со спинкой поудобнее. Если это давление, надо подержать голову спокойно, не двигаясь, может, пройдет головокружение.
За. Мер. Ла.
И в этот момент перед глазами поплыла чернота, в уши ударил последний часовой «тик», и руки почувствовали прикосновение к мягкой траве.
* * *
Скорее всего, в первые минуты таких ситуаций, вот как сейчас, пробегает мысль, что спишь. Мозг не может воспринять резкую перемену и начинает судорожно искать разумное объяснение. Ира сидела в ступоре, глядя на лесной пейзаж. По земле стелился небольшой туман. Прям низко-низко. Клоками. Она, не меняя позы, поводила глазами. Реальность не укладывалась в голове. Зрение, осязание и прочие органы чувств, не считаясь с ней, начали фиксировать окружение, не дожидаясь, пока она задастся вопросом «Где это я?»
Лес был не просто незнакомым, хотя да, ни разу не видела его прежде. Он был незнакомым лесом в том смысле, что вокруг не было ни одного дерева, цветка или травинки, которому она хотя бы отдалённо могла дать название. Ни берёз, ни ёлок, ни сосны. Все растения странные и причудливые. Даже в книгах на натуралистическую тематику ни разу таковых не видела. До слуха донёсся крик незнакомой птицы. В нос били запахи девственной природы, свежей земли. Голова кружилась нещадно: вокруг было больше кислорода, чем в самом заповедном сосновом бору. Трава мягкая, прямо стелется под руками. И опять же, ни одной знакомой травинки.
Сон?
Слишком реально, чтобы таковым быть. А где… комната? И где…
Страх накатил, стоило только мелькнуть в голове мыслям о семье. Ира вскочила и начала судорожно оглядываться, параллельно щипая себя за руку. Не сон. Но… где это она?
Фанат фантастики, она не могла не подумать про путешествия в иные миры. Но это же смешно! Может, это какое-то биологическое оружие, и она просто спит дома на стуле и ловит банальные галлюцинации? Или… она и правда надышалась какой-то дряни и видит сны? Такие реальные…
Она подняла глаза к небу и замерла. Вообще городские жители редко смотрят на небо. Народные приметы и наблюдения им заменяет гидрометцентр. Зачем смотреть в окно перед выходом за дверь, если в уголке экрана компьютера описаны и погода, и температура? На улице обычно смотришь под ноги или на указатели. Если выезжаешь в деревню, первое, что бросается в глаза и чему радуется взор, — это не пейзаж, а отсутствие прямых линий. Городской человек живёт под прямым углом: ходит по расчерченной улице, переходит дорогу по полосочкам, ищет на углах домов указатель правильной линии для своего движения. Только молодёжь в силу своего бунтарства старается преодолевать эту тягу к углам. Паркур, ролики, трюки на скейте — всё, чтобы перепрыгнуть, перешагнуть, перелететь. Срезать надоевшие до печёнок девяносто градусов. А потом вырастают и тоже вливаются в общее движение. Где уж тут смотреть на небо, указатель бы не пропустить.
Но здешнее небо стоило того, чтобы его увидеть. Лес был редким. Обычно так деревья растут где-нибудь на самой опушке. Или в поле, после вырубки и прореживания. Высокие кроны не мешали осматривать небеса. Первой мыслью Иры, когда она подняла глаза, была судорожная и паническая: «Это не Земля!» А о чём она могла ещё подумать, увидев сразу три солнца? Одно здоровое, слепившее глаза, и два поменьше. Первое было ярко-белым, второе сияло голубоватым оттенком, третье, не будь оно таким маленьким, походило бы на наше своим жёлтым отблеском. Странно, но при такой цветовой гамме светил, окружающий воздух ничем не отличался от привычного. Глаза, как и прежде, воспринимали траву как зелёную, небо голубым, стволы деревьев коричневыми. Или это просто оптический обман? По небу плыли облака, краешки которых переливались розово-голубым оттенком. Еле-еле. Но это создавало перспективу, делающую их визуально ещё более невесомыми, чем они есть.
Резкая перемена сезона тоже была, мягко говоря, шокирующей. Из декабрьской Москвы попасть в полнейшее буйство лета. Вот тебе и погуляла с лыжами.
И всё-таки где? И что делать? Идти? Остаться? Может, если не двигаться с места, всё кончится и она снова очутится дома? Но до чего же красиво! Мозг, по-видимому, пребывал в состоянии неразрешимой задачи, поэтому оценка окружения сильно притупила первый рефлекторный страх, и он не допускал даже мысли о том, что ситуация чрезвычайная и неплохо бы позаботиться о безопасности. Он фиксировал, фиксировал, фиксировал. Изумлялся и восхищался. Пока не стало слишком поздно.
Сетка, наброшенная на неё, и рывок, поваливший на ноги, были столь стремительными, что среагировать было практически невозможно.
— Эй! Что вы делаете? Отпустите!
Ира не успела разглядеть нападавших, её прижали к земле, стащили с лица сетку. Перед глазами постоянно маячили чей-то рукав и грязные руки. Она билась со всей дури, но куда ей… Внезапно её схватили за подбородок, отклонили голову назад, нажали пальцами на щёки, весьма болезненным движением раскрывая рот. В него потекла жидкость, которую невозможно было не проглотить, несмотря на отвратный вкус. После первых глотков её замутило, перед глазами всё поплыло, и, хотела того или нет, она уснула и уже не могла видеть, как её безвольное тело взвалили на плечо и потащили куда-то.
* * *
— Какая странная женщина, — сказал один из ловцов, когда спящую пленницу опустили на половичок. — Впервые вижу у человеческой женщины такие волосы. Да они почти до талии доходят!
— Ты на одежду посмотри. Что это за ткань, интересно? И кто та швея с золотыми руками, что сшила такое? Ты на нитки глянь! Идеально ровные стежки! И пусть мне выколют глаза, но на платье это точно не тянет. У людей законы поменялись или это…
— Что?
— Да не знаю я! Но ткань добротная. Из неё можно сшить много чего полезного. Кроме верхней тряпки, конечно. Эта тонкая, никуда не годится. Да и надписи — ты когда-нибудь такие видел?
— Неа. Может, это заклятье какое? Ну… для защиты.
— Валялась бы она у нас под ногами, если бы это было защитное заклятье! Нет… Но ты посмотри только: ты когда-нибудь видел настолько откормленное тело? И руки — ни одной мозоли! Даже у дам высокого достоинства людского народа есть мозоли на руках — от вышивания, а у этой — ни одной!
— А может… она больна чем? Когда
