Подобные горизонты не открывались в романе «Обыкновенная история». И роман Герцена «Кто виноват?» тоже завершается трагически. Но трагедия жизни, скептическое отношение автора «Кто виноват?» к действительности не помешали ему отчетливо выразить свои симпатии к народу, веру в прекрасную природу человека вообще, русского человека в особенности. Существенно, что положительное у некоторых героев Герцен связывает с жизнью народа. Подобный аспект в изображении истории Адуевых у Гончарова отсутствует. Объективным смыслом своего романа, логикой развития его характеров Гончаров звал к соединению лучших, положительных черт Александра и Петра Адуевых в некое единое целое. Белинский же видел спасение от мечтательного романтизма и буржуазного практицизма не в их примирении, а в выходе за их пределы, в идеях социализма и демократии. Гончров и Белинский во многом совпадали в направлении своей критики, но не совпадали в выводах из нее и в своих положительных общественных исканиях.
«ОБЛОМОВ» (Н. И. Пруцков)
1
Второй роман Гончарова «Обломов» был опубликован в 1859 году в «Отечественных записках». В том же году он вышел отдельным изданием. Но замысел романа, работа над ним и публикация очень важной для всего произведения главы «Сон Обломова»[786] относятся ко второй половине 40–х годов, к эпохе Белинского. Как установили исследователи, идейное формирование романа шло под воздействием великого критика.[787] Во «Взгляде на русскую литературу 1847 года» Белинского есть мысли, предвосхищающие замысел «Обломова». И это не случайно. Новый роман Гончарова в сознании писателя вырос из того же корня, что и «Обыкновенная история», а поэтому по своей проблематике близок последней. Белинский, выражая недовольство эпилогом романа «Обыкновенная история» (превращение Адуева — младшего в дельца), указал на возможность другой развязки, более соответствующей характеру Александра. «Автор, — говорил критик, — имел бы скорее право заставить своего героя заглохнуть в деревенской дичи, апатии и лени, нежели заставить его выгодно служить в Петербурге и жениться на большом приданом».[788] В романе «Обломов» Гончаров как бы воспользовался этой подсказанной Белинским возможностью развития сюжета, рассказав о судьбе Ильи Ильича, натуры, глубоко родственной Александру Адуеву социально и психологически.
Отмечая связь «Обломова» с эпохой Белинского и с «Обыкновенной историей», следует в то же время подчеркнуть, что новый роман Гонча рова заключал в себе иную, чем в «Обыкновенной истории», идейно — художественную концепцию жизни, связанную уже не с периодом 40–х годов, а с предреформенной эпохой.
Созданная Гончаровым оригинальная реалистическая система русского общественно — психологического романа со всем блеском развернулась в «Обломове», который явился вершиной творчества его автора и, по словам Горького, одним «из самых лучших романов нашей литературы».[789] Основы этой системы были разработаны романистом в 40–е годы, в «Обыкновенной истории». В новом романе они принципиально обогатились в идейно — общественном и художественно — эстетическом отношениях. Это было следствием общественного возбуждения второй половины 50–х годов XIX века, возросшей идейной зрелости писателя и его окончательно сложившегося своеобразного художественно — реалистического метода. Заключенная в романе концепция характеров и всего процесса жизни приобрела, в обстановке нарастания антикрепостнической борьбы прогрессивных, демократических сил русского общества, новый (сравнительно с тем, что дал художник в «Обыкновенной истории») и исключи-
тельно глубокий, боевой общественный смысл. «Обломов» был воспринят как «призыв к борьбе против косности и застоя».[790]
В образе Обломова Гончаров дал художественный синтез всей распадающейся дореформенной жизни крепостной России, выразил свое по нимание ее общественно — нравственного смысла. Этот синтез приобрел в концепции всего романа символическое значение как «воплощение сна, [застоя, неподвижной, мертвой жизни» (VIII, 78). Гончаров сам подчеркивает (как комментатор собственного творчества и как художник) всеобщность, типичность своих картин, находит обобщающее название образу жизни, мышления и чувствований, воспроизведенному им в романе. Это название воплощено романистом в одном емком слове — символе: «обломовщина». Оно тогда же облетело всю Россию, укоренилось в русской речи, широко вошло как