В небольшом кафе с двумя рядами столиков вокруг приподнятой паркетной площадки несколько пар танцевали под «Малену» Тройлы. Народу было немного. Он заказал коньяк и кофе, достал туфли.
– Привет!
Он оглянулся. Лина, сухощавая узколицая учительница из El Tango, знакомая по прошлым приездам, углядела его с высоты своего роста и подошла поздороваться и расцеловать.
– Давно приехали?
– Только что.
– И прямо сюда?!
– Джетлаг – устал, а спать не могу.
– Ира знает, что Вы тут?
– Ещё не успел позвонить.
Ира, как и её подруга Лора, – его партнёрша по танго в Москве. Он обычно созванивался с ними перед милонгами и по очереди танцевал с обеими – на зависть снедаемому тщетными надеждами залу, в котором так не хватало мужчин.
Не нащупав занимательного предмета для светской беседы, повел Лину танцевать. Вскоре народу прибавилось, искусную тангеру снова пригласили, а ему остался стынущий кофе. Усталость брала своё. Он устроился поудобнее, раскачивая в пузатом бокале лужицу коньяка, и под завораживающие звуки «Una Emocion» начал вспоминать свой первый урок на Никитской.
К тому времени он уже около трёх месяцев занимался аргентинским танго. Увлечение началось случайно. Будучи по природе общительным, он тем не менее довольно редко соглашался ввязаться во что-то, отягощенное участием других людей. Поэтому он долго противился уговорам жены пойти учиться танцевать. И только непобедимый довод, что он всю жизнь сопротивлялся любому её желанию, а она всегда хотела танцевать, сыграл свою роль, и он согласился, надеясь, что идея умрёт сама собой. Жена выбрала сальсу, но на урок они опоздали и присоединились к группе бального танго. Встали в круг и стали повторять за всеми: шаг-шаг, шаг-шаг-шаг, поворот. Это было несложно, минут через десять стало скучно, а еще через полчаса урок, к счастью, закончился. Жене тоже не понравилось, и вся танцевальная идея могла бы благополучно умереть, если бы она случайно не узнала, что в еврейском центре работает класс аргентинского танго, и там занимаются много знакомых.
Когда они пришли, в большом зале, отделённом от сцены огромным тяжёлым занавесом, царило ощущение праздника. Звучала красивая музыка. Помещение было украшено воздушными шарами, на столе возле стены стояли вино и сладости. Женщины на высоких каблуках и в красивых платьях дополняли праздничную атмосферу. В кругу завороженных зрителей танцевала пара – обнявшись, они словно бы просто шли в такт музыке, но траектории их ног переплетались и соединялись, разбегаясь в разных направлениях и чудесным образом не запутываясь. Танец выглядел естественной импровизацией, рисунком напоминал замысловатое кружево и казался неимоверно сложным, приковывал взгляд и заставлял мысленно расшифровывать и расплетать этот орнамент, поражаясь неожиданным разворотам и пируэтам.
Мелодия стихла, зрители зааплодировали и потянулись к столу. Понравившийся танцор подошел познакомиться:
– Я преподаю здесь. Вам понравилось? Спасибо. Хорошо, что зашли. Как раз сегодня нашему клубу исполнился год. Милости просим.
Среди людей, собравшихся вокруг стола, оказалось немало знакомых, многие уже прозанимались год и с энтузиазмом приглашали присоединиться.
Как когда-то с теннисом, а позже с горными лыжами, увлечение танго оказалось внезапным и всепоглощающим. Подкупала, прежде всего, сентиментальность и прямота довоенного аргентинского танго, сплетение необычных шагов и дворовая лирика этих простых и наивных песен. Но стоило начать заниматься, как оказалось, что он не умеет ходить, держать равновесие, ровно стоять, слушать музыку, держать партнёршу перед собой. Никогда до этого он не чувствовал себя таким вопиюще неловким, таким чужим и неуклюжим гостем в собственном теле. Это расстраивало, сковывало, мешало освоить даже самую простую фигуру. Уроки превращались в источник постоянного недовольства собой – с облегчением и радостью, когда хоть что-то получалось. Вытанцовывать фигуры было интереснее, чем работать над техникой, однако желание осваивать танго не отпускало, и на практиках он с азартом претворял в жизнь разученные в классе или подсмотренные в интернете фигуры, отчасти махнув рукой на четкость движений. В партнершах, готовых принять его со всеми несовершенствами, недостатка не было – одинокие не слишком молодые женщины редко пропускали занятия, на практиках терпеливо ждали, когда их пригласят, и допоздна теснились в углу в надежде потанцевать с инструктором.
