выгнал тебя из дому.
– Он меня не выгнал, я убежала. И вовсе не из-за Джона Крамба, а потому, что дедушка таскал меня за волосы.
– Но рассердился он на тебя из-за мистера Крамба. Если девушка обручилась с молодым человеком, она должна держать слово. – (Без сомнения, проповедуя эту доктрину, миссис Хартл думала, что неплохо бы распространить ее на молодых людей.) – Разумеется, ты сама устроила себе неприятности. Жаль, что тебе не нравится место, но, боюсь, придется туда идти.
– Я пойду… наверное, – ответила Руби, чувствуя, возможно, что еще может этого избежать – если поступится гордостью.
– Я напишу мистеру Крамбу, куда ты устроилась.
– Ой, миссис Хартл, не пишите ему. Зачем вам ему писать? Ему до этого дела нет.
– Я обещала его известить, если будут предприняты какие-либо шаги.
– Пожалуйста, миссис Хартл, не пишите. Забудьте. Я не хочу, чтобы он знал, что я в услужении.
– Я должна сдержать слово. Да и отчего ему нельзя знать? Тебе должно быть все равно, что он про тебя узнает.
– Мне не все равно. Я никогда не была в услужении и не хочу, чтобы он узнал.
– Тебе-то что?
– Не хочу, чтобы он знал. Это такой позор, миссис Хартл.
– Тут нет совершенно ничего постыдного. Стыдиться надо, что ты его бросила. Это дурной поступок, ведь правда, Руби?
– Я не хотела делать ничего дурного, миссис Хартл, только отчего он не сказал все сам, а притащил приятеля? Как бы вам понравилось, миссис Хартл, если бы мужчина привел с собой другого, чтобы тот за него говорил?
– Думаю, я была бы не против, если бы мне понравились слова. Ты же знаешь, это все было от чистого сердца.
– Да… знаю.
– И ты знаешь, что он по-прежнему хочет на тебе жениться.
– Вот уж не уверена. Он вернулся в Бенгей, а с письмами у него не лучше, чем со словами. Скоро он найдет себе другую.
– Найдет, конечно, если от тебя не будет никаких вестей. Думаю, лучше ему сказать. Я знаю, что будет.
– Что, миссис Хартл?
– Он мигом сюда примчится, глянуть на место, куда ты устроилась. Вот что я сделаю, Руби, если ты согласна. Я вызову его сюда, и тебе не придется идти нянькой к миссис Баггинс.
Руби уронила руки и застыла, глядя на миссис Хартл.
– Я так и сделаю. Но если он приедет, ты не должна вести себя как прежде.
– Но завтра я ухожу к миссис Баггинс.
– Мы ей напишем, чтобы она нашла себе другую няньку. Ты ведь туда идешь, как на каторгу, верно?
– Мне там не понравилось, миссис Хартл.
– А у мистера Крамба ты будешь хозяйкой дома. Ты говоришь, он не речист, но я тебе скажу, что за всю жизнь не видела человека честнее или такого, который будет лучше обращаться с женщиной. Что толку в бойком языке, если за ним нет сердца? Что толку в позолоте, если нет настоящего металла? Сэр Феликс умеет красиво говорить, но вряд ли ты теперь о нем высокого мнения.
– Он такой красавец, миссис Хартл!
– Но храбрости у него меньше, чем у мыши. Итак, Руби, у тебя есть только один выбор. Джон Крамб или миссис Баггинс?
– Он не приедет, миссис Хартл!
– Предоставь это мне, Руби. Можно я его вызову?
На это Руби чуть слышным шепотом ответила, что, если миссис Хартл считает это правильным, она может вызвать Джона Крамба.
– И ты больше не будешь глупить?
– Не буду, – прошептала Руби.
В тот же вечер миссис Баггинс отправили письмо, составленное миссис Хартл. Оно уведомляло, что непредвиденные обстоятельства не позволяют Руби Рагглз выйти к этой даме на работу. Ответ, полученный на словах, гласил, что Руби Рагглз – бесстыжая девка. Затем миссис Хартл от своего имени написала мистеру Джону Крамбу короткую записку:
Дорогой мистер Крамб!
Если Вы вернетесь в Лондон, то, полагаю, услышите от мисс Руби Рагглз то, что хотите услышать.
Искренне Ваша
Уинифрид Хартл
– О ней заботятся куда больше, чем о девушках в моей молодости, – проворчала миссис Питкин, – и я совсем не уверена, что она того заслуживает.
– Джон Крамб будет считать, что заслуживает.
– Джон Крамб – простофиля, а что до Руби, я таких девиц не выношу. Ладно, все к лучшему, а вы, миссис Хартл, просто не сказать, какая добрая. Надеюсь, миссис Хартл, вы не съедете из-за того, что все кончилось.
Глава LXXXI. Мистер Когенлуп покидает Лондон
После встречи на Брутон-стрит Долли Лонгстаффу пришлось ехать на Феттер-лейн – сообщить, что он согласился подождать с деньгами еще два дня. Это было в среду, деньги Мельмотт обещал в пятницу. Долли должен был сказать Скеркуму, чтобы тот приостановил разбирательство. Он не привык так себя утруждать, но внезапно обнаружил, что ему это отчасти нравится. Азарт был почти как в мушке. Конечно, «ужасная канитель» мотаться в кэбе под палящим июльским солнцем. Конечно, «ужасная канитель» беспокоиться из-за своих денег. И Долли не нравилось, что он действует заодно с отцом и мистером Байдевайлом. Однако его поддерживало ощущение важности происходящего. Сказано, что, если взять человека заурядных способностей и назначить премьер-министром, он будет не хуже других премьер-министров, поскольку великая задача поднимает человека до своего уровня. Так и Долли поднялся до уровня дельца, ощущал свою значимость и радовался ей. «Клянусь Богом!» От него зависит, предстанет ли перед лорд-мэром такой человек, как Мельмотт.
– Может, я зря им пообещал, – заметил Долли, сидя с сигарой в зубах на высоком табурете напротив своего поверенного.
Он предпочитал Скеркума всем другим адвокатам, потому что в конторе у того было убого и неопрятно, потому что там все по-простому, можно сидеть как хочешь и курить когда хочешь.
– Ну, если вы меня спрашиваете, я думаю – зря, – ответил Скеркум.
– Вас там не было, и я не мог вас спросить.
– Байдевайлу не следовало брать с вас никаких обещаний в мое отсутствие, – возмущенно проговорил Скеркум. – Это в высшей степени непрофессионально, о чем я не премину ему сказать.
– Вы сами велели мне пойти.
– Что ж… да. Я хотел, чтобы вы узнали, чего они затевают, но я велел вам смотреть и молчать.
– Я и пяти слов не сказал.
– Вам не надо было их говорить. Ваш отец, безусловно, утверждает, что вы не подписывали письмо?
– О да. Родитель – упрямый осел, но честный.
– Это само собой, – ответил юрист. – Все люди честны, но обычно они честны по отношению к своей стороне. Байдевайл честен, но с ним нужно драться зубами
