это его рука давала взятки представителям закона, это он надрывал голос в бесплодных перепалках с членами уличной и налоговой комиссий и осыпал бранью мальчишку-разносчика, не доставившего вовремя газету. И в этом обществе, среди подобных ему (я имею в виду управителей), мистер Бинфорд блистал как звезда первой величины, как образец совершенства; изящный, подтянутый, обладающий и стилем и идеалами, человек твердых принципов и безупречной нравственности, он за все пять лет сожительства с мисс Ребой был вернее иных мужей, и одним-единственным его недостатком, его слабостью были мчащиеся по кругу лошади, на которых можно поставить. Этому он противиться не мог; он знал свое слабое место и боролся с собой. Но всякий раз, как раздавался возглас: «Пошли! Пошли!», он становился мягкой глиной в руках любого проходимца, способного поставить доллар.
— Он и сам про себя это знает, — сказала Минни. — И стыдится перед собой и перед другими, что вот, мол, какой он слабый, не все может пересилить, а вот его можно пересилить, неважно где и как, хотя, со стороны, людям незнакомым он и кажется петух петухом. Уж сколько он нам обещаний давал, и ведь сам в них верил, как два года назад, когда нам тоже пришлось его выставить. Помнит«, сколько хлопот стоило вернуть его обратно, — сказала она мисс Ребе.
— Еще бы не помнить, — сказала мисс Реба. — Налей-ка еще.
— Не знаю уж, как он справится, — продолжала Минни. — Он, когда уходит, ничего с собой не берет, только одежду, то есть ту, что на нем, — ведь за все мисс Реба платит. Увидите, и двух дней не пройдет, посыльный постучится в дверь и доставит все сорок долларов до единого цента…
— Ты хочешь сказать — тридцать девять долларов и три четвертака, — сказал Бун.
— Ну нет, — возразила Минни, — все сорок долларов, ведь тот четвертак тоже — мисс Ребин. На меньшее он не согласен. Тогда мисс Реба пошлет за ним, а он не придет. Когда мы его разыскали в прошлом году, он с бригадой рабочих тянул канализационные трубы за вокзалом, откуда во Фриско поезда отправляются, так ей тогда пришлось прямо на коленях его умолять…
— Иди ты, — сказала мисс Реба. — Переставь трепать языком хоть на минуту и налей нам джину.
Минни начала разливать, джин по стаканам. Вдруг она застыла, держа бутылку на весу.
— Что это там за вой? — сказала она. Теперь и мы все расслышали приглушенные вопли, доносившиеся откуда-то, скорее всего е заднего двора.
— Сходи посмотри, — сказала мисс Реба. — Погоди, дай сюда бутылку.
Минин отдала ей бутылку и пошла в кухню. Мисс Реба налила себе джину и передала бутылку мисс Корри.
— Все-таки с прошитого раза два года прошло, — сказала мисс Корри. — Может, у него теперь хватит ума…
— Где это ты у него ум видела? — сказала мисс Реба. — Налей себе и передай дальше.
Минни вернулась. Она сказала:
— На заднем дворе стоит человек, уставился на заднюю стену и орет мистера Вуна Хогганбека. И с ним что-то большое.
Мы побежали вслед за Буном череа кухню на заднюю веранду. Уже совеем стемнело, луна стояла еще невысоко, и проку от нее пока было мало. Посреди двора смутно виднелись две фигуры — маленькая и большая, маленькая, задрав голову, надрывалась: «Бун Хогганбек! Мистер Бун Хогганбек! Эй! Ого-го!», пока наконец Бун hь перекрыл его мощным: «Заткнись! Заткнись! Заткнись!»
Это был Нед. А при нем — лошадь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мы все собрались на кухне.
— Силы небесные! — сказал Бун. — Ты сменял хозяйскую машину на лошадь? — Ему даже пришлось сказать это дважды. Потому что Нед все еще смотрел на Миннин зуб. Вернее, ждал, чтобы он снова появился. Может, мисс Реба спросила у нее что-то, может, Минни первая заговорила — помню только, Минни начала говорить, и при свете кухонной электрической лампочки вдруг ослепительно сверкнуло золото, словно зуб, наподобие конского глаза, обрел добавочный блеск, добавочный глянец от света лампы, смягченного окружающей тьмой, — помню этот сверкающий зуб и как он подействовал на Неда.
На секунду, на миг, он, точно василиск, превратил Неда в камень. Как меня, когда я впервые его увидел, — поэтому мне и было понятно, что чувствовал Нед. Только намного сильнее, чем я. Потому что я смутно понимал и это, понимал даже в свои одиннадцать лет: между нами слишком большое расстояние не только из-за разницы в цвете кожи, но и из-за разницы в летах, чтобы я чувствовал, как он; я мог лишь поражаться этому зубу, восхищаться им, изумляться, но, в отличие от Неда, не был к нему причастен. В извечной схватке полов перед ним была противница, достойная его клинка, в извечном мистическом расовом союзничестве перед ним была верховная жрица, достойная того, чтобы пойти ради нее на смерть — разумеется, если вы вообще способны на такое поклонение; но, как вскоре выяснилось, Нед собирался (во всяком случае, надеялся) совсем по-другому провести время с Минни. Так что Буну пришлось повторить свой вопрос, прежде чем Нед его услышал — или, вернее, обратил на него внимание.
— А ты не хуже моего знаешь, — сказал Нед, — Хозяину машина без надобности. Он эту штуковину купил потому, что пришлось — полковник Сарторис заставил. Пришлось купить, чтобы поставить полковника Сарториса па место — пусть не вылезает вперед. А любит Хозяин коня — не ваших с мистером Мори именитых кляч, а коня. Вот я ему и заполучил коня. Он как его увидит, так сию же минуту скажет мне — «Премного тебе признателен», — что я случился тут и ухватил его, пока другие не смекнули. — Это было как сон, как кошмар: знаешь, что спишь, что стоит дотронуться до чего-нибудь твердого, реального, ощутимого, прочного — и сразу проснешься; нам с Буном мгновенно пришла в голову одна и та же мысль, и я только потому двинулся первый, что меня было меньше и, значит, легче привести в движение. Нед остановил нас — он сразу прочел нашу общую мысль. — Можете не смотреть, — сказал он. — Тот человек уже приходил и забрал ее. — Бун застыл, еще и шагу не студив, свирепо уставившись на меня, и, пока я шарил в кармане, мы с ним были заодно, ужасаясь и не веря. Но ключ от зажигания был на месте. — Брось! — сказал Нед. — Эта штуковина ему и не потребовалась. Он в этом деле мастак. Сказал, что сунет руку куда надо и повернет оттуда. И повернул. Я бы в жизни не поверил, когда бы своими глазами
