— А тогда он-то что делать будет? — удивился Шнобби.
— Править, — ответило кресло.
— Махать рукой.
— Председательствовать на банкетах.
— Подписывать указы.
— Жрать, как свинья, отличное бренди.
— ПРАВИТЬ.
— Вот эта работенка по мне, — одобрил Шнобби. — Повезет же кому-то, а?
— А еще неплохо было бы, чтобы нашим королем стал человек, способный понимать намеки более тонкие, нежели летящий прямо ему в лицо кирпич, — горько произнес чей-то голос, но остальные кресла дружно зашикали на него.
После нескольких попыток Шнобби наконец нашел свой рот и сделал еще один долгий глоток.
— Мне кажется, — изрек он, — лично мне кажется, вы сейчас ищете какую-нибудь шишку, у которой времени целая телега. «Эй, парень, сегодня твой счастливый день! — скажете вы. — Ну-ка, покажи нам, как ты умеешь делать ручкой!»
— Ага! А это неплохая мысль! Быть может, вам, граф, известна какая-нибудь кандидатура? Еще капельку бренди?
— Почему бы и нет, спасибо, братишка. У тебя все клево? У меня тоже. О чем бишь я? Да, да, до самого краешка. Кандидатура… Ну, не знаю, достойных людей очень мало…
— Вообще-то, граф, мы планировали предложить корону вам…
Шнобби выпучил глаза. Щеки его раздулись.
Не самая удачная идея плеваться отличным бренди, особенно когда держишь в руке зажженную сигару. Мощное пламя ударило в противоположную стену, оставив на деревянной обшивке комнаты угольно-черную хризантему, в то время как кресло Шнобби, следуя фундаментальным законам физики, проскрежетало по полу в обратную сторону и остановилось, лишь врезавшись в дверь.
— Корону? — просипел Шнобби, но тут же закашлялся, и все бросились хлопать его по спине. Наконец он снова обрел дыхание. — Корону? — повторил он. — И чтобы командор Ваймс потом отрубил мне голову?
— Зато вы сможете пить столько бренди, сколько захотите, — пообещал чей-то заискивающий голос.
— А чем, интересно, я его буду пить? Головы-то у меня не будет!
— Да что вы такое говорите?
— Командор Ваймс отрубит мне ее! Вот что! Возьмет и отрубит мне голову!
— О боги, да пойми же, придурок…
— Граф, — поправил кто-то.
— Да поймите же, граф: став КОРОЛЕМ, вы сможете приказать этому хаму сэру Сэмюелю что угодно! Вы станете, как это на вашем языке называется… боссом! Вы…
— То есть я смогу приказывать Старине Камнелицу? — уточнил Шнобби.
— Именно!
— Став королем, я смогу приказывать Старине Камнелицу? — переспросил Шнобби.
— Да!
Шнобби уставился в задымленный полумрак.
— Нет, он точно ОТРУБИТ мне голову!
— Слушай, ты, идиот…
— ГРАФ…
— …Ты, идиотский граф, если потребуется, ты сможешь приказать казнить его!
— Ну да, как же!
— Это почему?
— А потому, что он отрубит мне голову!
— Этот человек называет себя служителем закона, но чьим законам он подчиняется, а? Кто диктует ему законы?
— Не знаю! — простонал Шнобби. — Он говорит, что законы диктует разум!
Он оглянулся. Окутанные дымом тени подступали все ближе.
— Я не могу быть королем! Старик Ваймс отрубит мне голову!
— ПОСЛУШАЙ, ТЕБЯ ЧТО, ЗАКЛИНИЛО НА ЭТОМ?!
Шнобби оттянул воротник.
— Тут немного душно и так задымлено, — пожаловался он. — Где здесь окно?
— Вон там…
Кресло отлетело в сторону. В затяжном прыжке Шнобби боднул стекло шлемом, упал вместе с дождем осколков на крышу одного из экипажей, скатился на землю и умчался в ночь, удирая со всех ног от судьбы в целом и от топора в частности.
Шелли Задранец ворвалась в дворцовую кухню и пальнула из арбалета в потолок.
— Никому не двигаться! — завопила она.
Вся прислуга патриция подняла на нее глаза.
— Под «НИКОМУ не двигаться», — осторожно промолвил Стукпостук, брезгливо вылавливая кусок штукатурки из своей тарелки, — вы, вероятно, подразумевали…
— Отличная работа, капрал, дальше я сам, — сказал Ваймс, похлопав Шелли по плечу. — Милдред Ветерок здесь?
Все повернули головы.
Милдред уронила ложку в тарелку с супом.
— Не волнуйся, — успокоил Ваймс. — Мне просто надо задать тебе несколько дополнительных вопросов…
— Я… из-з-звините, сэр…
— Ничего плохо ты не сделала, — продолжал Ваймс, обходя стол. — Но ты ведь не только еду носила домой?
