тяготах Тридцатилетней войны всех провинций монархии (по сравнению с уже разоренной Кастилией). Резко выросли налоги, и португальцев стали привлекать к службе за пределами их страны.
Растущее недовольство вылилось в волнения, наиболее масштабным из которых стало восстание 1637 г. в Эворе. На этом фоне группа португальских дворян в 1640 г. совершила переворот и свергла власть испанской наместницы; независимость страны была восстановлена, и на престол взошел праправнук Мануэла I герцог Браганса, ставший королем Жоаном IV (1640–1654). Новой власти удалось сплотить общество для защиты отечества и заключить союзы с Францией, Голландией и Англией. Все это позволило стране отстоять свою свободу. После победы португальцев при Вила-Висозе в 1665 г. испанские власти признали независимость Португалии по Лиссабонскому миру 1668 г. и вернули ей все ее колонии, которые к тому времени еще не были захвачены другими странами, за исключением Сеуты, оставшейся за Испанией.
В условиях войны с Испанией Жоан IV хотел заручиться самой широкой поддержкой сословий, а потому регулярно собирал кортесы. Вплоть до 1668 г. страна была сословно-представительной монархией с сильной властью кортесов. Однако после заключения мира с Испанией кортесы утратили прежнюю роль, а после 1698 г. вообще не созывались. В то же время возросла роль центральных королевских советов и особенно королевских секретарей. С конца XVII в. финансовые ресурсы монархии выросли, что было связано с открытием и началом добычи бразильского золота (первая партия прибыла в Лиссабон в 1699 г.). Однако влияние этой добычи на развитие метрополии было двойственным: пополняя королевскую казну и покрывая дефицит внешней торговли, она создавала у властей иллюзию процветания страны и делала их менее заинтересованными в развитии экономики самой Португалии.
