Я подошёл к капитану.
– А где старик?
– Какой старик, господин Огюст? – ответил кэп вопросом на вопрос.
Я хотел продолжит дознание и вдруг запнулся. В голове мелькнула мысль о том, что роль старика в «этом спектакле на водах», судя по изменившемуся отношению команды, каким-то непонятным образом перешла ко мне. Его же самого нет и быть больше не может, потому что есть… я.
Теперь, оглядывая вельбот, мой взгляд уже не искал старика за судовыми выступами и нагромождениями, а неспешно скользил по лицам матросов. И каждый моряк, встречавшийся со мной глазами, склонял голову, изъявляя немедленное послушание ещё не высказанной моей воле.
Я присел в углу капитанской рубки на тот самый стул, на котором ещё вчера восседал старик. В голове отчаянно пульсировала кровь. Необходимо было сосредоточиться и обдумать моё новое положение и тактику общения с командой.
«Переубеждать нет никакого смысла, – подумал я, – единственное, что могло бы их убедить, это присутствие старика, но его нет!» Я вспомнил, как старикан посмотрел на меня, когда я вместе с матросами покидал капитанскую рубку, исполняя его же приказ о немедленном отбое. Мне тогда показалось, что он глазами умолял меня остаться, словно говорил: «Стой же, я ещё не нагляделся на тебя! Побудь рядом…» Но я вышел, и старик на прощание не остановил меня.
– Господин Огюст, фарватер, предложенный вами вчера, слишком сложен даже для такого маневренного судна, как наше. Мы правим на шлейф, где мелководные каменистые пороги могут повредить корпус и создать нам определённые трудности. Прикажете не менять курс?
«Зачем он это сделал? – подумал я, понимая, что решение о порожистом фарватере было принято стариком осознанно. – Этой ночью закончилось его время, он успел передать мне права на собственную жизнь, но, похоже, не успел вложить в своё таинственное послесловие самое главное – желание жить! И теперь формула происходящего, лишённая энергии к продолжению жизни, работала на самоуничтожение!
– Да, мы меняем курс на обратный и идём в порт, – объявил я как можно более твёрдым голосом.
Предупреждая лишние вопросы и, не дай бог, возражения, я вышел из капитанской рубке, «вельможно» указав кэпу на штурвал, а рыжему верзиле на румпель.
Начался прилив, движение воды увеличило без того предельную скорость хода. Через три с половиной часа перед нами забрезжил тонкий горизонтальный силуэт берега. Ещё через час мы вошли в гавань Сан-Педро и причалили к пирсу набережной. Как только швартовый канат был наброшен на оголовок кнехта, я поспешил на берег.
Часть 5. Катрин
А теперь представьте изумление, которое буквально взорвало меня изнутри, когда я вышел на набережную. Как в сферическом кинозале, всё происходящее вокруг напоминало давно прошедшее время. Портовая архитектура и фасоны платьев горожан были похожи на бытовые зарисовки начального десятилетия двадцатого века. Высокие жёсткие воротники, широкие шляпы и причёски в стиле девушек Гибсона, худые, спортивные силуэты и однобортные костюмы мужчин – всё это давным-давно вышло из моды и многократно забыто ею. Однако, убедительная реконструкция человеческих предпочтений столетней давности реально искушала моё чувство исторической принадлежности.
Вдруг за моей спиной раздался хрупкий, как полевой колокольчик, крик:
– Хэй, Огюст! – я обернулся. Ко мне бежала молоденькая и лёгкая, как перо, девушка. Не успел я опомниться, как она увила мою шею тоненькими соломенными ручонками: – Огюст, Огюст, – шептала юная пэри, вжимаясь в мои небритые щёки, – ты вернулся, я так счастлива!
Ситуация!.. Крылами рук юная богиня обнимает вас, её густые шелковистые волосы щекочут вам ноздри и закрывают от глаз овал житейского моря, а вы… вы даже не знаете, как зовут вашу прекрасную незнакомку!
– Пойдём скорей! – девушка чмокнула меня в ухо и потянула за руку в сторону первой линии домов. – Мои с утра уехали в Торревьеху, я в доме одна, я так по тебе соскучилась!
Пока мы шли, она без умолку рассказывала мне новости прибрежного квартала, случившиеся в моё (?) отсутствие. Я же разглядывал архитектонику незнакомого мне времени и старался понять, что же на самом деле со мной происходит.