— С-сэр?
— Что ЕЩЕ ты брала?
Милдред оглянулась на других слуг. Их лица были абсолютно лишены какого-либо выражения.
— С-старые простыни, но госпожа Дипплок с-сказала, что…
— А еще? — настаивал Ваймс.
Милдред облизнула пересохшие губы.
— Ну… э-э… крем для чистки обуви…
— Послушай, Милдред, — как можно мягче промолвил Ваймс, — все слуги что-то берут из домов, где работают. Да и не только слуги, все люди такие, где бы они ни работали… Они берут всякую мелочь, на которую никто не обратит внимания. И никто не считает это воровством… Это… это нормально. Остатки и излишки. Ну, госпожа Ветерок, что за остатки ты брала?
— Э… вы говорите об… огарках свечей, сэр?
Ваймс глубоко вздохнул. Так приятно быть правым, пусть даже сначала ты испробовал все остальные варианты до единого и все они привели тебя в тупик.
— Ага, — выдохнул он.
— Н-но это не воровство, сэр! Я никогда ничего не крала, с-сэр!
— Но ты брала домой огарки свечей? Наверное, каждого такого огарка хватало на добрых полчаса, если положить его в плошку? — мягко поинтересовался Ваймс.
— Но это же не воровство, сэр! Это как… как премия, сэр.
Сэм Ваймс хлопнул себя по лбу.
— Премия! Ну конечно! Именно это слово я искал. Премия! Всем нужны премии, не так ли? Ладно, пойдем дальше. И, видимо, ты забирала те свечки, что горели в спальне патриция. Я прав?
Даже несмотря на все свое волнение, Милдред Ветерок гордо улыбнулась. Ведь у нее были привилегии, которым другие могли только завидовать.
— Да, сэр. Но мне это ПОЗВОЛЕНО, сэр. И эти огарки намного лучше тех, что остаются в обычных залах, сэр.
— Итак, ты забираешь огарки и вставляешь новые свечи?
— Да, сэр.
«И, наверное, несколько чаще, чем необходимо, — усмехнулся про себя Ваймс. — Ведь если свеча догорит до конца, никакого огарка не останется…»
— А не могла бы ты показать нам, где эти свечи хранятся?
Служанка посмотрела вдоль стола на домоправительницу, которая, бросив, в свою очередь, взгляд на командора Ваймса, согласно кивнула. Она прекрасно понимала: не все то, что произнесли с вопросительной интонацией, есть вопрос.
— Мы храним их в специальной кладовой, здесь, по соседству, сэр, — сказала Милдред.
— Проводи нас, пожалуйста.
Это оказалась небольшая комнатка, но полки в ней до самого потолка были забиты свечами. Там были настоящие свечи-великаны длиной в ярд, предназначенные для больших приемов, и маленькие свечки для ежедневного использования, отсортированные по качеству.
— Вот эти горят в комнатах его сиятельства, сэр. — Милдред протянула Ваймсу белую двенадцатидюймовую свечу.
— О да… ОЧЕНЬ хорошее качество. Номер пять. Отличное белое сало, — сказал Ваймс, подбрасывая свечку в руке. — Такие свечи мы жжем дома. А те, что горят у нас в Ярде, по-моему, чуть ли не из свиного навоза делаются. Мы покупаем их у Нувриша. Он дает лучшую цену. Раньше мы пользовались услугами Спаджера и Вильямса, но господин Нувриш сейчас лучший на данном рынке, не правда ли?
— Именно так, сэр. И он поставляет нам свечи особого качества.
— И ты каждый день меняешь их в комнате его сиятельства?
— Да, сэр.
— А где-нибудь еще они используются?
— О нет, сэр. Его сиятельство очень строг в этом вопросе. Во всем остальном дворце горят свечи номер три.
— И огарки ты носишь к себе домой?
— Да, сэр. Бабушка говорила, у них такое красивое пламя, сэр…
— Наверное, она любовалась свечками вместе с твоим младшим братишкой? И, насколько понимаю, он заболел первым. А она просиживала с ним ночи напролет и, насколько я знаю старую госпожу Ветерок, все шила, шила…
— Да, сэр.
Наступила пауза.
— Возьми мой платок, — спустя некоторое время предложил Ваймс.
— Я потеряю работу, сэр?
— Нет. Ничего ты не потеряешь. Никто из участников этого дела не заслуживает такого наказания, — ответил Ваймс. Он посмотрел на свечу. — За исключением разве что меня, — добавил он.
Уже на пороге кладовки он вдруг повернулся.
— И если тебе нужны огарки свечей, у нас в Страже их полным-полно. Шнобби хоть начнет, как и все, покупать нормальный жир для жарки.
— Чем он там занимается? — спросил сержант Колон.
