Интересно взглянуть. Сколько осталось в полку боевых солдат окопников? Если не считать обозных, артиллеристов и прочих и прочих всяких "вояк", из второго эшелона, жалкие сотни две, больше не наборется.
Среди ночи подаётся команда – "Подъём!". Разведчики встают, выходят на дорогу и ждут когда построят пехоту. Разведчиков не надо толкать и будить, тащить за рукав и материться. Никому в голову не придет поднимать их за воротник и проверять по списку. Им подали команду, они встали и пошли.
Вот и сейчас они стоят на дороге и ждут, пока из леса выведут стрелковые роты. В полковой разведке осталось десяток солдат, а по боевой мощи они ничуть не меньше любого батальона.
Мы стоим, переминаемся с ноги на ногу и ждем, пока построят стрелковые роты. Некоторые из солдат дымят из рукава. В открытую курить нельзя, начальство увидит, сразу облает. Горящий окурок виден издалека. Мы получили приказ на один переход. Полковое начальство, безусловно, знает конечный маршрут. Но нам не говорит. Не положено знать. Военная тайна!
Пока собирают пехоту и строят на дороге, я осматриваюсь кругом. Впереди под ногами липкая глина. А дальше ничего не видно. Впереди ночная темнота.
Откуда-то со стороны потянуло запахом болотной сырости. Кто-то из солдат стрелков в строю решил закурить. В темноте чиркнула спичка, на солдата тут же закричали. Огонь мелькнул и погас. Голоса и ругань утихли. Солдаты стоят и бренчат пустыми банками и котелками, которые у них переваливаются в заплечных мешках.
Но вот войско построено. Солдат пересчитали. Вроде все стоят в строю на дороге. Подается команда, и мы трогаемся с места. Две неполных роты стрелков топают вслед за нами.
Лесная дорога выходит на опушку. Впереди проглядывает бесконечное открытое темное поле. Над головой у нас ночное хмурое небо, а справа и слева мглистые очертания редких кустов. Они уходят назад вместе с дорогой.
Мы идем молча. Я вглядываюсь в темноту. Откуда-то потянуло дымком и запахом прелой соломы. Впереди через некоторое время показалась деревня. Подходим ближе. Дорога поворачивает влево. Неясные очертания приземистых изб уплывают в сторону.
Под ногами захлюпала вода. Дорога идет по самому краю болота. Шагаешь вперед, а ноги едут назад, сползают по размокшей глине. Но вот под ногами опять сухая и твердая земля.
Над головой мелькают голые ветви деревьев. Мерцающий свет неба постепенно исчезает в узком пространстве леса. Кругом опять темнота. Рядом шагают солдаты. Слышна их нестройная поступь шагов. Покачиваются силуэты. А дальне, ничего не видно.
Взвод разведки идет почти неслышно. У разведчиков свои привычки и правила. Где бы он ни шел, он должен передвигаться бесшумно, как тень. Это приобретается не сразу, вырабатывается постепенно.
Когда солдат стрелкового батальона строили на дороге, их поставили в колонну по четыре. Но как только они шагнули вперёд, колона распалась и солдаты растянулись по дороге.
Никто на марше и в походе никогда не держит строй. Беспорядка нет, солдаты идут, как попало. Где по одному, где по два, а где табуном. Никто ни кого не погоняет и не торопит. Идут и идут! Все вроде на месте, хоть и идут не в ногу, вразброд.
Я иду рядом с Рязанцевым. Сзади шагают разведчики. Сержант Санько, высокого роста белорус, идет рядом, вместе с ребятами.
Он только что вернулся из госпиталя после ранения. Разведчиков, обычно, после выздоровления направляют в свою часть. Он командир группы захвата. Сейчас у него в подчинении разведчиков нет. Он идет рядом со своими дружками.
Во взводе разведки своя расстановка и субординация. Кто? Сколько служил? Чем занимался? Лично брал языка. Все это учитывается. Старший сержант Серафим Сенько разведчик опытный.
А вон тот молодой и эти двое, хоть в разведке и новички, но по своим делам состоят на особом счету. В полковой разведке у каждого свое место. Будь ты на марше, в строю, или лежа на боку в землянке, впереди и на лучших местах самые опытные и отчаянные в делах разведчики.
В разведке у каждого своё место и дело. Одни в захват группах и больше других рискуют своей жизнью. Другие готовят объекты, ведут наблюдение, собирают о немцах данные, подолгу лежат в нейтральной полосе. Кто-то из ребят ходит в группы прикрытия, когда группа захвата выходит вперед изучать свой объект или брать языка. У группы захвата в нейтральной полосе своя личная охрана. Ее охраняют и прикрывают всегда и везде. Она стоит такого внимания.
