фронт лишился практически всей военной медицины. В Восточной Белоруссии началось спешное формирование новых госпиталей и эвакуационных пунктов, но для них не нашлось имущества. Не на чем было эвакуировать раненых, потому что фронт остался без автомобильного транспорта.
Склады горючего и артиллерийские склады Северо-Западного фронта были либо сожжены, либо достались противнику.
Части остались без транспорта и горючего, без белья, обуви, обмундирования, вещевых мешков и плащ-палаток, котелков и походных кухонь. Бойцов кормили сухим пайком. Нехватка всего и явная неспособность многих командиров исполнять свои обязанности снижали боевой дух.
27 июля член военного совета Западного фронта Николай Булганин сообщил Сталину, что нет ни мин, ни гранат, катастрофически не хватает снарядов, поэтому артиллерия молчит:
«Некоторые вновь сформированные части не только не имеют полагающегося по нормам вооружения, но не полностью обеспечены даже винтовками и пулеметами».
С 1927 года не проводилось переучета военнообязанных. Военные комиссариаты не знали, сколько именно у них военнообязанных и насколько они обучены.
Немцы наступали так быстро, что можно было лишиться семи миллионов мужчин, подлежавших призыву в армию в западных районах страны. Пытались призывников уводить колоннами, но поскольку к этому не готовились, то мало что получилось, пишет генерал-майор Василий Градосельский. В первые месяцы войны в плен попали полмиллиона человек, мобилизованных в Красную армию, но в войска не попавших.
Немцы захватили территорию, которая в пять с лишним раз превышала территорию самой Германии. Под оккупацией оказалось около восьмидесяти миллионов человек, а все население Советского Союза составляло сто девяносто миллионов. На оккупированных территориях осталось пять с половиной миллионов военнобязанных.
В стране, где существовала призывная система и все мужчины должны были получить военную подготовку, пришлось мобилизованных в армию учить самому простому — стрелять, укрываться от вражеского огня.
Став 28 апреля 1939 года наркомом военно-морского флота, адмирал Кузнецов поставил вопрос о сроках службы. Освоение новых кораблей требовало дополнительного числа матросов. Можно было увеличить срок службы или повысить процент сверхсрочников. Кузнецов считал, что нужно заинтересовать краснофлотцев морской службой с тем, чтобы они оставались на сверхсрочную. Адмирал понимал, что военные профессионалы лучше призывников, которые считают дни до демобилизации.
Но сверхсрочникам нужно было больше платить, предоставлять льготы, и Сталину это не понравилось.
— Служить пять лет тяжело, — уговаривал его Кузнецов.
— Наше правительство, — высокомерно ответил Сталин, — имеет такой авторитет, что, если потребуется, будут служить и десять лет...
Полагалось призванную молодежь отправлять в запасные части для подготовки. Но часто необученные новобранцы попадали прямиком в боевые части.
24 сентября главный военный прокурор Красной армии диввоенюрист Владимир Иванович Носов отправил обширную докладную записку Маленкову в ГКО и Мехлису в ГлавПУР:
«В восьмидневных боях в районе станции Жуковка на шоссе Брянск—Рославль понесла огромные потери 299-я стрелковая дивизия 50-й армии Брянского фронта.
На 12 сентября с. г. дивизия насчитывала менее 500 штыков. Причем из 7000 человек боевого состава убито около 500 человек, ранено 1500 человек и пропало без вести до 4000.
Расследованием установлено, что из числа 4000 человек пропавших без вести часть перешла на сторону врага, причем сдавались в плен противнику группами по 10—15 человек.
Перед фронтом дивизии, по данным командования, были незначительные силы противника — менее пехотного полка, без танков. Тем не менее дивизия растеряла почти весь свой личный состав.
Заградительный полк НКВД работал в глубоком тылу, и его представители прибыли в дивизионные тылы только 9 сентября, когда дивизия растаяла.
На формирование дивизии были обращены призывные контингенты, эвакуированные из Черниговской области, и дивизия была укомплектована одними только черниговцами. Это были крестьяне — колхозники, преимущественно старших возрастов от 30 до 50 лет, плохо обученные...
При формировании в Белгороде люди находились в истрепанной собственной одежде, большая часть босиком. В таком виде с ними проводилась в течение трех недель строевая подготовка. Оружия дивизия не получила никакого. Даже учебных винтовок не было. И месяц, в течение которого дивизия находилась в Белгороде, для боевой подготовки пропал.
За пять-шесть дней до отправки на фронт было выдано обмундирование и за два дня до погрузки в эшелоны выдали винтовки. Перед самой отправкой на фронт наспех провели одну боевую стрельбу. Дивизионной артиллерии до прихода на фронт дивизия не получала. В полковой артиллерии не было снарядов. Зенитный дивизион не имел материальной части. Командный состав состоял в большинстве своем из людей, окончивших краткосрочные курсы в 1941 году.
Несколько дней дивизия находилась в резерве фронта, а затем без зенитных и противотанковых средств была передана 50-й армии и брошена в бой в составе ударной группы...
Жестокая бомбежка не только дала большие потери. Она крайне понизила и без того недостаточную устойчивость бойцов. И командиры даже своим личным примером часами не могли поднять их в наступление. Несмотря на значительные потери, командование дивизии, выполняя боевой приказ, вело свои части в наступление, пополняя сильно поредевшие ряды полков всякими способами. Небольшими группами отправляло в бой на оголенные участки санитаров, хлебопеков, зенитчиков, разведчиков, кого только можно было собрать для выполнения боевой задачи, и дивизия, растаявшая до численности батальона, все же продолжала наступление.
Еще 4 сентября командир и комиссар дивизии доложили Военному совету армии о состоянии дивизии, но получили упрек, что ударились в панику, и Военный совет потребовал во что бы то ни стало сковать противника и драться до последнего бойца. 12 сентября командир дивизии с горечью сказал представителю военной прокуратуры, что он близок к осуществлению этой последней части приказа...»
Потери были настолько большими, что за месяц Красная армия поглощала миллион призывников. Таких темпов использования людских ресурсов до войны не предполагали.
В конце августа выяснилось, что все военнообязанные, родившиеся в 1905—1918 годах, уже призваны. Стали призывать людей старших возрастов, родившихся в 1885—1904 годах. Отменялись отсрочки от призыва — этим занималась комиссия во главе со Шверником. Снизили призывной возраст до восемнадцати лет, а в 1944-м, когда, казалось, война выиграна, снизили еще раз — брали с семнадцати лет. Повысили предельный возраст призыва с пятидесяти до пятидесяти пяти лет. Медицинские комиссии закрывали глаза на болезни призываемых.
«Мы были отправлены в Гороховецкие лагеря под Горьким на формирование маршевых рот для отправки на фронт, — вспоминает призванный в первый год войны Дмитрий Квок, впоследствии один из московских чиновников. — С тех пор прошел уже не один десяток лет. Чего я только не повидал, особенно на фронте, но Гороховецкие лагеря для меня и поныне означают одно — ужас.
Спали на нарах в заливаемых водой землянках. Тучи блох не давали сомкнуть
