Вы понимаете, в чем дело? Вот если я люблю, объяснять ничего не надо. А если я не люблю, я обязан это объяснить. Тем, кто это испытывает, пишет, говорит и об этом судачит. У меня вопрос простой: «Что я вам плохого сделал? Конкретно?» Одного человека ты мог ограбить, другому нахамил. Что я вам плохого сделал? И выясняется, что ни-че-го. Никто не может мне предъявить претензию в связи с тем, что я его оскорбил, унизил или чем-то обидел. Почему я и говорю, что это на уровне каком-то генетическом.
Мешает это? Мешает.
Вам это неприятно?
Как Вам сказать? Ведь важно же, кто это. Когда человек тебя не любит и не может объяснить, он мне не интересен.
То есть это Вас как-то не тревожит? Вы не испытываете по этому поводу какого-то такого неуюта, чувства, я не знаю, как это сказать?
Я буду неискренен, если скажу Вам, что я от этого получаю удовольствие. Нет.
С другой стороны, это дает такой драйв, бойцовский. Я, так сказать, по характеру такой. Если меня все время по шерсти гладить, то я засыпаю. И это очень опасно, потому что я становлюсь безопасным. Это для меня опасно, потому что это нехорошо. Но ведь есть… Давайте разговаривать, да? Допустим, я говорю моим оппонентам: «Ребята, прямой эфир. Сели и поговорим».
И что? Никто этого не сделал?
Никто не делал.
Да ну ладно!
Да я сколько раз предлагал.
Это страшно интересно, в прямом эфире.
Я сколько раз предлагал.
Вот возьмите последний <Чрезвычайный> cъезд Союза кинематографистов. Мне было предъявлено четырнадцать претензий, где было воровство, вот это все. Есть, да? Но на каждый вопрос я дал абсолютно полный ответ, и выясняется: это, ребята, неправда. А если это неправда, то какая мне разница, каким образом мне с вами общаться по этому поводу? Вы же видите, что это неправда. Я вам доказал? Доказал. Возьмите диск съезда нашего, посмотрите внимательно его – два с половиной часа. Это блокбастер с точки зрения того, что на каждый конкретный вопрос людей, которые тебя обвиняют, ты даешь конкретный ответ. И выясняется, что все не только не так, а совсем наоборот.
Потому что тебя обвиняют эти люди в том, что они сами не сумели бы сделать, если бы были на моем месте.
Зависть?
Ну, зависть – это вообще движущая сила нашего отечественного истеблишмента. (V, 24)
(2011)
Интервьюер: А как Вы считаете, почему так много людей Вас не любит?
Я долго над этим размышлял и пришел к выводу, что не страшно быть ненавидимым беспричинно, страшно, когда тебя есть за что ненавидеть…
Как там меня называют? Барин? Значит, ненавидят за барство.
А еще за «мигалку». Хотя ее как раз я себе не сам назначил. Зато сам ее снял, когда почувствовал, что не имею права занимать должность председателя Общественного совета при Министерстве обороны. И я тогда ушел из него. И «мигалку» сдал. Нет ее у меня теперь.
Интересно, стало людям от этого легче?
Сомневаюсь, разве что тем, что живут по принципу: «Что бы ты ни заказал – у твоего соседа в два раза больше будет. Тогда выбей мне глаз!»
А вообще, враги нужны. Без них было бы очень скучно. Они все время заставляют тебя не расслабляться, держат в нужном боевом тонусе. Меня куда больше пугает не ругань, а похвалы. Это значит, что вдруг что-то пошло не так. Звоночек – пересмотреть свои действия и жизнь… (XV, 58)
НЕМЦОВ
(1998)
У нас не только дружат по расчету, но и не дружат.
Немцов стал вице-премьером и за все время ни разу не позвонил, хотя во время губернаторства Бориса Ефимовича в Нижнем у нас были достаточно искренние и близкие отношения.
А тут – как отрезало.
Поэтому и я не стал звонить Немцову… Обошелся.
Бывает…
Наверное, кто-то подсказал Борису Ефимовичу, что, занимая этот высокий пост, не стоит общаться с Михалковым… (I, 75)
НЕУДАЧИ
(1987)
Интервьюер: Вы боитесь неудач?
Нет, не боюсь.
Но не потому, что я такой смелый. Просто – боюсь бояться неудач. Боюсь работать суетливо, боюсь начать шарить глазами и ворочать ушами по сторонам, пытаясь поймать настроение момента и угодить тем, кто может решить, успех это или провал… (I, 25)
«НИКА»
Академия «Ника»
(2001)
Интервьюер: То, что «Нику» под себя подмяли, Вас не радует?
Итак, суть – телеграфно.
Ко мне пришел Игорь Шабдурасулов и сказал, что Гусман хочет отдать ему «Нику», поскольку устал искать деньги. На мой вопрос: «При чем тут я?» Игорь ответил: «Мы хотим, чтобы Союз кинематографистов стал одним из учредителей премии».
Я сказал, что такое решение в компетенции секретариата Союза, но в любом случае следует учесть: так называемой Российской академии кино юридически не существует. Есть частное предприятие Юлия Гусмана и Виктора Мережко. По большому счету я никогда не интересовался, что это за «Ника» такая, но и не мешал ей. Единственное – с определенного момента не давал в конкурс своих фильмов, но это, в конце концов, мое право. Могу я не выставлять картины на «Нику» после «Оскара» или перед Каннами? Могу. Это дело нашей Студии.
Вот и все.
Поэтому мне смешно слушать, будто я кого-то под себя подмял. Гусмана, что ли? Мы не в том возрасте и не той сексуальной ориентации.
Надеюсь, оба…
Так что же будет с «Никой»?
Надо поступить по закону. Спокойно и взвешенно. Для начала создать в России нормальную киноакадемию.
И что же ждет прежних академиков?
Большинство, убежден, ими и останутся, но теперь это будет надлежащим образом юридически оформлено.
А судьи кто?
Гильдии режиссеров, сценаристов, актеров.
Они сами выдвинут кандидатов. Президентом академии я предложил бы избрать Георгия Данелия, а лауреатов «Ники» определять при помощи электронного голосования, как это делается в Америке с «Оскаром». (I, 80)
(2002)
Интервьюер: Далась Вам эта «Ника»… Чем она Вам так мешает?
А кто сказал про помеху?
Газеты пишут, журналы.
Меньше читай всякие глупости. Сколько раз тебе говорил: на заборе что написано? А там – дрова.
Пресса уверена, будто я решил создать свою Академию и учредить при ней премию исключительно в отместку «Нике». Во-первых, Академия не моя, ее учредителями стали ОРТ, РТР, Министерство культуры, Российская Академия наук, редакция «Российской газеты» и Союз кинематографистов России. И, во-вторых, при чем тут «Ника»?..
А то не знаете? Она же награда одноименной киноакадемии. Забыли, как ее получали?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
