Конечно, Миша Коробкин не сидел у подворотни все два часа. Он действовал. Сначала обежал все зоомагазины. Тритонов не было.
Тогда он пошел в зоологический сад, ловко прошмыгнув без билета.
В отделе земноводных были и крокодилы и тритоны. Но Миша мог только смотреть на них через стекло. Тогда он отправился к заведующему отделом. Но, как ни клялся в своей любви к пресмыкающимся и ни выпрашивал хоть одного тритончика, заведующий не дал. Кстати, заметил он, тритон не пресмыкающееся, а земноводное.
И Коробкин, проклиная эту растяпу Шершилину, с которой связала его несчастная судьба, вернулся к подворотне.
Уже было сорок минут первого, а эта разиня Шершилина все не шла.
Стрелка часов прыгнула на сорок третью минуту. И тут, словно из-под земли, явился продавец тритонов.
— Видал точность? — торжествующе заорал он.
Миша смутился. Шершилиной нет, и заплатить за тритона нечем.
— Точность твою видели, — сказал Миша как можно небрежней. — Мы твоего тритона не видели.
— Во! — сказал мальчишка и поднял большой палец.
— Воображаю! Дохлый, наверное, и без хвоста.
— Сам без хвоста! — обиделся тритонщик.
Они зашли в подворотню. Мальчишка осторожно высунул из-за пазухи слепую мордочку крота и победоносно взглянул на Мишу.
— Ну, что? — спросил Миша.
— А чего еще? — сказал тритонщик.
— Это, по-твоему, тритон? — ледяным тоном спросил Миша.
— А кто же это? — нагло сказал мальчишка.
— Знаешь что? Убирайся ты к черту со своими крысами! Отдавай шестнадцать копеек, и чтоб духу твоего не было!
Но продавец тритонов знал свое дело. Привычным жестом он сорвал кепку с головы, швырнул на землю и завопил (это, видимо, была его манера продавать тритонов):
— Да вы что?! Бегай для них как собака, а им шестнадцать копеек жалко! Да я, может, на трешку подметок сбил! Да знаешь, сколько я за эту паршивую крысу отдал?!
Но на Мишу представление не подействовало. Он схватил мальчишку за шиворот:
— Деньги или тритон!
Тритонщик сразу притих и сказал мирным тоном:
— Ну чего шумишь? Тритон нужен — так бы и сказал. Я же хотел как лучше. Я в городе все места обегал — нету. Им сейчас не сезон. А есть у меня один верный человек. У него этих тритонов завались — восемь штук. Так он в Малиновке живет, на электричке туда ехать надо, туда-обратно двадцать копеек.
— Как, еще двадцать! — воскликнул Миша. Его лицо стало каменным.
Мальчишка понял, что надо менять курс.
— Залог хочешь? Кепку даю!
Миша посмотрел на кепку. Ее, видно, кидали на землю раз триста, если не больше.
— Куда ее!
— Удочку хочешь? — вскричал тритонщик, и, прежде чем Миша успел ответить, он вылетел из подворотни, исчез за углом и тут же явился с длиннейшей удочкой, обмотанной леской.
— На!
Миша придирчиво осмотрел удочку. Двадцать копеек она, конечно, стоила. И Миша не очень охотно, но дал мальчишке двугривенный.
— Когда привезешь?
— В шестнадцать ноль-ноль. Как из пушки!
— Не надуешь?
— Провалиться мне на этом месте! — поклялся мальчишка и тут же провалился — иначе нельзя было объяснить его мгновенное исчезновение.
Только сейчас Миша увидел Шершилину. Она стояла поодаль с несчастным видом и с ведром. Миша пристально смотрел на нее.
— Я чувствую, Шершилина, что ты не принесла денег. Правду я говорю?
Она кивнула.
— Зачем ты притащила ведро?
Лида опустила голову.
— Ты хочешь, чтобы я продавал твои ведра?
Лида покачала головой.
— Так что же ты молчишь как пень!
И Лида, ничего не скрывая, рассказала горестную историю с ведром и квасом.
Что было между ними дальше, представьте себе сами. Нам было бы неприятно об этом писать, а вам — читать.
А кончилось так: эта никчемная, глупая неудачница Шершилина поплелась куда глаза глядят, и ведро покачивалось в ее опущенной руке. А Миша исподлобья глядел ей вслед и что-то обдумывал.
Вдруг он крикнул:
— Эй, Шершилина!
Она вернулась.
— Оставь ведро, — велел он. — И помни: через два часа здесь с деньгами!
Лида поставила ведро, печально кивнула и пошла.
Пока она не скрылась из виду, Миша смотрел ей вслед. И зачем на свете живут такие дуры? Чтобы всё портить и ставить людей в ужасное положение. Нет, на нее надеяться нечего. Не хочешь позора — действуй сам!
Так рассуждая, Миша взялся за ведро. Зачем же нужно было ведро Мише Коробкину, спросите вы.
Об этом узнаете дальше.
11
Теперь нам придется снова заглянуть в Озерный переулок, к девочке Алисе и щенку Шарику.
Два часа. Шарик с Алисой сели обедать. На детском столике был оставлен обед, покрытый салфеткой. Алиса сняла салфетку, а Шарик стал выбирать, с чего бы ему начать. Первым делом он цапнул кусок сахару.
— Сладкое потом! — строго сказала Алиса и хлопнула его по носу.
Шарик куснул ее за палец. Алиса с укором поглядела на него.
— А тебе было бы хорошо, если бы я тебя укусила за палец?
Шарик не ответил, потому что уже был занят котлетой. Когда Алиса доела то, что оставалось от Шарика, она отняла у него туфлю, которой он закусывал, и сказала:
— А теперь гулять!
Шарик весело тявкнул и затрусил к подоконнику. Они отодвинули горшки с кактусами и уселись на окошке. Так они гуляли всегда до маминого прихода, потому что гулять по-настоящему было не с кем.
По той стороне улицы прошел солдат с трубой.
— Чур, моя труба! — крикнула Алиса.
Шарик остался без трубы, но он не огорчился: по карнизу шла кошка, и он тут же ее облаял.
— Какой хитрый! — обиделась Алиса. — Захватил такую красивенькую кошечку.
Но делать было нечего: всё по правилам. Шарик первый заметил, первый сказал, и кошка досталась ему.
А потом Шарик получил еще целый самолет. Алисе стало совсем завидно.
— Как тебе не стыдно! — закричала она. — Кошка ему, самолет ему, и все автобусы всегда ему, и троллейбусы! А мне только одна труба. А тебе было бы хорошо, если бы у тебя была одна труба?
Тут она увидела возле их дома девочку с голубой тетрадкой. Девочка смотрела на их парадное.
— Чур, моя тетрадка! — закричала Алиса. — И вся девочка моя! — быстро добавила она, чтобы Шарику было обиднее.
Но девочка уже скрылась в парадном.
А через минуту Шарик вдруг скатился с подоконника и с лаем кинулся в переднюю. Алиса побежала за ним. Раздался тихий звонок.
Алиса знала: открывать нельзя. Но все-таки, кто же стоит за дверью и хочет к ним войти?
— Кто там? Волк? — спросила Алиса.
