Сарай, где держали пленных, был расположен на краю деревни. Рядом находилось большое пепелище, которое отделяло сарай от остальных домов, а так как сгорело строение не до конца, то частично загораживало от возможных любопытных взглядов. Ближайшие ко мне дома стоят за заборами, на окнах белеют занавески, да и дворы в густой зелени. Заметить то, что произошло, можно было только в том случае, если кто-то будет стоять прямо сейчас у окна и смотреть в нашу сторону, но в любом случае надо как можно быстрее убрать труп от чужих глаз, но сначала я бросил взгляд на деда. На его голове была соломенная шляпа, из-под которой выбивались давно не стриженные седые волосы. Загорелое морщинистое лицо. Седые усы свисали вниз, переходя в лохматую бороду. В глазах растерянность и страх.
«Надо успокоить человека. Источник информации».
– Сиди спокойно, отец, и останешься жив. Обещаю.
Он зачем-то несколько раз кивнул головой, а потом стал быстро-быстро креститься.
– Господи, спаси, господи, спаси… – донеслось за моей спиной тихое бормотание старика.
Не успел я схватить труп солдата за руку, как мне на помощь пришел крепко сбитый дядька в нательной рубахе и кальсонах. Его голова была наголо обрита, в отличие от лица, заросшего щетиной, которое было в синяках и кровоподтеках. Вдвоем мы затащили мертвеца за избу и кинули в бурьяне, который в изобилии рос за сараем. Только сейчас я обратил внимание, что за околицей расстилается широкая степь. Порыв ветра словно поднял волны в этом серо-зеленом море, принеся с собой ароматы разнотравья. Солнце грело, но не так сильно – дело шло к вечеру. Мозг автоматически отметил, что там, где я умер, был февраль.
«Там зима, тут лето».
Я позволил себе на минуту отвлечься. Передо мной всегда ставили задачи, которые, в принципе, решались, и пути их решения упиралась только в материальные и человеческие ресурсы, вот только в данной ситуации не было логики, которая могла бы объяснить мое появление здесь, зато были неподдающиеся объяснению факты. Там я умер и возродился здесь, отброшенный назад во времени, в теле умирающего офицера. Вторым пунктом шел якобы сон, который я видел, перед тем как очнуться. Правда, с выбором, который я якобы сделал, было как раз неясно. Зачем мне дали второй шанс, если я об этом не просил? Или это и есть задание, которое мне надо выполнить в этом времени? Время на размышление закончилось. Теперь мне срочно, прямо сейчас, была нужна информация, которая должна дать основу для решения задачи по моему выживанию. Посмотрел на своего коллегу по несчастью. Похоже, он все это время наблюдал за мной. В его взгляде, похоже, был весь набор эмоций, от настороженности до любопытства.
«Если я здесь умер, а потом ожил, то вполне понятен его взгляд», – подумал я, но сказал другое:
– Я частично потерял память, поэтому мне нужно быстро разобраться в ситуации, чтобы выжить. Впрочем, судя по ситуации, это касается не только меня, но и всех вас.
Его глаза чуть расширились, что говорило о еще большем удивлении, но при этом он сохранил самообладание, не стал задавать ненужные вопросы и просто кивнул головой.
– Тогда продолжу. Те двое солдат приехали с телегой, чтобы похоронить мертвеца, то есть меня, я правильно понял? Еще. Мы все пленные, которых скоро должны были расстрелять красные?
– Вы все правильно поняли.
– Тогда нам сейчас надо выиграть время, а значит, создать видимость, что все идет хорошо. Для этого надо переодеть одного человека в красноармейскую форму, пусть изображает часового у сарая. Остальным не выходить. Идемте. Мне надо поговорить со стариком.
После моих слов взгляд бритоголового сразу изменился, стал внимательным и цепким, но решение принял сразу:
– Идемте, поручик.
«Значит, поручик. Примем к сведению».
