«…я всесторонне взвесил склад мистически настроенной духовной организации Государя, который видел в даровании ему долгожданного наследника проявление милости к нему высших и таинственных сил Провидения вследствие его молитв и общения с людьми, как бы имевшими особый дар предвидения будущего. Я учел постоянные опасения Государя и императрицы за жизнь наследника и единственную веру их в то, что только одна незримая мощь тех же сил и лиц способна спасти и продлить эту дорогую им жизнь. Я видел этому примеры в прошлом, до появления Распутина, в отношении к старцам, юродивым, предсказателям и тому подобным лицам. И я пришел к тому заключению, что если исчезновение Распутина временно и успокоит, в силу одиозности этого имени, деспотизм общественного мнения о нем, то… оно неизбежно повлечет за собой появление во дворце какого-нибудь нового странного человека по типу тех же лиц, которые проходили ранее, вроде Миши Козельского, Вари-босоножки, Мардария и других, от которых Распутин впоследствии так ревниво оберегал свое влияние на высокие сферы…
…я решил… удерживая в своих руках все нити наблюдения и охраны Распутина, противодействовать в этом отношении Хвостову, усыпляя его бдительность».
«После недолгого раздумья Белецкий решил изменить своему начальнику и покровителю Хвостову, перейдя всецело на сторону Распутина. Заняв такую позицию, Белецкий, выражаясь языком Распутина, поставил себе целью "свалить Министра Хвостова"», — более четко сформулировал «позицию» Белецкого следователь Руднев.
Точно так же не собирались убивать Распутина ни Комиссаров, который, если верить его показаниям ЧСК, на предложение Хвостова «ликвидировать» Распутина, ответил: «Извините, Алексей Николаевич, я никогда разбоем не занимался», ни тем более Глобачев, который в ответ на провокационные беседы Белецкого о вредоносном влиянии Распутина на трон только удивленно посмотрел на своего собеседника, и «я, — как писал Белецкий, — убедился, что он не пойдет в этом вопросе на соглашение с Хвостовым».
Тогда преданный своими ближайшими помощниками и, судя по всему, совершенно потерявший чувство реальности — устранение Распутина стало для него чем-то вроде навязчивой идеи — Хвостов решил взяться за дело сам, тем более что Распутин его замучил.
«Просьбы Распутина, направленные непосредственно к Хвостову или через других лиц, буквально его засыпали. Хвостов увидел, что не так-то легко справиться с этим вопросом, тем более что в душе он сознавал весь вред Распутина для России. Кроме того, самолюбие Хвостова как министра немало страдало от сознания, что он попал в лапы мужика Распутина. Часто он получал от него письма, адресованные: "Министеру Хвосту" и чуть ли не с категорическими приказаниями», — вспоминал Глобачев.
Хвостов терпел эту фамильярность до тех пор, пока в нем была жива надежда стать премьер-министром вместо престарелого Горемыкина. Но в январе 1916 года на это место был назначен Борис Владимирович Штюрмер, и выбор производился по тем же критериям, что и раньше, — лояльности претендента к другу.
«Милый, не знаю, я все-таки подумала бы о Штюрмере. У него голова вполне свежа. Видишь ли, у X. есть некоторая надежда получить это место, но он слишком молод. Штюрмер годился бы на время, а потом, если понадобится, X., или, если найдется другой, то можно будет сменить его. Только не разрешай ему менять фамилию: "Это принесет более вреда, чем если он останется при своей почтенной старой", как — помнишь? — сказал Гр. А он высоко ставит Гр., что очень важно», — писала Императрица мужу. И в другом письме: «Наш Друг сказал про Штюрмера: "Не менять его фамилии и взять его хоть на время, так как он, несомненно, очень верный человек и будет держать в руках остальных"».
Штюрмер оказался действительно верным. «Наш Друг имел хорошую, длительную и приятную беседу с Штюрмером. Он велел ему приходить каждую неделю ко мне», — сообщала Александра Федоровна Царю.
«Темное прошлое этого человека, молва о коем указывала на целый ряд некрасивых поступков и на нечистоту рук, произвело тяжелое впечатление на депутатов, тем более что о связи его с Распутиным ходили упорные слухи», — отмечал в своих мемуарах Я. В. Глинка. Но, пожалуй, самое тяжелое впечатление новое назначение произвело на Хвостова, решившего, что виноват в его неудаче Распутин, который то ли недостаточно за него хлопотал, то ли, наоборот, против него интриговал, то ли вообще ни о каком назначении не думал, но требовал, как выразился генерал Глобачев, «уплаты по векселям» за прежние свои заслуги.
Обозленный министр решил избавиться от своего покровителя с помощью бывшего монаха Илиодора, который все это время проживал в качестве политического эмигранта в Норвегии, где сочинял свою пасквильную книгу в свободное от работы на заводе время. В Христианию с тайным поручением был послан газетный репортер и по совместительству платный агент Департамента полиции, мот и игрок Б. М. Ржевский, которого Хвостов в бытность свою нижегородским губернатором держал при себе чиновником по особым поручениям.
Относительно миссии Ржевского существуют разные толкования. По тем сведениям, которые сообщал Хвостов кадету и издателю И. В. Гессену, Ржевский должен был приобрести за крупную сумму рукопись Илиодора и спасти престол от крупного скандала («Его предложение показалось мне весьма приемлемым, тем более, что мы имели сведения, что немцы собирались использовать заключающиеся в этой книге сведения для распространения их путем разбрасывания в наши окопы прокламаций с аэропланов», — рассказывал Хвостов), по другим данным — уговорить Илиодора осуществить убийство Распутина с помощью своих сторонников, а Хвостов был готов эту акцию проплатить.
Вырубова в своих показаниях следственной комиссии прокомментировала эту ситуацию следующим образом: «О том, что Хвостов или Белецкий собираются купить у Илиодора книгу "Святой черт", они мне не говорили. После ухода со службы Хвостова и Белецкого Илиодор только осенью 1916 года предложил по телеграфу Императрице купить у него эту книгу за 20 000 рублей, но Императрица отклонила это предложение, находя недостойным для себя отвечать что-либо Илиодору».
Ржевский добрался до Христиании, где встречался с Илиодором, однако на обратном пути на границе по приказу Белецкого (он был все-таки настоящий профессионал и не зря писал про удерживаемые им нити), которому удалось проникнуть в секретный замысел своего начальника, был остановлен и грубо допрошен. Не раскусивший провокации агент стал говорить о секретности своей миссии и неприкосновенности собственной персоны, благодаря чему весь план министра Хвостова сделался тайной полишинеля. Белецкий самым иезуитским образом сказал тайному агенту, что тот «не умеет быть конспиративным в отношении секретных поручений» и по отношению к нему будут предприняты все следственные действия. При обыске на квартире у Ржевского было найдено его письмо на имя Хвостова, которое однозначно свидетельствовало о причастности министра к интриге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
