Девочка уже была на ногах и трусливо бежала по дороге. Спутники присоединились к ней во все нарастающей панике. Упали первые капли, и тут ведьма увидела — не лицо девочки, нет. Башмачки! Серебряные туфельки сестры переливались всеми цветами радуги даже в сгущающейся грозовой темноте. Сверкали, как желтые бриллианты, как кровавый янтарь, как пламенные звезды.
Если бы она сразу заметила башмачки, то не слушала бы все эти бредни. Но девочка так неудачно сидела. Теперь же ведьма вспомнила про свою нужду. Башмачки! Разве мало она претерпела, разве не заслужила их? Она бы сию же минуту упала камнем с неба и вырвала сокровище у нахалки, если бы только могла.
Если бы могла… Но гроза была для ведьмы страшнее, чем для принесенной ураганом девчонки и для соломенного чучела, которое могло вспыхнуть от молнии. Нельзя, нельзя было бросаться в открытый бой, когда вокругтак ужасно сыро. Ведьма забилась под могучие корни черной ивы, где ни одна капля ее недостанет, и приготовилась пережидать грозу.
Ничего, она еще выберется. Жестокая страна Оз иссушила ее и отшвырнула прочь. Ведьму бросало то туда, то сюда, как семечко, слишком сухое, чтобы прижиться и прорасти. Но проклятие должно лежать на стране, а не на ней. Ведь, несмотря на искалеченную жизнь, разве не достались ей невиданные способности?
Не беда, что путники улизнули. Она умеет ждать. Они еще встретятся.
Часть первая
МАНЧУРИЯ
КОЛЫБЕЛЬ ЗЛА
— Думаю, пришел мой срок, — сказала из постели женщина. — Смотри, как меня разнесло.
— Сегодня? — спросил муж. — Как раз в твоем духе: выбрать самое неподходящее время.
Он стоял у открытой двери и всматривался вдаль, поверх озера, полей и зеленых холмов, где едва виднелась деревня Закамышье и тянулся дым от утренних костров.
— Хуже день не придумаешь, — добавил он. — Естественно.
Жена зевнула.
— Можно подумать, я специально выбирала. С природой, милый, не поспоришь. Живот растет-растет, а когда расти больше некуда, приходится рожать. Тут уж ничего не поделать. Главное — не мешать.
Она приподнялась на локтях и выглянула из-за круглого живота.
— Такое чувство, будто я заложница в собственном теле. Пленница ребенка.
— Возьми себя в руки. — Муж подошел к постели, чтобы помочь ей подняться… — Считай, что это испытание для твоего духа.
— Взять себя в руки? — повторила жена и рассмеялась. — Да разве ж это я? Так, одна оболочка, вместилище для растущего внутри паразита.
— Подумай обо мне, — попросил муж. Он и впрямь пытался уговорить ее сегодня не рожать.
— Фрекс, — решительно сказала она. — Когда извергается вулкан, ни один священник в мире не заставит его потухнуть.
— Что скажут мои собратья?
— О, наверняка что-нибудь вроде: «Брат Фрекспар, как ты позволил своей жене рожать первенца в столь ответственный день? До чего недальновидно с твоей стороны, какая слабость. Нам придется лишить тебя сана».
Она, конечно, дразнила мужа: снять с него сан было некому. Ближайший епископ находился слишком далеко, чтобы интересоваться здешними делами.
— Но нельзя же так не вовремя!
— Честное слово. Фрекс, ровно половина вины тут твоя. Ты все-таки тоже к этому причастен.
— Можно, конечно, рассуждать и так, хотя я сомневаюсь.
— Сомневаешься?!
Она запрокинула голову и расхохоталась. На шее напрягся мускул, спускавшийся к ямке над грудиной, как ручка серебряного половника. Даже после сна, с огромным животом, женщина была величественно прекрасна. Распущенные волосы походили цветом на мокрую опавшую дубовую листву, играющую на солнце. Муж презирал ее за благородное происхождение, уважал за добровольный отказ от легкой жизни — и вдобавок к этому умудрялся еще и любить.
— Сомневаешься, что ты отец? — вдоволь насмеявшись, сказала она и уперлась рукой в подголовник. Фрекс взял жену за другую руку и помог сесть в постели. — Или что мужчины причастны к рождению детей?
Она поднялась — огромная, словно ходячий остров — и, все еще посмеиваясь, вышла из дома. Одеваясь, муж еще долго слышал ее смех из уборной.
Фрекс расчесал бороду, намазал волосы маслом, зачесал их назад и закрепил заколкой из кости и сыромятной кожи. Его лицо сегодня должно быть открыто, а мимика выразительна и понятна на расстоянии. Он втер в брови немного сажи, провел румянами по щекам, подвел губы. Красивому священнику и доверия больше.
Во дворе, служившем им кухней, Мелена готовила завтрак. Она двигалась вперевалку, но не грузно, как все беременные, а словно гигантский воздушный шар, волочащий по земле веревки. В одной руке она несла сковороду, в другой — пару яиц и пучок лука. Тихо-тихо, чтобы не услышал муж, она мурлыкала песню.
Фрекс тем временем облачился в рясу, застегнул белый воротник, обул сандалии и, достав из-под комода два письма от священника из деревни Суходревье, тут же спрятал их за пояс, подальше от глаз жены. Если Мелена их увидит, еще чего доброго тоже захочет пойти в Закамышье и поглазеть на предстоящее зрелище.
Пока Фрекс пробовал голос к выступлению, Мелена перемешивала яичницу деревянной ложкой. За озером звенели бубенчики коров, но она слышала не их, а что-то другое, внутри себя. Звук без мелодии, точно музыка из сна, которую не вспомнить, кроме как по оставленному приятному впечатлению. Может, это ребенок поет у нее в животе? Видно, будущий музыкант.
Из дома доносились слова Фрекса. Он импровизировал, разогревался перед боем, готовил доводы для спора, в очередной раз убеждал себя в своей правоте.
Как там пела когда-то ей няня?
Утром родился —Горем умылся;Днем рожден, значитГорько поплачет;Вечером роды —Горе на годы;Ночью рожденье —Не исключенье.
Мелена вспоминала теперь песенку с улыбкой, как шутку. Горе — неизбежная составляющая жизни, а мы тем не менее продолжаем рожать детей.
«Дурочка! — в мыслях обругала ее няня. — Разве ты не знаешь, что мы рожаем только в молодости, а когда нахлебаемся бед, наше благоразумное чрево в отвращении засыхает?»
«А как же мужчины? — возразила Мелена. — Они-то не засыхают до самой смерти».
«Ох эти мужчины, — вздохнула няня. — Уж на что мы, женщины, тугодумы, а эти вообще не способны учиться».
— Завтрак готов, — позвала мужа Мелена и выложила яичницу на деревянную тарелку. Ничего, ее сын не будет таким болваном, как остальные. Она научит его, как побороть горе.
— Настали трудные времена для нашего общества, — произнес Фрекс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
