Ринтын попытался представить себе, как это мыши занимаются меной. И кто согласится обменять вкусные корешки на горький табак? Ринтын недоверчиво посмотрел на бабушку.
Перекладывая в свой мешок сладкие корешки, бабушка уговаривала невидимых мышей беречь табак и не тратить его попусту.
Ринтын бродил между камнями, отыскивая мышиные и горностаевые норы.
Гоняясь за пестрой, с разрисованной спинкой букашкой, Ринтын зацепил носком торбаза паутину и разорвал ее.
— Бабушка! Я порвал паучью сеть! — крикнул Ринтын.
— Кэкэ! Что ты наделал? Чем теперь паук будет добывать еду себе и своим детям?
Ринтын страшно перепугался и робко предложил:
— Может быть, ему тоже положить табак?
— Что ты? Паук не любит табака. Вот положи лучше это, — бабушка дала кусочек сушеного мяса. — И пообещай ему завтра же принести новую, крепкую сеть…
Возвратившись под вечер домой, они увидели растянутую костяными палочками прямо на земле сырую моржовую шкуру.
— Откуда моржовая шкура? — спросила бабушка, входя в ярангу.
— Приз это. Кмоль получил, — ответила тетя Рытлина.
— Сегодня состязания были?
— Нет. Это премия лучшему охотнику. Придется сегодня Ринтыну ночью ее покараулить. Не то собаки объедят. Высохнет, к зиме новую покрышку на ярангу настелем. Ринтын, покараулишь ночью, а днем поспишь, — ласково сказала тетя Рытлина.
— А как же сеть для паука? — спросил Ринтын бабушку.
— Э! — махнула рукой бабушка. — Паук давно забыл о твоем обещании и сделал себе новую.
3
Сложив вокруг себя кучки из камней и побелевших от бремени моржовых ребер — все, чем можно было отпугнуть подбиравшихся к растянутой моржовой коже голодных собак, Ринтын уселся у стены яранги.
Ветер начал стихать. Небо очистилось от облаков, и коегде заблестели тусклые осенние звезды. Было холодно: с каждым днем уходило летнее тепло, чувствовалось дыхание подходивших льдов. Днем при чистом свете осеннего солнца на вершинах гор блестел свежий снег. Большинство птиц улетело на юг, в теплые края. И только изредка запоздалая журавлиная стая пролетала высоко в небе, наполняя пространство между небом и землей жалобным курлыканьем.
На моржовом лежбище возле Инчовинского мыса закончился забой. Вельботы и байдары перевозили в Улак кожи, бивни, кымгыты — рулеты моржового мяса. Охотники разбрасывали по тундре приманку для зимнего песцового промысла.
Недавно улакцы ездили к кочующим оленеводам. Вельботы, тяжело нагруженные пузырями с топленым жиром, лахтачьими ремнями, моржовыми кожами, купленными в магазине котлами, чаем, сахаром; топорами и другими нужными в хозяйстве вещами, поплыли по лагуне к распадку, где издавна происходили встречи между оленными и приморскими жителями Чукотки. Конечно, все эти вещи кочевники могли купить и сами, но уж исстари так повелось.
Осенние встречи были большим праздником для зверобоев и оленеводов, и никому не хотелось отказываться от такого приятного обычая. Когда улакцы вернулись с оленьими тушами, шкурами для одежды и постелей, несколько дней воздух в стойбище был напоен ароматом вареного оленьего мяса. Ребятишки дрались за право обгладывать оленьи ноги, чтобы затем вынуть из них розоватый, тающий во рту, нежный костный мозг.
Улак готовился к зиме. Поднимали и прочно закрепляли на высоких стойках байдары и вельботы. На крышах яранг меняли устаревшие, подгнившие моржовые кожи. В ярангах было светло и празднично — дневной свет проходил сквозь прозрачные, не успевшие потемнеть покрышки. В холодные зимние дни тепло ценится особенно дорого, поэтому зимние пологи обкладывались со всех сторон сухой травой. Чинились зимнее охотничье снаряжение, нарты, собачья упряжь.
Такие хлопоты перед наступлением зимы повторялись из года в год. Но вот уже несколько лет к этим хлопотам прибавлялось еще ожидание парохода. Каждый год приходил в Улак пароход с новыми товарами для магазина, с лесом для строительства домов, с новыми ружьями для охотников, патронами, капканами. Уходил пароход, и обязательно что-нибудь менялось в облике стойбища. Годы стали отмечать большими стройками, и в разговорах то и дело слышалось: "Это было в тот год, когда построили полярную станцию", "Мой сын родился в год, когда построили школу", "Мы поженились летом, когда строилась пекарня"…
Но, пожалуй, как никогда, жители Улака ждали парохода в эту осень. Он должен был привезти электричество! Привезти новый свет, который еще никогда не горел в ярангах чукчей. Каждый день на полярную станцию приходили вести о приближении парохода к Улаку. Около магазина, где вечерами собирались охотники посидеть на завалинке, можно было узнать все новости о пароходе, вплоть до подробного рассказа о ветродвигателе.
