подошел ближе и почти уткнулся лицом в штакетник. Настоящий штурвал. Такой, какой Колька только в кино и видел. Вот бы поближе его рассмотреть.
— Доброго дня, сосед, — радостно крикнул пан Тадеуш, заметив мальчика.
Колька отошел от забора.
— Ну, что стоишь, заходи, — пан Тадеуш кивнул в сторону штурвала. Знал, что Колька на него глядел так зачарованно.
Колька посмотрел в сторону дома. Дедушки с бабушкой не было видно. Наверное, они прятались от жары внутри дома, пили горький холодный чай из листьев малины и черной смородины, или слушали новости по радио.
— Звать-то тебя как? — спросил пан Тадеуш, когда Колька закрыл за собой калитку.
— Колька, — ответил он.
— Николай, значит, — почесал пан Тадеуш подбородок, — а по батюшке?
Колька округлил глаза.
— Петрович, — ответил Колька.
— Стало быть, Николай Петрович, — пан Тадеуш протянул руку, — будем знакомы.
— Будем знакомы, — зачем-то повторил Колька и пожал грубую мозолистую руку соседа.
Пока пан Тадеуш показывал мальчику дом, успел рассказать, как бороздил моря в свои двадцать с небольшим. Рассказал, как много лет назад приехал из Польши и купил вот эту самую дачу, где теперь и жил круглый год. Рассказал о доме, который стал для него родным. Он был скромным, одноэтажным, квадратов пятнадцать, не больше. Из мебели стол, стул и диван у окошка. В углу маленький холодильник и радиоприемник. В точности такой, как у бабушки с дедушкой, отметил Колька.
На полу вязаная дорожка из разноцветных лоскутов, на стуле рыболовная сеть, на стенах фотографии молодого моряка Тадеуша, трос, скрученный в кольцо, прибитый на гвоздь деревянный кораблик. На подоконнике стоял маяк, смастеренный самим паном Тадеушем из деревяшки, гвоздя и краски. На окошке простые цветастые шторы, от которых пахло порошком.
— У вас тут уютно, — сказал Колька.
— А как же ж иначе? — улыбнулся пан Тадеуш, — в доме должно быть уютно, Николай Петрович, чтобы жить было хорошо.
Колька широко улыбнулся, оголив белые зубы. Никто еще его не называл Николаем Петровичем.
— И маяк у вас красивый, — маяк Колька заприметил сразу, как они вошли в дом.
Сосед прошел к окну и взял маяк. Он был неровным, кое-где потрескавшимся, но каким-то особенным.
— Держи, Николай Петрович, — пан Тадеуш протянул маяк Кольке, — будешь в своем городе вспоминать старика Тадеуша.
Колька взял маяк в руки. Он был теплым от солнца, что падало на него через окно.
— Спасибо, — обрадовался Колька подарку, — а не жалко вам вот так просто отдавать такую красоту?
— А разве может быть жалко хорошим людям добро делать? — пан Тадеуш подмигнул, отчего морщинки вокруг глаз стали еще глубже и заметнее.
Лицо у него было доброе, улыбка наивная, почти детская, а голос негромкий и приятный.
— Вы всем новым знакомым так просто отдаете подарки? — поинтересовался Колька.
— Разве что таким любознательным и увлеченным, как ты, — усмехнулся моряк, — глаза у тебя горят, Николай Петрович, когда на маяк смотришь. Небось, подумываешь стать моряком? — пан Тадеуш прищурил глаза, а Колька вздохнул.
— Если бы, — обреченно ответил он, — мама с папой хотят, чтобы я стал юристом или финансистом. Дедушка думает, что мне стоило бы пойти в медицину и стать хирургом. А бабушке нравится профессия учителя. Она ведь раньше преподавала в школе литературу.
— А сам-то ты кем мечтаешь стать?
— Моряком, — тихо ответил Колька, будто боясь, что кто-то еще кроме него и пана Тадеуша услышит его, — но только это неважно.
— Важно! — воскликнул пан Тадеуш, — еще как важно, Николай Петрович!
Колька помотал головой.
— Вряд ли мои родители разрешат мне… — он не успел договорить.
— Только то и важно, — продолжал пан Тадеуш, — мечта — вот главный двигатель всего. Она делает тебя счастливым, особенно тогда, когда сбывается. Даже когда все вокруг так тщательно стараются жить по законам бытия, по правилам, выдуманным кем-то, делай то, чего просит твоя душа. Лишь тогда ты будешь счастлив, когда обретешь гармонию с собой, когда будешь заниматься любимым делом. Не слушай никого. Выбирай себя.
Пан Тадеуш кашлянул и присел на стул.
— Мама с папой сильно расстроятся, если я выберу море.
— А разве не станут ли они во много раз счастливее от того, что их сын будет счастлив?
Колька пожал плечами.
— Может, когда я вырасту, я еще передумаю, — сказал он.
— Может быть, Николай Петрович, может быть. Да только выбор свой всегда делай сам. Не давай никому решать за тебя, что лучше, а что хуже. Ты — хозяин своей жизни.
— А вы, пан Тадеуш, — Колька посмотрел в глаза старика, — всегда делали только то, что хотели?
Моряк помолчал, вздохнул и посмотрел в окошко.
— Я много раз ошибался, Николай Петрович. Многого не сделал. И всю жизнь корю себя за это, — он повернулся к мальчику и сменил тему, — нравится маяк?
— Еще бы! — радостно ответил Колька, — такого точно нет ни у кого из моих друзей!
— Если захочешь, могу и для твоих друзей что-нибудь сделать, — предложил моряк.
— Ой, у меня их много, — отмахнулся Колька.
— Разве бывает много друзей? — спросил вдруг пан Тадеуш, — друг — это не просто знакомый или человек, с которым ты говоришь, играешь, видишься и шутишь. Друг — это тот, кому ты можешь рассказать самое сокровенное и знать, что он сохранит все в тайне, поймет тебя и поддержит.
— Я рассказал вам о своей мечте, но ведь это не значит, что мы друзья, — возразил Колька.
— Ты рассказал мне о ней, потому что знаешь, что я не расскажу о ней никому из твоих знакомых, потому что я их не знаю. Так ведь?
Мальчик пожал плечами. Пан Тадеуш был прав.
— А кому из своих знакомых там, в городе, ты можешь о ней рассказать?
Мальчик задумался, вертя в руках подаренный маяк.
— То-то и оно, что никому, — протянул пан Тадеуш, — но ты не грусти. У тебя же ж вся жизнь впереди. А, быть может, даже этим летом ты обретешь друга. Такого старого, морщинистого в растянутой тельняшке и белой фуражке, — рассмеялся моряк.
— Я был бы рад дружить с вами, — сказал Колька.
— Ну, поживем — увидим, — тихонько произнес пан Тадеуш и снова взглянул в окно.
— Пойду я, — сказал мальчик, — пока бабушка с дедушкой меня не потеряли.
— Передавай им добрый привет от меня, — пан Тадеуш проводил Кольку до крыльца, а сам вернулся в сад. Работы еще было много.
Колька улыбнулся и довольный пошел домой. Он вышел за ограду, закрыл калитку и посмотрел на соседа, который уже принялся за работу. Он расставлял банки на своем длинном дощатом столе во дворе.
— А можно я к вам еще загляну, пан Тадеуш? —