Вон та троица, что идет рядом, со мной. Она готовилась на насыпи брать языка. Она идет впереди. А те шестеро, что идут следом за ней, это ребята из группы прикрытия. Когда разведчики встают в строй, их по росту, кого вперед, кого назад, не устанавливают. Они занимают сами свои места. Это не важно, кто в разведке служит давно. Важно кто, где воюет.
Здесь показатель один. Кто бросается в немецкую траншею и идей на смерть, брать языка, а кто, так сказать, прикрывает его действия из-под проволоки. Только нормы кормежки в счет не идут. А все остальное соблюдается по степени риска, по не писаным законам справедливости. Иначе нельзя!
На марше я иду со своими ребятами. Хотя, мог бы конечно поехать верхом рядом с начальником штаба. Но я был плохой службист. На глазах у начальства не любил торчать.
Дорога не везде одинакова. Она где ровная, где жижа избитая. Где-то там впереди идет полковой обоз. Пока мы идем по следу телег, но потом разойдемся. Обозы повернут и пойдут в объезд по улучшенной дороге, а мы и пехота свернем и спрямим свой путь по другой дороге.
Темные кусты и канавы медленно уползают назад. Позади, в который раз остаются покосившиеся и кисло пахнущие деревенским избы. Темные силуэты их теснятся друг к другу.
Ночная темнота скрадывает расстояние и сжимает пространство. Иногда кажется, что мы никуда не двигаемся и топчемся на месте. Мы как бы стоим и месим глину ногами, а деревенские избы из темноты наплывают на нас и проплывают мимо.
Но вот по лицу хлестнула первая ветка, за ней другая. Над головой нависли лохматые лапы елей. Открытое пространство кончилось. Неизвестная деревня исчезла, за поворотом дороги. Она исчезла во мраке и сгинула для нас навсегда.
Ночная тьма разлилась над землей. Впереди ни дороги, ни просвета не видно. Но вот мы снова выходим из леса. По запаху и духу можно подумать, что впереди деревня и что здесь живут люди.
И снова поле и небольшая деревня. Подходим ближе, нигде ни огня, ни лая собак. У крыльца стоит груженая повозка. В её упряжке пара лошадей. Зад у повозки отвис. Разбито заднее колесо. Около неё стоит солдат с винтовкой за спиной.
Возможно он из нашего полкового обоза. Но нас это нисколько не волнует. Мы не спрашиваем его, что случилось. Мы двигаем дальше.
Где-то в середине деревни нас догоняет верховой солдат. Это связной начальника штаба. Он просит нас остановиться. Отстала пехота.
Мы стоим и смотрим по сторонам, прислушиваемся к звукам ветра. Он шуршит в соломенных крышах, стучит раскрытой настежь оконной рамой, скрипит калиткой в палисаднике огорода.
Вот и первые тяжелые капли дождя. Они ударили по спине, брызнули в лицо, застучали по крыше. Разведчики достали накидки, натянули их на себя, подняли над головой капюшоны. Слышно как приближается нарастающий шум сплошной стены дождя.
Вот рванул ветер, подхватил полы шинелей, накидок и все кругом пришло в движение. Шум торопливого дождя навалился на землю. Мы стоим на дороге. Кругом ночная тьма. Мы слушаем хриплый голос дождя и слышим его нарастающий стук. Дождь усиливается. Солдаты пригибают спины.
Идти по дороге под проливным дождём не очень то приятно. Но никто не разрешит солдатам сойти с дороги на марше, зайти в пустую избу, развалиться на грязном полу и укрыться под крышей на время от дождя.
А пока ты должен стоять, как корова, высунув язык и собирая прохладные струи воды, которые бегут у тебя по лицу. Они на вкус вроде талого снега. Не то, что вода из колодца или ручья. Дождевой водой не напьешься!
Мы стоим под дождем и ждем пока подойдёт наша пехота. Я подхожу к крыльцу, отстегиваю карманный фонарик. Мне его подарил старшина Волошин. В луче яркого света замелькали быстрые струи и потоки дождя. На меня никто не кричит и не цыкает. Хотя я без особой надобности свечу в темноте.
Разведчики наверно думают, что я включил свет, чтобы зайти в избу и узнать, нельзя ли там переждать пока хлещет дождь. А так, от скуки светить фонариком, вроде и не к чему. Я хочу взглянуть, как мелькают потоки дождя в луче света. Как далеко луч фонаря пробивает через стену потока. Мало ли когда придется светить во время дождя под носом у немцев.