Из сарая, за исключением нас, никто не выходил, но за порогом, в шаге от двери, стояли двое пленных с винтовками в руках. Бросил быстрый взгляд на них, ожидая увидеть в их глазах отчаяние, но ничего похожего не нашел. Босые и избитые, в нижнем белье, офицеры в то же время излучали решительность и готовность идти до конца. К одному из них быстро подошел бритоголовый и о чем-то тихо стал говорить. Я встал так, чтобы быть прикрытым дверью сарая, после чего подозвал деда, продолжавшего так и сидеть в телеге. Его лошадь, опустив голову, помахивала хвостом, отгоняя оводов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Разомни кости, старик. Мне нужно с тобой поговорить, – для полной убедительности я махнул рукой, подзывая его.
Крестьянин неохотно, со смертной тоской в глазах, слез с телеги и медленно подошел ко мне. Его состояние было мне понятно. В его глазах мы были смертниками, которых не сейчас, так потом расстреляют. Вот только до этого они убьют его, так как им совершенно нечего терять. Стоило ему подойти, как я, добавив в голос уважения, спросил:
– Как зовут тебя, отец?
Дед, услышав вопрос, удивленно уставился на меня, словно спрашивая: я все правильно услышал?
– Митричем кличут, ваше благородие, – голос старика был робкий, заискивающий.
– Митрич, скажи мне: какой сейчас год? – не удержался я от вопроса, хотя в данный момент тот ничего для меня не решал.
– Кто ж его знает, вашбродие. Ранее по церковным праздникам считал…
– Конец июня 1918 года, поручик, – прозвучал за моей спиной голос бритоголового.
– Ясно. Теперь скажи мне, Митрич, что за войска в вашей деревне стоят.
Спустя пять минут стало известно, что в деревне стоит хозяйственный взвод какого-то там красного полка, который будучи сильно потрепанным в боях с гетманцами, был отведен на переформирование и определен на постой в этой деревне из-за сохранившейся здесь кузницы. Среди солдат взвода было два десятка умельцев-кожевников и оружейников, которые занимались ремонтом сбруи и оружия. Еще крестьянин рассказал, что у дома бывшего старосты, где теперь жило красное начальство, стоят две отремонтированные тачанки с пулеметами.
– Только патронов в них нема, – предупредил дед, который уже отошел от страха и потихоньку разговорился.
– Спасибо, отец. Мне подумать надо.
В моей голове уже сложился первый пазл. Я, как и все остальные офицеры, был захвачен и теперь находился в плену у красных. Такие эпизоды встречались во многих исторических фильмах. В большинстве случаев они заканчивались побегом, а дальше все зависело от политической направленности сценариста. Только здесь была не съемка. Быстро прикинул обстановку. Несколько человек в нательном белье при двух винтовках. Противник – взвод или немного больше, при тридцати винтовках и двух пулеметах. Нет, при четырех, если патроны под пулеметы на тачанках найдут. Есть еще один хороший момент. Дело к вечеру, начинает темнеть. Если нас не хватятся сразу, то у нас впереди целая ночь. За моей спиной кто-то резко передернул затвор. Крестьянин дернулся всем телом, словно хотел бежать, но в следующую секунду поник, словно принимая свою судьбу, какая бы она ни была. Я обернулся, разглядывая своих коллег по несчастью. На ногах было четверо, а еще один лежал на кучке соломы. Трое были полураздетые и босые, четвертый был одет в солдатскую форму, но стоял босой, видно сапоги мертвеца ему не подошли. Лицо лежащего мужчины в полумраке я рассмотреть не мог, но судя по тяжелым хрипам и надсадному кашлю, у него было что-то нехорошее с легкими. Все четверо мужчин, судя по их лицам, в достаточной степени познакомились с крепкими пролетарскими кулаками. Слева с краю стоял полноватый мужчина, лет сорока пяти. Он близоруко щурился. Его лицо с пышными усами выглядело вполне добродушно. Ни одной угрожающей черточки. Рядом с ним стоял бритоголовый крепыш. За ним стоял, с жестким лицом и колючим взглядом, долговязый офицер. По какому-то внутреннему наитию я окрестил его «тевтоном» и, как потом оказалось, не ошибся. Именно он был одет красноармейцем. Последним был жгучий брюнет, имевший приятную внешность и голубые глаза. Этакий любимчик женщин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Только не сегодня. Сейчас на его опухшее от побоев лицо клюнет лишь подзаборная шалава и то потребует деньги вперед».