нарицательное определение в историю русской культуры, общественной мысли, революционно — освободительного (движения. Обломовщина, слившаяся в представлении Гончарова с кре- постным правом, явилась в его трактовке ключом к разгадке тех многообразных явлений русской жизни, которые были связаны с патриархально — крепостническим строем и его отражением в мыслях и чувствах, в действиях и страстях людей. Добролюбов проникновенно разгадал и блестяще объяснил этот антикрепостнический, антидворянский смысл романа. Критик увидел в образе Обломова «живой, современный русский тип», а в романе — знамение времени, «новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это — обломовщина…».[791]
На протяжении всего романа автор с высоким поэтическим искусством постоянно обыгрывает слово «обломовщина», многогранно, обобщенно раскрывая общественно — нравственное содержание того уходящего образа жизни, от которого не в состоянии избавиться его трагикомический герой. Впервые Гончаров указывает на общий «обломовский» смысл образа жизни Ильи Ильича в авторском рассуждении о том, зачем Обломов пускал к себе таких ничтожных людей, как Тарантьев и Алексеев. Здесь, дается и ответ: «… кажется, затем, зачем еще о сю пору в наших отдаленных Обломовках, в каждом зажиточном доме толпится рой подобных лиц обоего пола, без хлеба, без ремесла, без рук для производительности и только с желудком для потребления, но почти всегда с чином и зва нием» (IV, 43). Но здесь, в первых главах романа, еще нет того всеобъемлющего художественного синтеза, который раскрылся в слове «обломовщина». Нет этого синтеза и в первом упреке Андрея Штольца: «Ах, вы обломовцы! — упрекнул он. — Не знают, сколько у них денег в кармане!» (174).
Автор и его герои на первых порах как бы ищут то многозначимое обобщающее слово, которое было бы способно определить и озарить сокровенную сущность того, что составляет пафос всей жизни Ильи Ильича. Штольц находит это слово во время дискуссии с другом о том, какой должна быть человеческая жизнь. Нарисованная Ильей Ильичем идиллия, поэтической жизни, в которой так существенны черты крепостнического, помещичьего общежития, решительно отвергается Штольцем:
«— Это не жизнь! — упрямо повторял Штольц.
«— Что же это, по — твоему?
«— Это… (Штольц задумался и искал, как назвать эту жизнь.) Какая‑то… обломовщина, — сказал он наконец.
«— О — бло — мовщина! — медленно произнес Илья Ильич, удивляясь этому странному слову и разбирая его по складам. — Об — ло — мов — щина!
«Он странно и пристально глядел на Штольца» (187).
Этот спор дан в первой части романа, он произошел в первый приезд Андрея Штольца. С этого момента определение «обломовщина» и заиграло на страницах романа. Утопию жизни, взлелеянную Ильей Ильи- чем, Штольц называет «обломовской» (187). Мечту об удалении из жизни и обеспеченном покое неумолимый друг Обломова определяет «деревенской обломовщиной» (188). Говорит он и о «петербургской обломовщине» (189). Во все сферы материальной и духовной жизни Илья Ильич привносит обломовское начало. Где Обломов как человек, индивидуальность, там и обломовщина как уклад жизни, как мораль, идеал и философия. Романист с изумительной верностью действительности, поэтически изобразил полное торжество обломовщины в первой части романа. Отношения Ильи Ильича с Захаром, со всем миром окружающих вещей и людей, весь его повседневный быт на Гороховой улице проникнуты обломовским началом. Герой Гончарова вносит обломовщину в свою дружбу с Андреем Штольцем, даже в любовь к Ольге, в свой идеал женщины и семейного счастья, в понимание философии счастья. Полное торжество обломовщины наступает вновь в четвертой части романа, на Выборгской стороне, в доме вдовы Агафьи Матвеевны, в котором, по словам Штольца, «та же Обломовка, только гаже» (401).
Слово «обломовщина» в романе звучит не только в устах Штольца, но и в устах других героев, и не только по отношению к Илье Ильичу. Последний признается, что он не один таков: «Да я ли один? Смотри: Михайлов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов… не пересчитаешь: наше имя легион!» (191). Гончаров понимает, что обломовщина не ограничена помещичьей Обломовкой, она встречается и в захолустной деревне, и в столице, пустила глубокие корни во всю русскую жизнь того времени и может поработить человека, даже далекого от Обломовки, чуждого ей по своему происхождению.