В московской командировке прерываться не хотелось – и он нашёл школу неподалеку от квартиры, по совпадению, тоже в Еврейском центре, договорился о частных уроках, а преподаватель в дополнение к частным отправила его посещать групповые занятия, чтобы оттачивать чуткость и технику с разными партнёршами. Вечерами в зале с резко спускающимися к окнам стрельчатыми потолками под крышей старинного здания можно было в неосторожном повороте разбить голову – но это не убавляло энтузиазма танцующих.
На первое занятие он опоздал, остался без пары и потому обрадовался, когда прибежала ещё одна опоздавшая, тонкой медноволосой змейкой скользнувшая ему в руки. Разучивая шаги милонги, он обратил внимание, как она грациозна и как легко перенимает все движения. В перерыве он узнал, что Лора занимается йогой и балетом, а на танго ходит только из-за своей подруги, которая «как раз сегодня не пришла». Через неделю они встретились уже как старые приятели, Лора познакомила его с подругой Ирой и её мужем, ярыми приверженцами танго и организаторами милонг. Сходили вместе на субботнюю милонгу, пошли ужинать, за разговорами просидели до утра и расстались друзьями.
Видимо он задремал, и не сразу сорентировался, когда позвонил двоюродный брат.
– Привет! Молодец, что приехал – один или с женой? Жалко, что не смогла. А сын здесь? Ну ничего, в другой раз увидимся. Собираемся в субботу, у Аньки, будут все. Не обсуждается.
Это было неожиданно. До сих пор она никогда не показывалась, когда близкие собирались по случаю его приездов в Москву. Он удивился, брат пояснил:
– У девочки проснулся интерес к семье. Потащила меня в Крым, дней десять вынимала душу – расспрашивала обо всех семи коленах израилевых.
Анна была для него не более, чем именем нарицательным в рассказе о трудной дочери, рано ушедшей из дома и не допускавшей родителей в свою жизнь. Он слышал, что она бросила университет, создала что-то там в интернете, долго не общалась с родителями, успела оставить двух или трёх мужей и живёт с детьми в загородном доме. В один из первых его приездов в Москву после пятнадцатилетнего перерыва он мельком видел её у брата и, наверное, не узнал бы, если бы встретил на улице. Через пару недель после случайной встречи она прислала лаконичное письмо, что хочет посетить США и просила «дорогого родственника» прислать приглашение. В ответ он запросил необходимую для оформления информацию, но на этом переписка оборвалась. Позже он спросил, почему она молча исчезла, и удивился практичной простоте:
– Изменились планы – решила поболтаться по Европе, незачем было объяснять.
Однажды, много лет спустя, она спросила:
– Как вообще вокруг тебя ходят люди и умудряются не терять от тебя голову, не тонуть в твоей улыбке, не коченеть от твоего голоса? Не понимаю.
– Очень просто, когда мы впервые увиделись – ты меня просто не заметила!
– Хм, – задумалась она, – видимо, ты притворялся не собой.
Закончив разговор и помахав танцующей Лине, он поехал спать. Наутро пошел снег и продолжался всю неделю, укрывая непроходимой ватной пеленой дороги, проезды и машины во дворах. И всю неделю он искренне радовался тому, что поселился рядом с работой. Суббота не оказалась исключением. Он серьёзно подумывал о том, чтобы не ехать к брату, когда позвонил телефон и низкий мужской голос сказал:
– Здравствуйте, это Петя. Меня просили заехать за вами.
Через полчаса он ёжился на обочине в ожидании машины и гадал, узнает ли племянника, которого помнил голубоглазым мальчишкой лет четырёх-пяти. Они дружили, когда жили в деревне в ожидании разрешения на выезд. Малыш оказался широкоплечим лобастым мужчиной среднего роста, с короткой стрижкой и косичкой на затылке. Он как раз вез знакомить с сестрой свою девушку, кардиолога из Боткинской больницы. Поговорили о погоде, о его операции на сердце; беседа заметно оживилась, когда оказалось, что девушка жила на Кубе и говорит по-испански. Испанский язык – его последнее увлечение, помогающее понять лирику танго и поддерживаемое изрядным количеством латинос в Калифорнии. За разговорами добрались до посёлка и после коротких переговоров с охраной подъехали по заснеженной дорожке к трёхэтажному домику на краю небольшого леса.
