— Я могла бы сэкономить время, отказавшись от глажки белья. Такая жертва вполне уместна.
— Это неплохо. Главное, не перекладывай свои обязанности на меня.
— Я? Да что ты!
Он опустил взгляд на письмо, которое держал в руке, и улыбка на его губах истаяла, точно отец не имел больше сил удерживать ее. Флер снова опечалилась, подумав, насколько он истощен постоянными ударами судьбы, горестями и финансовыми проблемами. Да, это давало ей дополнительный стимул ненавидеть семейство Хановеров еще больше.
— Не открывай письмо, — сказала она. — Просто выбрось его в мусорное ведро. Отличный будет компонент для компоста, как и все предыдущие.
— Так были и другие?
Ага, попалась! Флер пожала плечами:
— Несколько штук. Ничего заслуживающего внимания.
— Понятно. Что ж, можешь делать с ним все, что заблагорассудится, все равно оно адресовано тебе. И, похоже, оно пришло не с почтой. Его кто-то принес.
— Принес? — Она протянула руку за конвертом, чувствуя, что дрожит. — С какой стати Кэтрин Хановер писать мне?
— Может, она надеется, что ты уговоришь меня прочитать ее предыдущие послания. Может, она утратила доверие к Королевской почте и поэтому принесла его сама. — Отец пожал плечами. — А вдруг Кэтрин Хановер хочет предложить тебе работу? Если она собралась расширять свое дело, ей понадобятся рабочие руки.
— Ей больше уже некуда расширяться! — Теперь ее владения с трех сторон окружали шоссе, и для дальнейшей экспансии ей требовалась земля Гилбертов. — С какой стати бы она стала во мне нуждаться? Я садовод, а не продавец газонокосилок. Хановеры не занимаются садоводством с тех пор, как…
— С тех пор, как твоя мать сбежала с Филиппом Хановером? — закончил за нее отец. — Что ж, Флер, такое случается, ничего тут не попишешь.
На самом деле Флер не смогла говорить дальше не оттого, что вспомнила предприимчивого Хановера-старшего, а потому, что подумала о его бесчестном сыне. Вероломство, как видно, было в генах этой семьи, и на миг она ощутила сострадание к Кэтрин Хановер.
Однако Флер тут же пришла в себя. Кэтрин Хановер была мстительной и злобной женщиной, такой, какой Флер ни за что на свете не собиралась становиться. Хорошо уже и то, что отец считает, будто она оберегает его чувства. Главное, чтобы он не заподозрил правду.
— Я не собираюсь иметь ничего общего с Кэтрин Хановер, папа, — сказала Флер. — Я никогда не прощу ей, что она закатала асфальтом поля своего мужа и превратила его владения в садоводческий гипермаркет.
— Предположим, но она давала объявления в местной газете, что ей требуются сотрудники. Наверное, думает, что тебе нужны деньги. Или хочет, чтобы ты сама убедилась, какие деньги она зарабатывает.
— Ты так думаешь?
Разве новый «мерседес», одежда от модных дизайнеров и великолепная обувь не давали повода всем местным дамам умирать от зависти к Кэтрин, неужели ей не было этого достаточно?
— Нет, папа, она не настолько глупа.
Флер не успела открыть письмо, как часы в коридоре прозвонили без четверти восемь.
— О боже! — Она вскочила с места, натягивая жакет. — Том, скорее!
Пятилетний малыш бегом спустился по лестнице, сияя улыбкой:
— Да я готов, мама!
Сердце Флер сжалось. Сын старательно причесался, почти ровно повязал галстук под воротничком, забавно торчавшим у него за ушами, кое-как зашнуровал ботинки.
— Молодчина, Том.
Ее голос задрожал. Как быстро растет ее маленький сынишка!
— Ну что, ничего не забыл?
— Пенал, учебник, сменная обувь, деньги на обед, — принялся серьезно перечислять Том, загибая пальцы на руке.
— Умница! Дать тебе яблоко, чтобы съесть на переменке? Ну же, поторопись! Поцелуй дедушку, а я пока принесу твою куртку.
Мэтью Хановер стоял у окна спальни, дожидаясь появления Флер. Он не видел ее уже почти шесть лет, с той минуты их брачной ночи, когда вдруг приглушенно зазвонил ее мобильный телефон. Он схватил аппарат, намереваясь отключить его, но она уже успела разглядеть высветившийся номер звонившего, к тому же они оба понимали, что звонок отца Флер посреди ночи может значить только одно — что-то случилось.
Так оно и было. Мэтт беспомощно наблюдал, как счастье и радость покидают лицо его возлюбленной. Ее мать тяжело пострадала в автомобильной аварии, и нельзя было терять ни минуты. Он умолял Флер позволить ему довезти ее до больницы, ведь они теперь как-никак супружеская пара, но она оставалась непреклонной. Быстро обняв его, Флер отвернулась и проговорила:
— Прошу тебя, Мэтт, не сейчас. Папе и так очень тяжело.
И он позволил ей уехать, потому что видел, как ей больно. Может, он ошибался, решив, что ни к чему спорить в такой момент? Да, он отпустил ее, поцеловав на прощание и попросив звонить и сообщать, как там дела у ее матери. Проводив ее, он снова улегся в постель, еще хранившую аромат ее тела, и принялся ждать звонка, но позвонила не она, а его собственная мама, которая сообщила о смерти отца. Дженнифер Гилберт убила его, сказала она.
Входная дверь дома Гилбертов распахнулась, и собака-метис, очень похожая на колли, побежала к припаркованному рядом «лендроверу». Вдруг появилась и Флер, пугающе деловая в своем элегантном сером костюме. Какое-то мгновение она постояла неподвижно, сжимая в руках кейс, потом, точно невидимое бремя сильнее надавило на ее плечи, сгорбилась и побрела к машине.
Мэтью был рад — так ей и надо! Она заслужила свои страдания.
Но когда из дома выбежал маленький мальчик и устремился к матери, рука Мэтта непроизвольно прижалась к оконному стеклу, словно пытаясь дотянуться до ребенка.
Как Флер могла так поступить? Отказать ему в праве на сына?
Мэтт мог бы никогда даже не узнать о его существовании, не пришли ему какая-то добрая душа фотографии со школьного рождественского спектакля. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Томас Гилберт — его сын, но все-таки увидеть мальчика сейчас во плоти и крови оказалось гораздо тяжелее, чем он мог предполагать.
Флер тем временем открыла дверцу машины и подтолкнула сына вовнутрь. Мальчик, смеясь, что-то оживленно рассказывал матери.
Должно быть, Флер еще не прочла его письма; если бы она это сделала, ни за что на свете ей не удалось бы сейчас удержать на лице улыбку.
Если бы он хоть когда-нибудь приехал домой… Если бы он не избегал разговоров с матерью и не прерывал ее всякий раз, когда она пыталась рассказать ему о своей войне с Гилбертами… Если бы!
Прошлого не изменишь. Мэтту потребовалось некоторое время, чтобы закончить свои дела в Венгрии, передать управление агропромышленной фирмой, которую он создал там, своему заместителю и поспешить домой. Каждый день, казалось, тянулся как год, и тяжело было побороть искушение улететь в Англию первым же самолетом. Однако он знал, что не может допустить, чтобы срочные звонки деловых партнеров из Венгрии отрывали его от той важной миссии, которая ожидала его дома.
