Рекке, вначале подпавшая под обаяние Калиостро, выступила с памфлетом «Известие о пребывании пресловутого Калиостро в Митаве в год 1787 и о его тамошних магических проделках». Памфлет этот был известен Шиллеру, равно как и все похождения одаренного мошенника.
Среди литературных откликов на похождения Калиостро — комедия Гёте «Великий Кофта» (1792). Проделки мнимого мага, графа Ростро, связываются там не только с интригами иезуитов, но и с масонством (сцена вызывания духов происходит в масонской ложе). Даже лютеранскому пастору герой обещает достижение «тайного знания».
Сложная символика, театральность масонских обрядов, стремление масонов общаться в рамках своих собственных наднациональных связей между ложами одной и той же «системы» и без контроля со стороны властей сыграли с ними злую шутку. Их стали преследовать и подозревать в безбожии, в политическом интриганстве — зачастую понапрасну, но иногда и не без оснований. Напомним о жестоком гонении на российских масонов со стороны престарелой Екатерины II во второй половине 1780-х и первой половине 1790-х годов, когда «мартинисты» (так именовались масоны, которым приписывалось следование религиозному вольнодумству французского философа Л.-К. де Сан-Мартена) были обвинены в проповедовании идей Французской революции. При этом прекратилась приносившая большую пользу русской культуре просветительская деятельность издателя, одного из основоположников отечественной журналистики, Н.И. Новикова, который был также и крупным масонским деятелем.
Действительно, некоторые тайные сообщества несли опасность распространения революционных идей. Как известно, из парижского клуба в церкви Св. Якова в годы Французской революции возникло радикальное течение якобинства. Не забудем, что гуманистические идеи масонства способствовали в XVIII веке созданию идеологии нового государства — Соединенных Штатов Америки.
В то же время в сложной системе масонских лож усиливается склонность к мистицизму. Так называемая шведская система «строгого наблюдения», построенная на легенде о том, будто масоны являются преемниками ордена рыцарей Храма Соломона (тамплиеров, или храмовников), немало способствовала усилению этих настроений и отходу от рационализма в темные области иррационального.
В немецких землях масонство получило широкое распространение, зачастую находясь под покровительством того или иного монарха, и к 1780-м годам в Германии насчитывалось до четырехсот пятидесяти лож, в которых состояло не менее двадцати семи тысяч членов. В это время масонство в моде. Ложи и подобные им тайные общества, соединяющие в себе мистицизм и политическое вольнодумство (розенкрейцеры, иллюминаты), растут как грибы.
Тем охотнее духовидцы и прочие «пророки» имитируют в своих целях масонские ритуалы и пользуются псевдомасонской символикой. Так, известный в свое время шарлатан и заклинатель трактирщик Шрепфер, связанный с масонами, приобрел столь сильное влияние при саксонском дворе, что во дворце курфюрстов, в Дрездене, ему отвели особый зал для вызывания духов. Русским читателям и театралам известно имя еще одного мага XVIII века — так называемого графа Сен-Жермена, упоминаемого в повести Пушкина «Пиковая дама» и в одноименной опере П.И. Чайковского. Этот французский авантюрист темного происхождения (ум. ок. 1784), выдававший себя, по словам одного из персонажей пушкинской повести, «за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня»[325], явился предшественником и своего рода учителем Калиостро. В романе Шиллера упоминается еще один духовидец — некто граф Габалис, лицо, вероятно, никогда не существовавшее. Кстати напомним, что, откликаясь на веяния своей эпохи, Гёте в 1770-х годах обратился к истории доктора Фауста — полулегендарного средневекового алхимика и чернокнижника, заклинателя духов.
Традиции мистического общения с духами уходят в позднюю античность. Перед тем как начать роман, Шиллер читал сочинения древнегреческого писателя и философа Лукиана Самосатского (II в. н. э.). В них высмеивалась мода на магию, охватившая людей на пороге новой эры. Лукиана перевел и издал один из веймарских литературных корифеев К.-М. Виланд. В некоторых романах Виланд обращался к античности и ее философским отражениям (выстраивая сатирические параллели к современности). В одном из его романов повествовалось о Перегрине Протее, маге и фокуснике античности. Упоминался у Виланда также философ из Малой Азии Аполлоний Тианский (I в. н. э.), которого считали чудотворцем. Шиллер близко общался с Виландом, в журнале которого «Немецкий Меркурий» обсуждались темы мистического шарлатанства и происков тайных обществ. Это были модные литературные темы, сохранявшие отчетливый политический привкус. Отметим, что случайно или нет, но отдельное издание романа Шиллера увидело свет именно в год начала Великой французской революции.
В романе интриги тайного общества увенчались успехом. В конце второй книги граф фон О***, выступающий у Шиллера в роли повествователя, узнает, что принц уже посетил католическую мессу. Перед этим принц подвергся искушениям в неком обществе вольных нравов, напоминающем в то же время масонскую ложу, и не выдержал испытания; нравственность его была подорвана. Колебания героя между здравым смыслом и соблазном «тайного знания» вкупе с «естественной магией» привели к победе мистической мечтательности.
В дальнейшем предполагалось, что, лишенный собственной воли, принц совершает преступление, дабы добиться трона. Поскольку роман не был завершен, мы не знаем, как бы соединились сюжетные ходы и сложились судьбы героев. Неясна функция Бьонделло, секретаря принца. Неясно, был ли «сицилианец» тесно связан с «армянином» или тот воспользовался его фокусничеством. Неясна сама личность этого таинственного «армянина», а также роль прекрасной «гречанки», то ли союзницы, то ли жертвы тайных сил, которые ее и погубили, о чем мы узнаём из десятого и одиннадцатого писем барона фон Ф*** к повествователю.
Замысел «Духовидца» возник в 1786 году и развивался, как уже говорилось, параллельно работе над «Дон Карлосом». В это же время создаются «Философские письма» — результат переписки Шиллера с его ближайшим другом Готфридом Кёрнером. И в этих письмах мы находим обсуждение духовного кризиса, переживаемого человеком на исходе эпохи Просвещения, — утраты оптимистического мировосприятия, крушения прежних идеалов, потери почвы под ногами, что по-своему отразилось и в проблематике «Дон Карлоса», и в судьбе принца из романа «Духовидец». В конце 1780-х годов Шиллер обращается к исторической науке и к ее преподаванию (в 1789 году благодаря Гёте он получает кафедру в Йенском университете). Одна из излюбленных идей Шиллера — нравственный смысл истории, взаимоотношения властителя и народа, нравственное право монарха на власть. Это помогает увидеть еще один важный аспект замысла «Духовидца», а именно проблему человека, который недостоин власти. Принц у Шиллера возмущается родственником, преградившим ему путь на престол: «Разве вы поклонились бы ему на улице, если б судьба не сделала его вашим господином? Клянусь Богом, великое дело носить корону!» (с. 80 наст. изд.). Однако эти слова можно отнести и к нему самому. Противоположный образ — образ правителя, достойного быть царем независимо от происхождения, будет создан поэтом позже, в также оставшейся неоконченной трагедии из истории русской