Ринтын никак не мог представить себе, как это будет гореть электрический свет. Да и бабушка говорила, что этот диковинный свет, может быть, и хорош для деревянных домов, но вряд ли подойдет для яранги.
Ночь подходила к концу. На востоке еще не было проблеска зари, но по тому, как похолодал воздух, чувствовалось приближение утра. Ринтын стоял у стены яранги в позе, исключающей полностью, по его мнению, возможность уснуть: вытянувшись, как палка, он прислонился к яранге. Но стоило ему немного задремать, как ноги подкашивались и он оказывался на земле. Чтобы не уснуть, Ринтын старался все время о чем-нибудь думать.
Он помнит, как строили в стойбище школу. Раньше ученики собирались в круглом, похожем на ярангу домике. Теперь там размещается колхозный клуб. Новая школа куда больше старой. В ней четыре большие классные комнаты, квартира для директора, кухня и еще одна маленькая комната с окнами на север — учительская. Во время больших праздников стена двух смежных классов раздвигалась, и получалось что-то вроде зала.
Однажды Ринтын был в школе на встрече Нового года. Посреди зала стояла елка. Длинные полоски папиросной бумаги, выкрашенные в зеленый цвет, изображали хвою. Елка была украшена разными игрушками, а на концах ветвей горели свечи. Ринтыну она показалась настоящей лесной красавицей, чудом, выросшим здесь, в комнате. Во всех углах стояли ведра с водой — на случай пожара. Ученики старших классов в масках, изображающих животных, которых они сами-то никогда не видели, взявшись за руки, кружились вокруг елки. На сцене играл струнный оркестр работников фактории. Ринтына заинтересовал один человек, пальцы которого, как спугнутые мышки, бегали по грифу мандолины. Худое, длинное лицо его выражало невозмутимую серьезность, неподвижные глаза смотрели прямо перед собой. Когда играли "Марш буденновцев", человек громко цокал языком, изображая стук копыт, а его огромный кадык, похожий на застрявшую кость, прыгал в горле вверх и вниз.
Появился дед-мороз с большой белой бородой и красным носом. Малыши запищали, но Ринтын не чувствовал ничего, кроме любопытства и желания поскорее получить подарок. Все столпились вокруг деда-мороза, и в этот момент кто-то нечаянно толкнул одну из свечей. Елка вспыхнула. Дед-мороз завизжал, сорвал бороду и бросился вон из зала. Ринтын успел с удивлением заметить, что это вовсе никакой не старик, а учительница Зоя Герасимовна. Старшие ребята не растерялись, повалили на пол горящую елку и залили ее водой из заранее приготовленных ведер. Все сильно перепугались, некоторые убежали, позабыв о подарках. Вернувшаяся в зал уже без бороды и красного носа Зоя Герасимовна закончила раздачу подарков.
Ринтын с удовольствием вспоминает маленький кулечек, наполненный конфетами и сладким печеньем. Он долго их обсасывал, все время борясь с желанием вонзить зубы в сладкую мякоть.
…Ринтын и не заметил, как к дальнему углу моржовой кожи подкралась собака. Только тогда, когда подошла вторая, которая, вместо того чтобы потихоньку полакомиться, затеяла с первой драку, он очнулся и бросился к ним.
Удачно брошенные два моржовых ребра попали в цель, и собаки, жалобно повизгивая, убежали в темноту. Мальчик скова стал думать о школе. Он давно завидовал счастливцам, которые уже учились и важно ходили по стойбищу с сумками, набитыми книгами. Конечно, не всему, что они говорили, можно было верить, но все представляло интерес. Даже взрослые хитро улыбались, слушая рассказы о том, что Земля круглая, как нерпичья голова! Старик Рычып, услышав эту потрясающую новость, воскликнул: "Надо скорее запасти воды, а то она, чего доброго, вся стечет!"
К рассказам о далеких городах, о странах, жители которых не знают, что такое снег, Ринтын относился так же, как к волшебным сказкам слепого Йока: и верилось и в то же время не верилось. А все-таки где-то были же эти сказочные города с домами в несколько этажей! С грохочущими, диковинными машинами, с толпами людей, разговаривающих на чудном языке!
В душе мальчика росло желание понять, увидеть своими глазами неведомый, далекий мир. Ринтын пристально вглядывался во все новое, что было вокруг него. Рядом находилась полярная станция, в фактории работали русские люди, русские учителя преподавали в школе. Приходили пароходы. Матросы, закончив разгрузку, ходили по улице Улака, и собаки, подавленные видом незнакомых людей, поджав хвосты, забивались в чоттагынах, не смея высунуть носа на улицу. И все эти люди жили какой-то непонятной мальчику жизнью, казались существами совсем другого мира.