Мы подошли к старинному особняку. Главный фасад дома был украшен многочисленной затейливой колоннадой. Вдоль центрального портика на уровне второго этажа шёл просторный балкон, увитый старой виноградной лозой. Точно такую же архитектурную деталь я уже видел, когда мы со стариком переходили улицу… Пологие фронтоны дома посверкивали красной недавно положенной медью. Во всём чувствовалась умная мужская рука и женское внимание к мелочам.
– Пойдём же! – девушка открыла ключом высокую парадную дверь и буквально втолкнула меня в прихожую. Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору и оказались в просторной светлой зале. Три огромных окна наполняли высокие своды залы россыпями золотистого света. Я невольно улыбнулся, разглядывая дивный солнечный аквариум, в котором человек должен был по замыслу архитектора ощущать себя весёлой рыбкой, потерявшей связь с земной гравитацией.
– Ну что ты стоишь? Идём! – мы обогнули высоченную китайскую ширму и вошли в уютный, уставленный мягкой мебелью уголок.
Тут я заметил небольшой кремового цвета листок бумаги, подколотый к ширме на поперечную шёлковую вязь. Листок был исписан крупным неровным почерком. Я разобрал только первую строку: «Катрин, любимая…»
– А, это… – девушка поморщилась, – это Рикардо, мой двоюродный брат. Влюбился в меня, как мальчик! Я ему говорю: «Рикардо, я же тебе сестра, ты не должен меня любить как женщину», а он за своё: «Браки заключаются на небесах. Кто там знает, что ты моя сестра?» Я ему говорю: «Бог всё про нас знает, и Дева Мария тоже!» А он: «Ну и пусть знают. Я всё равно тебя люблю и хочу на тебе жениться!» Тогда я рассказала отцу про проказы Рикардо…
– И что отец? – спросил я, думая совершенно о другом.
– Отец любил Рикардо и сказал: «Он смелый!»
– И что же дальше?
– Дальше? Да ничего. Рикардо не вернулся из плавания. Говорят, слишком много выловили дорадо и перегрузили яхту. Из того звена не вернулся никто. А на следующий день мне сказали, что видели твой вельбот у Розовых островов целым и невредимым. Я так за тебя обрадовалась, что совершенно не могла скорбеть по Рикардо, когда его память отпевали в церкви. Отец тогда на меня страшно разозлился: «Твой брат не вернулся, а ты даже слезы не прольёшь!» Вот так.
Девушка опустила голову на волю моего суда и добавила:
– Ты не обижайся. Я тебя так долго ждала, я ни в чём перед тобой не виновата! Ты мне веришь?
– Конечно, верю, Катрин, – ответил я, наслаждаясь событием, указавшим имя моей «возлюбленной».
Она присела на диван.
– Иди ко мне…
Я опустился перед ней на колени и поцеловал её ладонь:
– Катрин, я очень по тебе соскучился, но, милая, я так устал. Позволь мне передохнуть с дороги, – я говорил медленно, стараясь правильно подбирать слова.
– Конечно! – Катрин облегчённо улыбнулась и весело спорхнула с дивана. Ни тени смущения или огорчения от моей неловкости я не увидел на её лице, вновь искрящемся любовью и трогательной заботой обо мне.
– Я провожу тебя в твою комнату! Отец разрешил, чтобы ты жил у нас. Он хочет с тобой поближе познакомиться и надеется подружиться. Пошли!
Катрин проводила меня на первый этаж в крохотную любовно убранную комнату. Без лишних слов она нежно поцеловала меня в щеку и вышла, прикрыв за собою дверь.
Я остался один. «Что происходит? – в моей голове кружилась обида на продолжение жизни в ином времени, с незнакомыми мне людьми… Конечно, нельзя сказать, что в своём времени я был востребован и счастлив. Я рано потерял родителей, с любимой девушкой отношения так и не сложились. Она не смогла принять моё хроническое безденежье, а я – её высокомерную заносчивость по пустякам и внутренний настрой на всеядный разорительный шоппинг. «Тут, пожалуй, такого нет», – подумал я.
Я стал перебирать в памяти впечатления дня и с удивлением обнаружил, что отсутствие техники на улицах, за исключением двух – трёх забавных автомобилей с ревущими, как львиный прайд, двигателями и вдобавок выхлопными трубами, извергающими клубы чёрного дыма, меня нисколько не напрягало. Наоборот, я с трогательным удовольствием наблюдал многочисленные конки и большие, не по размеру человека велосипеды. Пока мы с Катрин шли от набережной к дому, меня так и подмывало остановить рукой какую-нибудь проезжающую мимо пустую конку и развалиться на её кожаном сидении, поглядывая свысока на осанистое дефиле идущих мимо горожан.
Часть 6. Хуан Антонио Гомес Гонзалес де Сан-Педро…
