была жесткая, низкая, а земля сухая и твердая.
Едва из-за виднокрая показались кончики шатров, как заклубилась в двух местах пыль, а в ней различил крохотные искорки. Конь охотно перешел с галопа на рысь, а затем и на тихую грунь. От него тоже шел сухой жар, а влажная кожа высыхала раньше, чем взмокала.
С двух сторон к нему неслись поляницы. Прокаленные солнцем, в звериных шкурах, но с голыми руками и ногами, обнаженной левой грудью, лица дикие, рассерженные. Заранее готовые дать отпор мужицким шуткам, наглым взорам.
Мрак остановил коня, вскинул ладони над головой и помахал. Женщины все еще сжимали в руках короткие дротики. Глаза смотрели подозрительно.
– Я к Медее! – крикнул Мрак.
– Кто таков? – спросила одна женщина.
Вторая заехала чуть сбоку, дротик угрожающе смотрел Мраку в бок.
– Ее друг.
– У нашей царицы нет друзей!
– А вот тут вы не правы, лапочки, – сказал Мрак ласково. – Есть. И я не единственный.
На него смотрели зло, подозрительно, но с замешательством. Слишком уверенно говорит, а глаза смеются.
Первая женщина люто скрипнула зубами:
– Ты должен умереть!
– Только в твоих объятиях, – согласился Мрак. – Вон ты какая хрупкая, кости как у птички…
Он тронул поводья, и поляницы невольно развернули коней. Первая покосилась на свои руки, длинные и сильные, широкие в кости, вспыхнула от ярости – насмехается волосатый, затем перевела взгляд на его руки, прикусила губу. А может, и не насмехается. Его руки вдвое толще, кости шире, а сам так громаден и дик, что в самом деле она рядом с ним сама хрупкость и беззащитность…
Она выпрямилась, только теперь замечая, что левая грудь обнажена. И что ее касаются не только лучи солнца и порывы ветерка, но и мужской взгляд. Особый взгляд, который ни с чем не спутаешь.
Вторая выпрямилась, отчего грудь, что вызывающе смотрела кончиком стрелы прямо перед собой, теперь даже приподнялась, будто стрелу готовилась выпустить по низкому облачку. Конь под нею горячился, часто перебирал ногами, всхрапывал, громко прядал ушами, будто щелкал кнутом.
Шатры быстро приближались. Уже видны были костры, крытые телеги, множество коней, что в сторонке обдирали пышный куст. Поляницы, к удивлению Мрака, собравшись вокруг костров, по большей части чинили одежду, шили новую, нанизывали на нитки бусы, пели негромкие и почему-то печальные песни.
Три поднялись с копьями в руках, одна побежала к шатру царицы. Длинные ноги красиво месили сухой степной воздух, полный запахов полыни и ковыля.
Мрак невесело скалил зубы. Не от хорошей жизни девки живут врозь от мужиков. А все рассказы про гордую степную жизнь, вольницу и героику – блажь. Не бабье дело скакать на горячем коне, метать стрелы в живого человека, а то и рубить его острым металлом. Но сказать такое вслух – голову потерять. Женщины правду любят еще меньше тцарей. Им нужно поддакивать да похваливать.
Медея не появилась, но вышла поляница, жестом пригласила войти. Даже полог придержала, так что сразу не прибьют. Да и женское любопытство не позволит вот так круто в лоб, чтобы уши отвалились.
Медея возлежала на низком ложе. Судя по разворошенному узлу с одеждой, она перед гостем-мужчиной все же переоделась. А то и просто оделась. Так что он опять не увидит, как выглядела бы в облике простой поляницы с коротким подолом и обнаженной левой грудью. А посмотреть, как он помнил, есть на что.
– Что уставился? – спросила она подозрительно. Опустила глаза на свою могучую грудь, свитер не скрывал пышные формы, стряхнула невидимую пылинку. – Как я слышала, ты отыскал тцаря.
Глава 30
Мрак ногой придвинул скамейку и, не спуская с Медеи взгляда, сел напротив. Хрюндя тяжело соскочила на скамью, подумала неспешно, спрыгнула на землю, осторожно пошла обследовать углы шатра.
– К добру ли отыскал, – ответил Мрак невесело, – не знаю. Ты слышала, что стряслось во дворе?
– Немного, – ответила она, но по безразличному тону понял, что царица знает больше, чем видел он сам. – Что-то не выглядишь счастливым.
– Счастливым?
– Ты ведь жених, – напомнила Медея.
– Да, – сказал Мрак. Сам почувствовал, что голос у него недоумевающий и растерянный. – Но я представлял это иначе.
В глазах Медеи промелькнуло нечто напоминающее жалость. Словно видела могучего кузнеца, ковавшего тяжелые мечи, который взялся на своей массивной наковальне тем же молотом быстро перековать гребень для волос в филигранные серьги.
– Что будешь есть? – спросила она со вздохом.
– Я ем все, что бегает, летает, ползает и плавает.
– Это хорошо, – сказала Медея непонятно. – Ешь вперед, пока можешь.
В шатер начали вносить еду, и Мрак ощутил, что с утра во рту маковой росинки не было. В животе радостно взвыло, завозилось, подготавливая емкости.
Приоткрыв полог, женские руки опустили на пол большой пузатый кувшин. Мрак придвинулся ближе. Медея понимающе улыбнулась. В шатре жарко и пыльно, и если горло не промочить, то потрескается, как высохшая глина на солнце.
– С чем на этот раз? – спросила она.
– Да просто на тебя пришел посмотреть, – ответил Мрак с набитым ртом.
– Врешь, меня все боятся.
– Ну, тогда, если честно… Не обессудь за правду, но захотелось еще раз поесть жареного гуся с подливой из степных ягод. С прошлого раза каждую ночь снился.
– Тоже хорошо сказано, – одобрила Медея. – Хотя мог бы сказать, что я тоже каждую ночь снюсь. А что? Я хуже жареного гуся?
Куда там гусю, подумал Мрак. Гусь тоже истекает сладким соком, но в Медее его… гм…
Он с трудом оторвал взор от ее необъятной груди, при таком могучем размере торчит, как у девчушки-подростка, сглотнул слюну вместе с мясом гуся, ответил осевшим голосом:
– Да ты прямо пава. А явился я, дабы звать тебя на Волка. Тот приготовился к прыжку на трон.
Медея вскинула тонкие брови:
– Меня? Неужто я похожа на защитницу престола?
– Волк сразу начнет готовиться к войне, – сказал Мрак. – Да ты и сама знаешь. Но сперва обезопасит себя внутри страны. Ты и для Додона заноза, но тот труслив и ленив, а Волк тут же бросит сюда все войско. Здесь, вблизи с кордоном, и оставит на зимовку. А весной, когда подсохнут дороги, сразу же двинется на Артанию.
– Его побьют, – сказала Медея. – Надо еще миновать земли Руда. А тот сейчас силен как никогда.
– Возможно, – согласился Мрак. – Но что от этого тебе? Руд побьет его на другое лето после истребления твоего народа. Пусть бабьего, но все-таки народа. Ты не увидишь кончины Волка.
Медея покачала головой:
– Волка выгнали взашей. Выставили из детинца как мелкого воришку. Что
